Виктория была с ним согласна. Мальчик ей понравился, да и жаль его – сироту. Она, конечно, не сможет заменить ему мать, но хоть немного заботы и нежности подарит.

Яхо не мог поверить своему счастью – его оставили в доме лекаря, да еще в школу отвели, где он очень быстро выучился читать и писать. Аяз предложил мальчику посещать с ним больных, памятуя, что старший, Раиль, именно в этом возрасте начал интересоваться медициной. Яхо болезни и раны не нравились, но отказываться он не стал. Если приемный отец так сказал – кто такой он, Яхо, чтобы возражать?

И хотя никаких талантов в медицине мальчик не проявил, в первую же неделю придумал заместо носилок использовать кровать на колесиках, да еще рычажок к ним приделал, чтобы можно было их застопорить и поставить в любой палате. А чтобы на второй этаж поднимать больных, можно специальные перила сделать, которые на петли поставить и откидывать поверх лестницы при необходимости. А для тех, кого нельзя по лестнице катать, с энтузиазмом принялся мастерить рычажный подъемник на блоках. Вычитал в какой-то книге, что древние народы на такой штуке царей поднимали, и подумал – а отчего бы больных лежачих так не поднимать, уж они ничем не хуже древних царей.

Аяз на мальчишку нарадоваться не мог. Он прекрасно понимал, что Яхо – талант, каких мало, и нанял ему учителя галлийского языка, потому что прямая дорога ему в университет Галлии, да не просто в университет, а на техническую кафедру, прямиком в подчинение канцлера Браенга, который слыл любителем всяческих механизмов. За канцлером был долг, и Аяз знал, что Браенг не откажется мальчика принять к себе.

Но в университет принимали с четырнадцати, и пока у Яхора было время научиться многим вещам. И время пожить так, как живут счастливые дети: играть с друзьями на улице, бегать по крышам, спать в теплой постели и есть досыта. Он ведь в своем стане ничего, кроме работы и колотушек, не видел. Пока дед был жив, хоть как-то защищал своего внука, а после его смерти Яхора ничего хорошего не ждало. Он впервые на санках с горки прокатился здесь, в Ур-Тааре, впервые помылся в настоящей ванной, впервые получил деньги за свою работу – уж Аяз позаботился, чтобы труд мальчика в больнице оплачивался. Кстати, на свои первые деньги Яхо купил цветов Виктории и Белле – вычитал в какой-то книжке, что в Галлии так принято и специально заказал у торговцев самые лучшие букеты.

Яхо теперь жалел только об одном – что деда с ним нет. Он был совершенно счастлив.

– Слышишь, Белла, слышишь? Ветер зовет меня!

Яхо с приемной сестренкой сидел на крыше дома, внимая зову ветра. Ему всё слышалась песня. Там, в Степи, у него было не так уж много времени, чтобы ее слушать, а здесь он каждый вечер, когда темнело, когда на небе зажигались звезды, выносил подушки и одеяла на крышу и молча смотрел вдаль. С недавних пор, заметив, что лекарь с женой почти не остаются наедине в своей спальне (а лекарям, он уже знал, это нужно для восстановления резерва), Яхо стал брать с собой Беллу. Девочка ему нравилась, она была такая нежная, любила обниматься и почти не слезала с рук отца или матери, когда они были дома. Точно так же она прижималась теперь к названному брату и слушала его рассказ, приоткрыв рот.

А Яхо и рад стараться. Он теперь ученый, книжки читает. Аяз-дэ специально для мальчика привез сказки на галлийском языке. Яхо очень нравятся книги, он буквально проглатывает их. А теперь он рассказывает Белле про слонов на далеких берегах, про жестоких варваров, завоевывающих соседние страны, про хромого лекаря в черной маске, который спасал прекрасную принцессу от коварных врагов, про пылающую огнем женщину-птицу, про демона-раба с длинным языком, который осмелился полюбить свою хозяйку… Изабелла засыпает, положив голову ему на колени.

Яхо вначале был даже напуган тем, как быстро полюбила его эта малышка. Она как-то сразу стала называть его братцем Яхо, обнимать и целовать его, пыталась заботиться о нем, как это делали степные женщины: воды наливала, приносила лепешки, подавала полотенце, когда он умывался. Яхо, который ласки не знал вовсе – дед мальчика разве что по волосам трепал – сначала шарахался от нее, а потом вдруг понял, что девочка сама чувствует себя одинокой. Братья на нее особого внимания не обращали, да и редко бывали дома, уже выбрав свой путь, отец всё время в больнице пропадал, и мать почти всегда занята. Яхор видел, что они любили свою дочь без памяти, всегда брали ее на руки, обнимали, играли с ней, но Белле было этого. Мальчик сначала просто всеми силами старался быть полезным, а потом привязался к Белле, как к сестре, которой у него никогда не было.

