Точно нет. Хотя я тоже порыскал, выискивая трактир, пока не закончилась солонина. К Заливу подходило пять(!) дорог. И, чтобы обойти все ворота, нужен был день, «а то и полтора». Провожатый не знал, с которой крыши меня снимали.
Мне нужен был ответ. Нужны были бумаги и деньги! Нужны! Я знал, что, выйдя из города, самостоятельно я уже не смогу вернуться. Нервы звонили.
Прошло с полчаса. После ориентира на хвойный лес два варианта ворот отпало. Теперь нам нужно было выдвинуться либо налево (двое ворот), либо направо (и ещё одни).
— Да мне-то откуда знать! Вы, господин… просто какой-то странный… У нас есть план, вот по нему мы и служим! Спасибо Вэлиэнту… Где по-вашему там написано, что рыцари станут сидеть на крышах?
— Хорошо, — очень сдержанно. — Как рыцарь короля уточняю: где я могу найти рядового, что снимал меня…
— Работает! — не дослушав. — У нас все работают… По плану.
Сидя в тени коморки, тучный стражник жёлтым, грязным платком тёр шею.
На нас в открытую косились проходящие.
Ещё с четверть часа прошло, прежде чем деталь с трактиром в полуподвале и виденной дорогой кузницей, показалась мужчине знакомой. Он недовольно поджал губу. И звучно дохнул. Избежать прогулки не удалось.
— У тебя табачку там не осталось?
— О том же хотел спросить.
— Может это… ты сходишь? — обратился мой провожатый к тощему товарищу.
— Мне ещё окно сегодня подбивать, — кинжалом вычищая ногти. — Хочешь заняться?
Провожатый мой не захотел.
Мы вновь пошли. Через город. Под палящим солнцем и взглядами людей.
Бредя и шаркая ногою, поглядывая на едва бредущего, я тщетно старался уложить в своей голове произошедшее. Что произошло сегодня, и как я должен был теперь себя вести. Идея развития темы с троллом в разговорах казалась мне всё более и более опасной.
«Ну было и было. Никто ведь не пострадал», — вновь и вновь возвращался я к единственному разумному решенью. «В город он не входил. Стража предупреждена, так чего больше?»
В Заливе мне нужно было только закупиться, нанять человека, а сразу после можно будет отправляться дальше… На болота.
О Кранвае также лучше было пока не думать.
Солнце пекло.
Люди смотрели.
— И вечно, вечно я так попадаю! — жевал всё тоже тот же стражник. — Напридумывала… к ястребу…
Мы «упёрлись» в ресторан. Чуть поразмыслив над витриной, тучный мужчина с сожаленьем свернул направо. В промежутках между домами стала мелькать полуразрушенная серая стена.
В какой-то момент я понял: мне нужно по малой нужде. Пока не сильно, но… Мне было нужно!
Прохожих было очень много. И многие косились. И нигде, совершенно нигде не маячило подходящее место.
Провожатый внезапно трубно высморкался.
Я вздрогнул. И сглотнул.
Мужчина вытер нос всё тем же кружевным, но изгвазданным до невозможности платком. И вновь пошёл.
Тень небольшой церквушки впереди.
Расстелив изодранные накидки, уперевшись в них коленями, пара женщин с малыми детьми просила милостыню перед малой кружкой. По старой привычке я вгляделся в лица: щёки женщин впали, а в глазах детей маслянилась тьма.
Медальон нагрелся.
Рука сама собою несколько нервно одёрнула край панталон.
Мы вышли из тени.
Церковь осталась позади.
— … Дождь… Дождь ведь будет! — бубнил мой провожатый.
Я чуть задержался, и теперь он оказался впереди: спина мужчины вся была сыра, а шея стала бурой от прилипшей пыли. Стражник едва брел, с трудом и через силу переставляя ноги, напоминающие пару тумб.
— Ты уж прости, — не повышая голос, — что так вышло.
— Плюнь, — чуть басовито, хмуро. — И разотри. (Тусклый взгляд из-под тяжёлых век упёрся в очередной кабак). Жизнь у нас такая, что нихр*на ни сделать, ни понять нельзя. Господин.
«…»
Так же как и стражник, я пинанул подвернувшийся камень. И проследил, куда он полетит.
Впереди люди сидели прямо на мешках. Кто-то пытался закрываться серой накидкой, а кто-то уже ушёл в тень подворотни. Оттуда на нас смотрели красные, сильно припухшие глаза.
