Тяжело вывернуть душу наизнанку публично, но, вероятно, другого выхода нет, когда из мешка твоей семейной жизни просто необходимо вытряхнуть и выкинуть все мрачное и доставляющее невыносимую боль. Оглядываясь назад, я не могу понять, счастливая жизнь нами прожита, или наоборот – несчастная, а может у любого другого человека, возьмись он изложить свою судьбу на бумаге, будет то же самое.

Ни единожды я копалась в себе, пыталась разобраться в происходящем со мной, но едва приходило облегчение, как новая проблема накрывала волной. Как ни старалась я навести порядок в семейных отношениях, «воз и ныне там». А ведь я верила в свои возможности, мне казалось, что могу проанализировать причины возникающих конфликтов, найти решение. Уверенность придавали знания, полученные в институте, пусть поверхностно, но все же нам преподавали основы психологии (закончила педагогический), кроме этого я немного читала «мудрые книги» Фрейда и Ницше, правда, те из них, которые в состоянии понять широкий круг читателей.

Зайдя в тупик в последнем конфликте, решила изложить на бумаге все, что со мной и со всей моей семьей происходит. Подумала, что так мне станет легче. К тому же, если этот материал опубликовать, кто-то научится на моих ошибках, ведь со стороны оно всегда виднее. А может этот материал попадет к хорошему специалисту по психологии, и он сможет помочь хоть чуточку облегчить мои переживания и ответит на извечный вопрос «что делать?».

Сильнейшим мотивом поиска решения стало беспокойство за моих дочек, за их психическое здоровье. Они уже взрослые (34 и 23 года), но продолжают переживать из-за наших скандалов с их отцом. Мое объявление о разводе восприняли в штыки, плачут, от меня отгородились, будто повесили мне на каждую ногу по стопудовой гире. Моя решимость резко все обрубить увязла в их эмоциях. Как поступить, чтобы стало легче всем, не знаю. Вроде бы я сильный человек, могу не просто принимать волевые решения, а брать на себя ответственность за эти решения, но сейчас не просто на распутье, а в тупике.

Говорят «время лечит», надо просто перетерпеть, но очень не хочу делать дочкам больно. Ведь с мужем развестись можно, а вот с родным отцом – нет. Поэтому разрешение конфликта методом расторжения брака, скорее всего, не возможно, и надо искать более надежный способ.

Для этого начала в интернете искать информацию по теме разводов. Наткнулась на такие понятия в психологии как «нарцисс» и «абьюзер». Перед глазами промелькнула вся наша жизнь, в муже признала «нарциссического абьюзера». Весь интернет просто «орет», что с такой личностью надо немедленно расставаться, что другого выхода нет. А как же дочки, они то, как с родным отцом расстанутся? Несмотря на все ужасы такого психотипа личности, муж был хорошим отцом – всегда интересовался жизнью дочек, материально обеспечивал, в трудностях поддерживал, а были случаи – спасал. Конечно же, и до слез их доводит, давит на их психику, что он не до люблен, не до понят, что им от него нужны только деньги, а если они станут от него финансово независимы, то и вообще бросят. В жизни нет абсолютно «белого» и абсолютно «черного», поэтому понять кто прав, а кто нет очень сложно. В результате всех этих размышлений у меня стал «закипать» мозг, как сделать дальнейшее общение дочек с отцом для них «безвредным»? Кроме этого, мне и самой есть что вспомнить хорошего в почти 35-летнем браке и в почти 38-летнем периоде наших отношений. Как помочь не только мне, не только дочкам, но и ему? И это притом, что и в себе я с ужасом увидела несколько признаков «абьюзера».

Сначала о себе. Мне 57 лет. Выросла в полной семье, состоящей из четырех человек – папы, мамы, меня и младшего брата. Мои папа и мама были единственными детьми в их семьях, можно сказать в «неполных семьях», их отцов «забрала война», что само по себе отдельная история для психолога. В семье моих родителей тоже было всякое – и заботу мы с братом ощущали, даже больше, любили нас оба родителя, и материальный достаток был, но и скандалов между родителями было предостаточно, причем доходящих до развода, которые мы с братом болезненно переживали. В итоге родители, как говорят, жили вместе до самой смерти. Когда отца не стало, мама решила жить одна, несмотря на поступавшие впоследствии предложения от других мужчин.

