Всё произошло очень быстро. Мальчик даже не успел опомниться. В ушах его до сих пор, хотя на самом деле всё стихло, стояли звуки. То есть их невообразимое смешение – рёв мотора, крики отца и матери и почти вой бабки.

К тому же присоединились звуки грома с разрядами молнии. Запахло электричеством, жжёной резиной, потом парами газа от взрыва. До Олега медленно доходило, что машина взорвалась.

 Он кинулся вниз с обрыва по знакомой тропинке и увидел внизу горящую груду металла. Огонь полыхал почти до вершины обрыва. И никаких звуков, кроме тех, что всегда сопровождают огонь.

Мальчик хотел кинуться в него, да оказавшаяся рядом бабка не пустила, крепко обхватив руками. Он вырывался, брыкался, неистово кричал, но даже крики бабка не выпускала наружу, зажимая рот руками.

– Горе -то какое, теперь у тебя нет мамки с папкой, – механически повторяла женщина.

Её лицо, застывшее, без эмоций, смотрело куда-то вперёд, в пространство. С тех пор Олег стал бояться пространства. Предпочитал находиться между людей.

 Бабка принесла его домой – мокрого, безвольного, похожего на тряпичную куклу. И глаза стали пустыми, даже как-то запали и потемнели. Он перестал разговаривать. Потом память уже возвращалась урывками – какие-то моменты помнил, какие-то нет.

Помнил, что долгие годы бабка над ним шептала какие-то заговоры, отпаивала травами. К врачам не водила и разговаривать с ним никому не дозволяла. И так было до школы, в которую идти всё равно пришлось.

В школе Олег постепенно оттаял. Начал разговаривать с ребятами, учителями, но немного, только по необходимости. Тем не менее, ребята его любили за беззлобность, справедливость и силу.

А Олег рос сильным. К тому же был совсем не дураком. Тянулся к учению. Старался читать. Да, вот ещё. Украдкой, чтобы не узнала бабка, ходил в деревенскую церковь. Там ему становилось легче.

Глава 8.

В сельской школе народу было немного, потому что и жителей-то тоже было немного. Ребята считали себя одной большой семьёй. Каждый хорошо знал, что у кого происходило дома.

Но об Олеге не знали, так как он сам никому ничего не рассказывал. Бабка тоже ни с кем по дружески не общалась. Да и дом их находился на отшибе. Знали только общие сведения.

То, чем занималась Серафима Фёдоровна, конечно, было не секрет, но Олега за это не дразнили, а скорее, жалели. Взрослели как все в свой положенный срок и вместе со всеми.

Давали знать о себе гормоны. Девочки стали обращать на него внимание – парень-то видный, сильный, мускулистый, спокойный, надёжный. А он поглядывал на Машу. Но делал это украдкой, так, что та ничего не замечала.

Иногда, сталкиваясь случайно, он замечал, как краснели её щёки, как опускались глаза, закрывая ресницами почти пол лица. Для неё самым главным, почему-то было не встретиться с ним взглядом.

А один раз, когда они вместе после перемены протискивались в одну дверь, он случайно коснулся рукой её груди. Это было самое сильное впечатление за последние годы.

 Не раз ночами вспоминал этот момент. Грудь была такой упругой и одновременно мягкой, что у парня при этом воспроизведении медленно прокатывалась дрожь по всему организму. Окатывало какой-то сладкой волной. До этого не мог и представить, что такое бывает.

Он теперь ни о чём подумать не мог, чтобы одновременно не вспомнить об этом своём ощущении. Ребята, конечно, делились своими сексуальными опытами, у кого они были, но то, что рассказывали, и близко не соответствовало тому, что испытал Олег. Или они не умели рассказывать?

Конечно знал, где живёт девушка. Стал приходить на луг к её дому: сначала для того, чтобы просто посмотреть на неё, так как встреч в школе стало мало, а потом для того, чтобы поиграть в молчаливую игру.