На крышу дома неслышно вышел взъерошенный и босой Аяз, тихо сел рядом.

– Что ты слышишь, Яхор? О чем поет нынче ветер?

Аяз никогда не смеялся над ним. Наоборот, он считал, что Яхор обладает каким-то особым даром.

– Ветер поет о холодном дожде и граде, – немного помолчав, сказал Яхо. – Говорит, что пригонит тучи, много туч. Будет буря, наверное, завтра к ночи.

– Я скажу отцу, – кивнул серьезно Аяз. – Пусть отправляет всех на уборку зерна.

– Вы мне верите, господин?

– Яхор, я же просил называть меня Аяз-дэ, – мягко напомнил лекарь. – Да, я тебе верю. В Галлии есть маги, которые предсказывают погоду. Почему бы тебе не иметь схожий дар?

– А если я ошибаюсь?

– Значит, просто пшеницу уберут чуть раньше, чем всегда. Ничего страшного.

Но Яхор не ошибся. Уже к полудню следующего дня небо заволокло грозными черными тучами. Высь ворчала, словно там ворочался огромный медведь.

Мальчик в тревоге глядел на небо, понимая, что будет даже не буря – ураган. Ветер нервно трепал его волосы, надувал рубаху, тревожил, словно уговаривая: раскинь руки и взлетишь. Яхо было особенно неспокойно.

А когда уже и город опустел, и даже уличные псы попрятались, а деревья жалобно застонали, прогибаясь, к дому Аяза прискакал всадник с седыми волосами. Он легко спрыгнул с коня, словно птица взлетел по ступенькам и, найдя Яхо на крыше (а где же ему еще быть в такой ветер?), закричал:

– У нас не убрана еще пятая часть зерна! Мальчик, если можешь – скажи своему ветру, чтобы дал нам ночь! Погибнет же всё!

Яхо с ужасом понимал, что перед ним сам грозный хан Таман, известный не только своей справедливостью, но и суровостью.

– Разве можно что-то сказать ветру? – дрожа, спрашивал Яхо.

– Если ты слышишь ветер, то вдруг ветер услышит тебя?

– Но ведь это сказки!

Таман только улыбнулся мальчику, молча глядя на него. Яхор понял, что он так просто не уйдет. Пришлось и в самом деле пробовать – не перечить же хану, это просто немыслимо!

Мальчик встал на самый край крыши, раскинул руки и запрокинул голову, глядя в черное небо. Он ничего не говорил – просто всеми силами пытался передать свои мысли, свои мольбы бушующей стихии. Злой порыв ветра с силой толкнул его в грудь, да так, что Яхор на ногах не удержался, отлетая прочь.

– Я обещаю! – отчаянно закричал он в небо. – Я взлечу с тобой!

Таман подхватил мальчика, поставил на ноги и вопросительно уставился в белое лицо с синеющими губами.

– Он сказал «до рассвета», – прошептал Яхо и потерял сознание.

Так Яхор узнал, что он не сумасшедший, как говорили ему в стане, а обладает магическим даром. Не воздушник, конечно – воздушники гораздо сильнее. Не оракул. В Степи ведь почти нет «чистых» магов даже целители здесь появились не так уж и давно, а издревле были лошадники. Это уже потом, после долгого обучения, они начали лечить людей, и не так уж это оказалось и сложно. Но некоторые так и оставались лекарями животных, и в этом тоже был смысл.

С тех пор началась у него настоящая, тяжелая работа. Без него не начинали посевную, корабли не выходили в плавание, купцы просили «узнать у ветра», какая погода будет на ближайшие дни. «Договариваться», по правде говоря, приходилось не часто: обычно Яхо заранее сообщал о непогоде. Пару раз ему удалось упросить ветер пригнать дождевые тучи, но это далось ему настолько тяжело, что Аяз запретил проводить подобные эксперименты. Яхо не слушался: он учился передавать ветру свои желания и просьбы, конечно, теперь не такие масштабные. Все же несколько недель в постели ему больше проводить не хотелось.