Человек в маске мчался к ним, держа ястреба перед собой, словно щит. Он спрыгнул с выступа, находившегося на высоте человеческого роста, практически свалившись на Розану, и напал на нее, используя птицу как оружие.

Девушка ничего не видела, но она поняла, чего добивался убийца. Птичий клюв больно ранил ее.

- Умри, умри, умри,- бубнил голос из-под маски.

Розана представила себе мужчину, который назвался Мэком Ругером, и его перекошенное лицо под черным кожаным чехлом.

Ястребиный клюв рвал ее одежду. Птица все еще была жива. Нож проткнул ее, однако она цеплялась за жизнь, пока не исполнит Замысел.

- Умри, умри, умри…

Боевой Ястреб - Анджей Робида - сам был похож на птицу, которая бьет и рвет свою жертву клювом.

- Умри, умри, умри…

«Боги, - подумала Розана. - Что, если Шпильбруннер ошибался?» Что, если в последнее мгновение своей жизни она увидит, как Боевой Ястреб взмывает ввысь, гордо расправив крылья и поджав окровавленные когти?

Страх накрыл ее в то мгновение, когда она выбралась из чердачного лаза и поняла, сколь далеко внизу находятся камни мостовой. Теперь к ее страху добавились боль и паника.

Ярость и одержимость Боевого Ястреба причиняли ей не меньше страданий, чем его удары. Она отбивалась руками, кусала губы, сдерживая крики, и молилась…

- Умри, умри, умри…

Желудок Харальда урчал и заходился от боли.

Боевой Ястреб напал на Розану, тыча в нее умирающей птицей. Он и сам клекотал по-птичьи, наскакивая на провидицу. В который раз Харальд искал монстра, а нашел всего лишь сумасшедшего.

Раскинув руки, он прошел по крыше. Его нож остановил проклятую птицу, а теперь пришло время позаботиться о ее хозяине.

Кляйндест ухватил Боевого Ястреба сзади за ворот его кожаного плаща и оттащил от девушки.

Убийца оказался не сильнее обычного человека, но был взбешен и исполнен решимости. Пытаясь вырваться, он исцарапал Харальду все руки.

Окровавленная и рыдающая Розана отползла в сторону и обхватила дымоход. Она была сильно исцарапана, но держалась.

Боевой Ястреб брыкался, молотя пятками по голеням стражника. Однако он не мог причинить Кляйндесту большую боль, чем уже причинил. Убийца не остановит его. Все кончилось.

Харальд развернул Боевого Ястреба к себе лицом и посмотрел в безумные глаза, которые таращились на него сквозь прорези в маске.

Он приподнял мужчину, оторвав его ноги от земли.

- Итак, ты хотел научиться летать?

Боевой Ястреб вскрикнул.

Кляйндест поднял своего пленника над головой и швырнул его как можно дальше через улицу. На короткое мгновение темный силуэт завис в воздухе. Черный плащ взвился за его спиной.

- Попробуй быстро махать руками, - посоветовал Харальд на прощание.

Закат был отвратительный. На западе багряное небо подернулось облаками тревожного цвета свежепролитой крови. Даже скорчившиеся статуи отбрасывали тени длиной с храмовую колокольню. Умирающее солнце мазнуло алой краской по лицам прохожих. На восточной стороне высилось огромное здание, в котором размещались Альтдорфский суд и контора палача. Последние лучи заходящего светила отражались в тысяче свинцовых окон, и оранжевые сполохи причиняли боль ее чувствительным глазам.

По мере того, как тьма наползала на площадь, ее вампирское чутье обострилось. Внимание Женевьевы привлекли мелкие точки, танцующие на фоне вечернего летнего неба. Она могла различить каждую мошку, каждую соринку и, начертить траекторию их хаотического движения. Гул города, постоянно присутствовавший на заднем плане, внезапно ударил ей в уши, словно разлаженный оркестр. Женевьева слышала каждое слово - будь то брань или любовные признания, - сказанное на противоположной стороне площади. Крики птиц, дерущихся из-за объедков, и вопли зазывал, старающихся перекричать друг друга, терзали ей слух. Ей нужно было выдать себя за обычного человека, но, как всегда, наступление ночи взбодрило ее. Прилив сил пробудил красную жажду, которую ей негде было утолить. Удлинившиеся ногти загнулись крючком в тесных бархатных перчатках. Женевьева плотно сжала зубы, следя, чтобы увеличившиеся в размерах и заострившиеся клыки были скромно прикрыты губами.

