Доверчивость людей, подставляющих свои позвонки под удары, шлепки и растяжки, порождала резкие и болезненные уколы Гениной совести. Его увлечение шиацу до сей поры не выходило за пределы эксперимента над собой и друзьями. Я и сам, помнится, отдавал ему свой затылок, чтобы избавиться от головной боли, которая всю жизнь ходит за мной. Боль он снимал в течение двух-трех минут, и за свою голову после этого я мог быть спокоен весь день. Но хобби и профессионализм – это не одно и то же. Поэтому Гена ответственно следил за действиями Цыремпилова, копировал его приёмы, подключая к ним университетские знания физиологии. Скоро Гена осмелел и стал позволять себе всякого рода эксперименты. Здесь и произошла впервые эта необъяснимая реакция между тандемом и приходящими людьми. Она включала работу психических явлений, которые ведают надеждой и верой в исцеление, но, может быть, всего лишь временной убеждённостью в нём.

И вот это сомнение, это «всего лишь» представляло собой колющий инструмент для Гениной совести – инструмент, на воздействие которого средний врач не обращает внимания ради денег или ради потакания своему я. Само собой главным героем спектакля под названием врачевание является пациент. По Гениному разумению, получив порцию манипуляций какая-нибудь тетушка, бабушка или же их многострадальный родственник чаще уносят в сердце одну только благодарность вместе с эффектом плацебо, и уже на следующий день возвращаются в свое привычное болезненное состояние.

Но что, если он ошибался? Что если исцеление реально? В миг возникновения этих вопросов укол совести парировался и на короткий срок исчезал в невидимом укрытии сознания, но лишь для того, чтобы очень скоро снова уколоть.

Цыремпилов же, который связывал происхождение каждого недуга с закоснелостью позвоночника и головы, не сомневался никогда. Добыча денег представлялась ему в виде охоты на болезнь, или в обратном порядке – охота на болезнь представлялась в виде добычи денег. Поэтому убеждённость в благородной победе позволяла получать денежное вознаграждение без моральных угрызений.

Так или иначе, но реклама наряду с молвой привлекла болящий народ на Малую Арнаутскую.

Светлана Борисовна уже не справлялась в одиночку с ажиотажем людей, текущих на сеансы к «Шаману» и «Геночке» со всей одесской области. Пока она занималась администрацией, нужно было поручить кому-то кассу и бухгалтерию. Поэтому она обратилась за помощью к магу, и тот прислал к ним завитую блондинку Ирину, лет тридцати пяти от роду.

Она была дипломированный экстрасенс, лишенный магических сил.

Воспоминания об утраченном даре приводили Ирину в состояние слёзного отчаяния, но она твёрдо намеревалась вернуть свои способности.

Соловей сдала одну комнату мужчинам, вторую – Ирине. Третью заперла на ключ, а сама ушла жить к дочери.

В один дождливый вечер Ирина, Гена и Цыремпилов собрались на кухне, чтобы пропустить по стаканчику вина и обсудить чудеса трудового дня.

Над ними витала простуда, выбирая жертву. Наша троица вольно или невольно составила облако противодействия микробам и вирусам. Простуду выставили в другую комнату, затем за порог. Она вылетела на улицу, злобно билась в окно, затем оседлала ветер и со злобным свистом полетела искать гостеприимства в другое место.

– Я теперь ослепла, – объявила Ирина. – Лишили вИденья! Даже Альфредик не в силах помочь! Братья, прошу, заступитесь! Хотя бы сделайте попытку!

– Кто же наказал тебя? – спросил Цыремпилов.

– Мало ли кто наблюдает за ясновидящей женщиной!

– За какой огрех?!

– За блудливость!

– Мужу изменяла?

– В разводе я! В жизни случались минуты слабости. Но могу, и даже решительно готова это преодолеть. Короче, меняю свои слабости на свои возможности!

– Это у тебя хондроз, – сказал Цыремпилов. Наросты в грудном и шейном отделе подобно глухой занавеске закрывают третий глаз. Я тебя простучу. Потом облучу полем твою голову.

Она тут же, не дожидаясь приглашения, обнажила спину и, став коленями на скамейку, легла туловищем поперёк стола, как плеть:

– Ваши уста, Виктор Амбарцумович, мёд проливают на мою измученную душу. Если бы вы знали, как хочется верить. Уж простучите, будьте любезны. А вернётся ко мне виденье, в долгу не останусь.

– Привстань, благая душа, мы под тебя кофточку постелем. Вот так! Ну что ж прошу прощения за возможную боль. А вернется к тебе особое зрение или нет, на то не моя власть.

Гена прижался к теплой батарее, отхлебнул вина и стал наблюдать. Узкий стол шатался, поскрипывал. Цыремпилов укладывал безымянный и средний пальцы на крылья остистых отростков Ирины и быстрым ударом правой руки по этим пальцам раздвигал позвонки. Работая, он бубнил привычную мантру о наростах солей.

Гена вспомнил о семье и по привычке захандрил. Дочку они отправили на месяц в Поповку к Лениным родителям, и Лена осталась в симферопольской квартире совсем одна.

После защиты кандидатской диссертации она работала в компании молодых психотерапевтов, которые видели себя на острие передовой науки. Нравы у них были свободные, в Бога там никто не верил, а верили в химию мозга, в подавленные инстинкты, препараты, во всесилие контроля над процессами психических расстройств.

Гена пытался найти ход, который заставил бы Лену иначе взглянуть на их отношения. Но инерция общественного уклада разводила по разные стороны придуманной баррикады. Лена была кандидат медицинских наук, а он обрёк себя на компанию тех, кого научное сообщество называет шарлатанами. Это проявлялось в том, что, разговаривая на одном и том же языке, супруги придавали одинаковым словам разные значения. Вектор такого общения постепенно переместил их в параллельные миры, в одном из которых вёлся поиск подходящего отца для их общего ребёнка, а в другом – смыслы существования и балансы непроявленных сил.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.