«Пуговица! У меня же оставалась ещё одна из камня… Стоит недорого, но на обед-другой вполне должно хватить».
— Погодите!.. Под… дождите! Вы!
Измученный, полный откровенной боли крик. Добежав на полусогнутых, Вивар буквально повис на торсе служителя. (Тот выставил ногу и выпятил грудь). Трубно дыша, секретарь, словно рыба, открывал и закрывал свой рот. Зажмурившись, он тяжело сглотнул.
— Сэр Элой Залив… — начал он… но не смог закончить. — Сер передать велел, что лучшего места для ночлега Вам не найти… чем заведенье «Кошка»… Там все в курсе.
Не понимая, мы со стражником посмотрели друг на друга.
Тот лишь пожал плечами:
— Да мы и знали. По плану.
Вивар посмотрел на сидевших.
Он нахмурился.
Сглотнув, ещё не отдышавшись, мужчина судорожно стал оправляться:
— И чтобы… проводили!
* * *
Впереди вновь показались ворота. Мост. Скверно сколоченные и с годами посеревшие доски с уже знакомыми следами; сбитый ивняк и шершавые даже на вид стволы старых сосен.
В охотку, провожатый мой сразу отыскал с кем «зацепиться языками». Я чуть отстал. Оглядевшись, с сомненьем пробежался по деталям: грязному дощатому настилу, старому «крупнощелевому» строенью у самых ворот и зарослям крапивы. Лесенке, которая валялась меж ярких клоков травы.
Наклонившись, я поскрёб грязную доску.
— Ци-га-рка.
Пальцы сжали, ломая грязную, дотлевшую до основания трубочку.
«Дождь… Дождь ведь будет… А он…» — долетали знакомые фразы.
Жалуясь на всё (включая жену и начальство), липниг трясущимися руками отсыпал себе немножко табачку, сунул руку в чужой карман и отсыпал снова. Молодой постарался не обратить внимания. «Так и сказал: „Чтобы ОТВЁЛ!“ Ты представляешь?.. Ребёнка будто какого веду, честно слово!»
Я распрямился. Отряхнув обрывки ткани на коленях, постарался привести мысли в порядок.
Это с трудом, но удалось:
— Поймаю *** ушастого!
При свете дня стало видно, что весь настил усеян коровьими лепёшками. Людей здесь было немного, и пара в форме стояла на самом краю опущенного моста, служа Заливу со всем усердием. На красных, обожжённых солнцем лицах их застыло раздраженье. Первый — проверял бумаги. Второй — мешал ему, занимал полмоста и плевался, скоро орудуя во рву длинным шестом.
В затылке что-то защелкало.
Деталь отчего-то показалась мне знакомой.
— Да ДУРАК какой-то цепь нам сбросил! — выплюнул страдалец.
Хотя его никто не спрашивал.
— Знать бы кто! Я б!..
— Провёл беседу! — перебил товарища более опытный старший. Цепкий взгляд его сразу определил качество ткани на моей голове. — Да… Я… Я прошу Вас пройти. Не задерживайте очередь. Что у вас в телеге?
Цепь снова сорвалась за жирной плёнкой ряски.
— Да… с-с такими нужно… говорить. Им…
— Нужно объяснять. Проезжайте.
Молодая орешина гудела. Она вновь согнулась, но снова всё дело окончилось ничем.
Мужчина сплюнул:
— Нырять надо!
Взгляд мой был направлен чуть повыше крон. Облаков в небе не было.
— Я сочувствую вам.
— Да иди ты…
Второй в шлеме, который был заметно выше, сделал манёвр. Воспользовавшись ограниченностью пространства, он загородил товарища спиною.
На очень широком, скуластом лице застыла деланно привычная улыбка:
— Ваша лошадь — Сэр. Ваша лошадь в лучшем виде устроена на "Конюшнях Залива'! Не волнуйтесь!
— Лошадь… — с различимым смешком из-за его спины.
Увязший шест ударился о край бревна.
— … Аки барашек рыжий!
В лицо ударила краска.
Позабыв о косящемся на меня торговце, я выпрямил спину. Выпятил грудь. Даже на цыпочки чуть привстал, чтобы заглянуть сержанту через плечо.
— Так!… А вы, как я понял, конюх? В породах смыслите⁈
Высунувшись точно так же, страдалец наглейшим образом посмотрел мне на грудь. На полосу, которая отчётливо делила её пополам. Под жидкой бородёнкой его расплылась чем-то весьма довольная улыбка.