Себя я помню с дошкольного времени. Детский сад посещала мало, игры с детьми помню плохо, а воспитателей и то, что мне там было некомфортно, помню точно. Еще помню один из первых родительский дом, в который мы переехали втроем, и в котором потом уже родился брат (1971 год). Наслушавшись во взрослом возрасте о ревности первенцев к родителям при появлении второго ребенка, я тщетно пыталась вспомнить свои переживания по этому поводу. Их у меня, почему то, не было, не ревновала я своих родителей к новорожденному. Зато помню братика совсем маленьким, как он, научившись ходить, закладывал руки за спину и расхаживал по комнате, как взрослый, еще шатаясь, чем вызывал бурный восторг семьи и дружный хохот. Помню также свои игры с соседскими девчонками и мальчишками, которые мне доставляли много радости, помню их приветливых родителей. В этот период времени я была не старше шести-семи лет.

А ещё не могу понять, помню я это сама или всего лишь по рассказам удивленных родственников – меня, дошкольницу оставляли одну присматривать за маленьким братом, когда наша мама сразу после его рождения вышла на работу и уходила в школу на три урока (она работала учителем начальных классов). У нас с братом разница 4 года и 10 месяцев, поэтому понять, как так было, сейчас не могу.

До сих пор помню и очень обидное – мама часто приводила мне в пример девочку с нашей улицы (даже хорошо помню ее имя, внешность, что она была старше), говорила, вот посмотри какая она хорошая (почему хорошая, уже не помню). Не помню, и почему мне было от этого очень больно, хотя неприязни к этой девочке у меня не было ни тогда, ни сейчас, более того, мне самой было с ней комфортно.

Еще, наверное, вот такой значимый момент для формирования моей психики. Когда родился братик, маме на помощь приехала ее мама. Никаких подробностей я особо не припоминаю кроме двух, навсегда врезавшихся в мою память. Помню, как родители приехали с похорон и разговаривали с бабушкой на повышенных тонах (мы, когда их не было, оставались с ней). Потом я с бабушкой отправилась спать в маленькую комнатку с одной кроватью, бабушка меня обняла, поцеловала, а от нее сильно и неприятно пахло спиртным. И ещё помню. Сильное волнение родителей, приехавший врач. Врач громко кричала на бабушку, спрашивая, сколько она выпила. Бабушку забрала машина скорой помощи. На следующий день мама взяла меня с собой в город. Она поехала навестить свою маму в больнице. Мы поднялись на второй этаж больницы, к нам вышел человек в белом халате и сказал, что бабушка умерла. У мамы в руках была сетка с яблоками, сетка упала, и яблоки запрыгали вниз по лестнице. Во взрослом возрасте я узнала, что бабушка отравилась уксусом. Мама всегда уходила от разговоров на эту тему. Только когда мне было уже за пятьдесят, и папы давно не стало, она, как то «бросила» обвинение в смерти бабушки на моего отца, вроде как он ее довел своими обидами. Когда я спросила, сколько по времени тогда жила с нами бабушка, она сказала, что месяца два, не больше. До сих пор это для меня «темная история», никаких подробностей об этом я так и не узнала. Но я тоже не раз потом видела решение своих проблем через суицид, однако силы характера на такой поступок не хватало.

В 1974 году я пошла в школу. Непосредственно перед этим, мы переехали в новый дом. Из учебы в первом классе хочу выделить несколько моментов, за два из которых мне до сих пор стыдно.

Первый момент, это то, что приехав в новый дом на ещё строящейся улице в старом яблоневом саду, родители столкнулись с отсутствием воды. Питьевую воду они откуда-то привозили, а стирали и купали нас водой из погреба. В результате мы с братом заболели стригущим лишаем и «первый раз в первый класс» меня повели лысой, прикрыв голову белым вязаным беретом. Вот это меня, как я сейчас вспоминаю, не травмировало вообще.