«Корова. Что она делает посреди улицы?»

Под камнем, среди карт, дорожных бумаг и прочего было и письмо на грубой чуть желтоватой бумаге. Оно было написано духом, и я взялся передать его.

Ещё в прошлом десятилетии должен был передать посланье его знакомому: наёмнику в Заливе.

Я не передал.

— Вы случайно не знаете трактира, которым управлял бы дух?.. Ну или просто места под названьем… что-то там «надежда»?.. Он должен стоять неподалёку от Залива.

Провожатый очень скоро начал потеть. Уши его сделались красными, а засаленные волосы прилипли к низкому лбу.

— Трактира? — толи с обидой, а то ли спросонья. — Никакого трактира я не знаю!

— Спасибо.

Прохожие провожали нас удивлёнными взглядами. Мужчина поставил тяжёлый ящик обратно на край повозки и почесал щеку.

И даже молодая девушка отвлеклась от яркого окна ювелирной лавки.

Стараясь держаться достойно, я… В какой-то момент я почувствовал, что в спину кто-то смотрит. Не провожает взглядом, а именно смотрит. Всё же разница есть.

Я приподнял плечо. Глядя строго перед собой — развернулся!

Никого.

Все те же люди.

Пара мальчишек в отдаленье гонялась за белёсой курицей.

Стражник потел. Идя вразвалку, он беспрестанно повторял: «Чего? Чего они?..»

На нас смотрели. Стараясь держаться ровно, я прикинул, какая одежда ещё осталась в поклаже. Вроде бы я видел там ещё одни запасные панталоны. Самые простые, даже без шитья… Пожалуй, теперь это был наиболее удачный вариант. Да! Вот именно! Я могу лишь написать в тетради волшебника об местных порядках, а основная задача поскорее пройти город и добраться уже наконец до болота. Там разберусь.

— … всё пилит, пилит! — не отрывая взгляда от мостовой, бубнил стражник. — С утра и до ночи. С утра — и до ночи!.. А после снова на дежурство… А мне, быть может, ТОЖЕ спать охота. Почему, говорит, я дома не ночую?

Носок зацепился.

— Ду*а она, вот что!

Идти рядом со стражником оказалось на удивление неприятно.

Солнце пекло. Люди смотрели.

«И почему я сразу не попросил переодеться? — негромко, но упорно вращалась мысль. — У того же Вивара. Не верю, чтобы он и ничего не припрятал в доме. Так, на всякий случай».

Наконец, впереди показались старые ворота.

Никуда не торопясь, размахивая грязными руками при ходьбе, мой провожатый стал здороваться… со всеми. Сопя, он парой фраз перекинулся со хмурым, тощим типом в очень помятом шлеме.

Не потому что это было нужно, а просто из проформа стражник мой убедился, что никто не пытается встать на моём пути. Пускай. Я уже видел впереди просвет врат. Сделал с десяток шагов, вошёл в полукруг света посреди тени и сощурился на солнце. Увидел небо.

В полях беспрерывно трещали кузнечики… Так громко, что у меня как будто что-то треснуло в затылке. Занятно. Могло ли подобное приключиться с «бессмертным траном»?

Я встал. Вздрогнул: это стражник додумался широкой ладонью ударить по-свойски меня между лопаток.

И заявить:

— Ну это… В добрый путь.

Я сделал еще пару не слишком-то уверенных шагов. И встал.

Мост был опущен. Череда людей в очень грязных, затёртых плащах тянулась мимо стражи. Был слышен приглушённый кашель.

Через большую арку, как через окно, я мог видеть волны, что гуляли по зеленеющим колосьям. Услышать ветер.

Я увидел белую, сухую яблоню. И чёрную полосу дороги, что как будто упиралась в горизонт. Длинная вереница людей топтала ее, и закрепляла тьму не заросшей земли.

— Держите его! — донеслось из общей массы.

Я моргнул.

Широко расставив руки, какой-то завитой в барашек стражник, с толстой шеей, раздувал от усердия щеки. Молодой, в строгой форме, хмурился. С необычайным воодушевлением он попытался заломить руку весьма тощему типу, похожему на скелет. Вытаращив рачьи, красные глаза, последний как будто удивлялся: у молодого ничего не выходило.

«Дёргайся-дёргайся», — долетел чей-то довольный выкрик.

