Тёмные, густые брови росли по природе, без выщипывания. Лицо могло нести на себе румянец, который очень мило уживался с лёгкой припушенностью веснушек.

Впрочем, они были почти незаметны, разве только на свету отдавали свой тёплый отсвет. Обычный носик, ничем особо не приметный. Но это как раз и говорило о его хорошей форме.

И особенность лица –густые, длинные ресницы, которые так сильно подчёркивали такие яркие и без того глаза, что от любой косметики было бы хуже. Вот и считайте, красивая она или нет.

Маша всегда носила просторную одежду, чтобы не стесняла движения при работе по хозяйству, поэтому рассмотреть её животик, конечно, никто не мог. О нём знала только сама.

Она бережно прикасалась к тому месту, где росла, развивалась жизнь. Не думала о том, как потом будет оправдываться. Придёт время – придут заботы. Продолжала всё делать так же, как и раньше.

Когда работала на огороде, то волей неволей подсматривала за тем, что творилось в доме через луг – в доме Олега и его бабки. А там во дворе постоянно толпился народ, который приходил за зельем – бабка промышляла деревенским колдовством.

Знахаркой, как ни странно, её не называли, а больше ведьмой. Но, тем не менее, обращались по разным нуждам – привороты, отвороты, лечение пьянства, заговоры на удои, здоровье скотины и детей и прочее…

 Иногда работала на огороде, но работой это и не назовёшь(по деревенским меркам) – так, несколько грядок зелени. Но деревья-то росли. Безо всякого ухода, но урожай давали. Да и куры иногда вносили свой вклад в удобрение земли. В деревне кур держат все – без этого нельзя.

А как же! Яйца, мясо. Молоко Серафиме Фёдоровне приносили люди, так же, как и прочие продукты. А брала она сало, свинину, масло и, конечно, деньги. Без денег людей не принимала – прямо ставила вопрос, не стесняясь.

 Так совсем незаметно пролетело лето, потом осень, зима. Наступила весна. Тут Маша начала всерьёз задумываться о будущем. В апреле должен появиться ребёнок, а она не встала на учёт в женскую консультацию, которая находилась, конечно, в райцентре при райбольнице.

Ждать, что всё само рассосётся, не приходилось, да и Маша не хотела этого. Как ни странно для многих, оказавшихся в её положении, она ждала ребёнка и уже любила его. Только вот как дальше? Поставит родителей перед фактом?

Но в роддоме всё-равно потребуют обменную карту беременной. Так что, поневоле надо ехать к гинекологу. Что однажды и сделала.

– Милочка, что же ты так поздно, как я тебе декрет оформлять буду? – с упрёком сказала гинеколог.

– Простите, всё тянула. Не хотела, чтобы узнали. Я же без мужа, – откровенно отвечала Маша. – А декрета мне никакого не надо.

Перед такой откровенностью любые осуждения пасуют. Карту молча оформили – по другому нельзя, и Маша отправилась домой, жить дальше и ждать родов.

Глава 5.

Серафима Фёдоровна, как уже говорилось, была не старой женщиной и крест на себе и в прямом и переносном смысле этого слова не поставила. Она уже давно приметила Тимофея, отца Маши. Он, правда, был женат, но женщину это не останавливало, как не останавливали и методы, которыми она хотела заполучить желаемое.

А вообще, эпопея их отношений длилась давно,– с детства. Вместе росли, вместе учились, работали, гуляли. Она всегда была красивой и стройной, но он почему-то выбрал теперешнюю жену – мать Маши. И вообще стал отцом многочисленного семейства.

Серафима всеми способами пыталась обратить его внимание в свою сторону. Он не мог не понимать этого, но ведь всегда что-то останавливало! Чувствовал, наверное, тьму, которая жила в женщине.

Периодически пыталась привязать его своими колдовскими методами, но почему-то не удавалось – ведь недаром же говорится, что сапожник без сапог. А ещё бытует поверье, что у колдуний личная жизнь не складывается. Прогадывают своё счастье.

Серафима понимала бессилие, но смириться не могла. Сколько пакостей творила! Болезни всякие насылала на жену, детей. Раздор сеяла. Это действительно ей удалось – родители Маши плохо жили. Постоянно ссорились. Но к себе призвать Тимофея так и не смогла.