Нет не в футбол с ребятами – это само собой. Ему было интересно видеть девушку на дереве. Приятно замечать, что она посматривала на него, думая, что никто об этом не знает.

 Её голые, исцарапанные, но такие стройные и аппетитные ноги манили к себе, тем более, что иногда платье задиралось выше положенного. Олег даже посмеивался про себя, представив, что бы было с Машей, знай она всё это. И вот однажды, когда ребят не было рядом, решился всё же заговорить с ней.

 Никаких планов не строил. Положился на удачу – будь, что будет. А потом как-то всё случилось само собой. Это была такая неожиданность, такой большой подарок судьбы, когда её тело упало с дерева прямо к нему на руки.

А когда она прижалась к нему грудью, когда почувствовал её всю, даже услышал биение её сердца, то себя уже не мог контролировать. Всё дальнейшее происходило как в тумане, по какому-то вечному сценарию, испокон веков пишущимся природой.

То, что случилось и называется счастье. Он не зря дожил до него, хотя раньше думал, что жить не сможет вообще. Теперь – нет. От этого восторга отказаться бы не смог. Он понимал, что и Маша то же чувствует, и от этого становилось ещё слаще.

Потом она вырвалась, убежала… Но это ничего, так бывает. Опыта не имел, но что-то подсказывало ему. Кроме того книги читал, фильмы смотрел, хотя реальность превзошла самые смелые мечты. Домой пришёл, что называется “на автопилоте”. Всю ночь не спал, снова и снова переживая случившееся.

 А наутро получил повестку, которая не дала продолжить, то, что началось. Даже поговорить, объясниться не дала. Просто встретиться, попросить, чтобы ждала, дождалась и то не смог, потому что у порога ждал представитель военкомата.

Олег до сих пор не понял, почему так строго, но смирился. Может быть это и к лучшему. Во всяком случае то, что уедет от бабки его окрыляло, а вот то, что ещё, по крайней мере год не увидит любимую, угнетало.

И вот теперь ещё месяца три пройдёт, и они встретятся. Как жила девушка всё это время? Женихов, наверное, много. То, как ребята смотрели на Машу не мог не видеть.

– Неужели не дождалась? Или и не ждала вовсе? – со страхом думал он. Да и винить-то её не в чем – ведь не обещала ничего.

Спросить было не у кого. Иногда, правда, бабка писала, но из её писем про Машу он ничего не смог почерпнуть. Ребят из посёлка рядом не было – они попали в другие части. Так и служил в неизвестности, храня в сердце то, что его по-настоящему беспокоило.

Глава 9.

Маша уже третий день находилась в больнице. Родила девочку. Она пыталась вспомнить, насколько больно было, что говорила, какие слова кричала, что обещала, – но полностью вспомнить не могла. Хотя бы потому, что боль, казавшаяся нестерпимой (а это Маша помнила, что было нестерпимо), прекратилась.

Она помнила, что кричала:”Никогда больше рожать не буду!”. Но почему кричала, теперь понять не могла. Да, боль была, но как же без неё. Зато родилась такая чудесная девочка, которая так сладко чмокала губами и тянулась к её груди.

 Её красное личико казалось удивлённым и напряжённым, как будто она силилась разобраться, где же оказалась. Тёмные глазки, казалось, не мигали вовсе, чтобы побольше впитать информации. Это, конечно, Машина интерпретация, а она у каждой матери своя.

Но то, что подтвердились разговоры других о материнстве – это точно. Маша почувствовала такое умиление и удовлетворение при взгляде на дочку, что большего и не бывает. А самое главное, что поняла своё теперешнее предназначение – всеми своими силами защитить и воспитать это маленькое существо.

Молока появилось много. Она даже другим мамашам отдавала, у которых его недоставало. Если до больницы девушка, а мы будем называть её так в силу возраста и для удобства, постоянно думала об Олеге, то теперь только о дочке. Не голодная ли она, не мучают ли бедную колики или что-то ещё, но связанное с ребёнком.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.