Дёрнувшись как-то особенно неудачно, тощий тип случайно подставил толстяку подножку — и тот с воодушевляющим «В-у-у-у!» упал на молодого. Тощий переселенец застыл. Он поглядел на произошедшее, как на невозможное.

— Ловите его! — из толпы.

— Беги! Чего стоишь?

Глянув на повалившегося, на толпу и на бескрайние поля, тощий в самом деле побежал. В зелень дали.

Егозя как кузнец, выбравшись, молодой ухватился за съехавший шлем. Зачем-то необычайно высоко поднимая колени, он побежал по полю вслед за задержанным. По-гусиному, так как пахота мешала.

Они оба побежали вокруг белого ствола.

Здоровяк с барашком на голове — тяжело сел. Раздувая щёки и широко раскинув толстые ноги, он под десятками взглядов сказал «ху-у» и обтёр потную шею большим платком. Мерно выдохнул. Зеваки были удовлетворены.

Скелет тем временем, вместе с преследователем, всем на забаву, обежал священное дерево.

— Стой! — выставив левую руку перед собой, а другою придерживая шлем.

«Хлеб не топчите, ироды! Хлеб!» — из толпы.

— И так есть нечего.

— Держите его!

— Держите вора! Хватайте!

За что-то зацепившись, молодой упал: «Хех!». Тощий тип выглянул из-за священного ствола. Посмотрел с ещё большим удивлением. На преследователя, на толпу их окружавшую, глянул наверх и пополз.

— К-уда… Ку-да полез!

Молодой попытался было ухватить край дорожного плаща. Ткань разошлась. Тощий лягнул не хуже ездовой и, довольный собой, уселся на нижний сук, обхватив ствол. В общем-то, это был единственный сук, на который он мог сесть, так как другие были слишком высоко.

— Слезай! Слезай, я тебе говорю!

— Врёшь, живьём не возьмёшь! — из толпы.

Тощий тип посмотрел удивленно. Он зачем-то лягнул воздух.

Оглядываясь на бескрайние поля, на толпу и стены, тип ещё сильнее обхватил белое дерево. Глянув наверх, он что-то решил, попытался взобраться, но сорвался. Почти. Он уцепился плащом за ветку, ухватился и повис вниз головой. Из карманов его посыпалась какая-то едва различимая мелочовка.

Безумный взгляд на толпу и вниз.

— Помогите!

— … Это не те ворота.

Я оглянулся. Сунув руки в карманы, провожатый мой, вместе с жилистым мужчиной, уже подбредал к простому, сколоченному, видимо, «на время», но уже очень давно, строенью.

— Это не т-е…

Чья-то ладонь упёрлась в мою грудину. Как из-под земли впереди вырос стражник в приплюснутом от сильного удара шлеме.

По лицу его было понятно, что я его где-то обидел.

— Добро пожаловать в Залив, — с наработанной полуулыбкой. — Могу я видеть ваши бумаги?

Служитель в вытертой кожаной куртке смотрел сверху вниз. Где-то на полторы головы сверху вниз. Я стоял… уже за линией. В какой-то момент я переступил её, и дороги обратно уже не было. Приплюснутый шлем не позволил бы вернуться. Неуверенный шаг назад.

Мысль встала: «Бумаги… Мои бумаги в… кустах. А где кусты?»

— Я вышел из города, а следовательно, у меня были дорожные, чтобы в него зайти.

— Ну и?..

Неуверенный шаг назад. Я глянул растерянно. Голенище сапога прошлось по коже. Я рванул, но… жёсткое предплечье упёрлось в рёбра.

— Добро пожа-аловать… в ЗалИв!.. — откидывая назад.

— Это НЕ ТЕ!..

— Могу…

— ЭТО НЕ ТЕ ВОРОТА!

— … я чем-то помочь?

Выставив руки перед собою и позволив обхватить себя поперёк грязного живота, я сорвался на крик:

— НЕ ТЕ! ЭТО НЕ ТЕ ВОРОТА!

Провожатый мой, наконец, встал. Посмотрел себе под ноги, на затоптанную траву. С видимой болью он вздохнул.

Наконец, мужчина обернулся:

— То есть как?

* * *

Разговор не задался.

На этот раз я попытался заранее подробно расписать, куда мне нужно попасть.

Адрес на письме — вызвал улыбку. Про другие ворота — стражник и слышать не хотел: «А я говорю вам, что вот эта дорога, ведёт в столицу. Сэр».