 Вот и сейчас она снова задумала навести порчу на семью – это программа минимум. А программа максимум – очередная попытка приворожить Тимофея.

Серафима Фёдоровна постучалась в калитку:

– Соседи! У вас соли не найдётся?

– А, это ты! Нет, соли для тебя не найдётся – известно ведь, какими делами занимаешься. Соль колдуньям не дают, – выглянула мать Маши.

– Какое колдовство?! Ты в школе – то училась?

– То-то к тебе народ ходит! Просто так, что ли?

– Да так, помогаю чем могу – то травки против болезни дам, то совет какой-никакой, а глядишь – поможет.

– Ну вот и помогай! Мы тебе магазин что ли?

– Да магазин уже закрыт. А хватилась – ни соли ни хлеба. Ну хоть хлебушка-то краюшку дай!

С такими словами Серафима уже и в калитку вошла, и к сараю подобралась – хотела на корову порчу навести. Впрочем – это была не совсем порча. Она хотела подбросить куклу, в которую заключила мавку.

Русалка недолго пролежала в сарае. Серафима стала давать ей всякие мелкие поручения, подбрасывая куклу то к одному, то к другому. А сейчас несла её в этот дом, в этот хлев.

 Она потихоньку приоткрыла дверь, где держалась скотина и засунула куклу под ясли. Потом прикрыла дверь и, как ни в чём не бывало, стала ждать хозяйку с хлебом.

Глава 6.

 Утром Маша пошла доить корову и, как всегда, ласково погладила её по спине, слегка похлопала, подставила скамеечку, ведро под вымя и приготовилась доить. Но молоко не пошло.

Маша озадаченно встала, подошла к морде коровы, заглянув зачем-то в её глаза. Но та только хлопала своими длинными ресницами и жалобно мычала. Глаза её страдальчески взирали на хозяйку, как будто просили помощи.

Маша попробовала ещё дёрнуть за вымя, но безрезультатно, только дрожь пробежала по телу животного.

– Что-то неладно, – подумала девушка, теперь уже молодая женщина, – Надо сказать отцу – пусть вызовет ветеринара.

Но ветеринара в селе не было – он уехал принимать роды у коровы из соседнего хозяйства. Стали с беспокойством ждать его визита. Он мог приехать и сегодня, и завтра, и через неделю.

Маше было жалко корову. Вечером решила навестить кормилицу. Снег на дворе уже растаял, но было свежо – ранний апрель. А вечер поздний. На тёмном небе мерцали мелкие звёздочки и полная огромная луна.

Девушка вспомнила такую же луну в день на Ивана Купалу почти год назад. Ей, почему-то стало жутко. Она было передумала входить в хлев, но, услышав жалобное мычание животного, решилась.

 Осторожно дёрнула дверь, которая нехотя, со скрипом отворилась. Как назло вчера в сарае перегорела лампочка, а новую так и не вкрутили, поэтому ориентироваться приходилось в темноте.

Тот свет, который проникал через узкое, низкое оконце, не спасал. Кроме того стёкла давно не протирались, а потому заросли паутиной. Тем не менее Маша пошла на свет.

 Она медленно переставляла ноги, нащупывая, что под ними. Спасало то, что помнила расположение предметов.

– Милка, что с тобой? Как ты? – позвала Маша корову.

Та замычала. Но мычание больше напомнила девушке стон бесконечно больного, страдающего человека.

– Что ж ты, милая, заболела? Я ли тебя не кормила, не холила?! – приговаривала девушка, подходя по разбросанному сену шаркающими шагами. Боялась упасть, чтобы не дай Бог не навредить себе и ребёнку

В тишине ей послышалось что-то напоминавшее чмоканье. Нет, не коровье чавканье, когда животное пережёвывало траву, а именно чмоканье сосущего что-то с наслаждением существа.

В темноте стали проступать предметы, потому что зрение наконец-то приспособилось. В углу привычно наваленная солома, висящие на гвоздях, вбитых в брёвна, вёдра и прочая утварь. В другом углу пень с воткнутым в него топором и, самое главное, корова, привязанная к яслям.