И все же хуже всего приходилось её глазам. Она видела слишком много призраков в последнем отблеске дневного света.

В этом сезоне, особенно после того, как о 17-м параграфе объявили по всему городу, темные очки с закопченными стеклами были не в моде. Не говоря уже о черном плаще с красной подкладкой, дневном отдыхе в гробу, отсутствии отражения, превращениях в летучую мышь или волка, страхе перед амулетами и шестистах шестидесяти шести свечах на именинном пироге.

Или белозубой улыбке.

Женевьева не носила плаща и не спала в гробу. Она могла превратиться только в более свирепую, когтистую и острозубую версию себя же самой. Чеснок тоже не причинял ей вреда - полезное свойство для вампира, вынужденного время от времени потреблять кровь тилейцев, которые добавляли эту дрянь практически во все блюда. Да и совесть ее была достаточно чиста, чтобы не бояться священных знаков и талисманов.

Но ее глаза болели от солнечного света. А при его избытке кожа начинала шелушиться.

Кроме того, время от времени ей нужно было пить теплую человеческую кровь. Эта особенность всегда делала ее непопулярной. Но нынешним летом, вкупе с «Санитарным биллем» Антиохуса Бланда, развешенным по всему городу, она могла обеспечить приглашение на вечеринку с большим костром для сжигания тел.

Днем у городских ворот скучающий стражник многозначительно попросил Женевьеву поцеловать освященные амулеты, не потрудившись протереть побрякушки после того, как их облобызал предыдущий клиент. В распоряжении караульных имелись талисманы Шаллии, Верены, Ульрика и Сигмара. Брезгливый купец, стоявший впереди нее, скривился, когда ему протянули для поцелуя молот Сигмара, на котором поблескивала сопля простуженного крестьянского мальчишки. Двое служителей Морра в черных балахонах выволокли из очереди и подвергли допросу невезучего торговца шелком, у которого были подозрительно густые брови, сросшиеся на переносице. Женевьева порадовалась, что парни Бланда увлеклись коммерсантом, обойдя вниманием ее незначительную персону, и, смиренно сжав губы, прикоснулась к оловянному голубю Верены. Девушка проскользнула в ворота, стараясь не замечать громких протестов и воплей, доносившихся из передвижного святилища Морра рядом с постом стражников. Теперь она знала, как строго выполняется 17-й параграф. Женевьева выбрала ворота со стороны рынка неслучайно. Распространились слухи, что плуты, ежедневно шастающие за городскую стену и обратно, вынудили жрецов Морра отказаться от использования серебряных изображений, поскольку несколько наборов священных символов было украдено во время проверки поцелуем. Оно и к лучшему: незапятнанная совесть не помогла бы ей против серебра.

Теперь Женевьева бродила по Кёнигплац, изображая деревенскую простушку, в первый раз приехавшую в столицу. Она делала вид, что считает тесно сгрудившиеся статуи прежних императоров, не разговаривает с незнакомцами, как велела ей мамочка, и надеется увидеть какую-нибудь знаменитость во плоти. Вампирша специально купила полдюжины яблок и теперь старательно их жевала, съедая вместе с семечками. Случайный наблюдатель никогда не подумал бы, что в ее рацион входит что-либо кроме фруктов, хлеба, сыра и пирогов с репой.

Более того, она сознательно выбрала зеленые яблоки, а не красные.

Ням-ням. Человеческая еда. Нет-нет, я ничего другого не ем, сударь.

Не ем ничего красного. И не пью тоже.

Красная жажда становилась все мучительнее. Ее клыки болели и царапали кожу во рту. Вкус ее собственной крови только разжигал аппетит.