Стол оказался пригодным не только для еды. Тарелки и бутылки отправились на пол, хлебные крошки в унитаз, одеяло на стол, маг на одеяло.

– Четвертый и пятый грудной, будьте добры. Блочок там, энергия не проходит. – Поначалу он руководил, но скоро притих и лежал молча. Гена же сидел в креслице, слушая то звонкие шлепки ладоней, то глухие удары кулаков о живую плоть.

Он не ждал такой доверчивой покладистости от человека, который еще вчера с уверенностью бога, при помощи одного выдоха, укладывал навзничь тех, кто жаждал чуда и получал это чудо, падая в радостном подчинении на руки ассистентов. Пока Абиян работал, затемненная часть гостиничного номера показала любопытному взгляду, что быт демонических существ, которые кочуют с места на место в поисках денежной силы, имеет таинственную особенность, выраженную в предметах магического фетишизма. Тут на журнальном столике стояли каменные пирамидки в окружении разбросанных кристаллов. Там же покоился убедительных размеров крест под извивами серебряной цепи, мелкие иконки были расставлены на обеих прикроватных тумбах вместе с дипломами зарубежных академий, а сквозь запахи отшумевшего пира пробивался то ли ладан, то ли дымок отгоревшей индийской палочки.

Выглянув в окно, Гена отметил, как у парадного входа растет толпа почитателей и страждущих.

Вскорости румяный экстрасенс, блестя глазами, накинул халат и, пообещав скорое турне в Сочи на конгресс по спасению Черного моря, назвал пустоту номера именем своего администратора.

Дверь кликнула и резко отворилась. В номер ворвался верзила в ярком пиджаке, который тут же принялся выпроваживать Цыремпилова вместе с учеником за порог, так как любому ясно, что время мага – это деньги мага, деньги мага – это люди мага, а люди жаждут личных контактов и личных указаний, направляющих во все стороны неизведанного. Разумеется, с оплатой, ибо услуги по соединению с высшими силами не существуют без пожертвований и жертв.

В коридоре перед Гениным взором возник молодой человек, представившийся Валерием.

– Мне сказали взять номера телефонов, если вы согласны поработать за деньги.

Пока они шли к троллейбусной остановке, оставив за собой толпу людей и обрывки фраз меж ними, Цыремпилов описал случившийся поединок с экстрасенсом:

– Говорю, как электрик. В то время, пока он смотрел на себя во мне, а я смотрел на себя в нём, наверху сомкнулись полюса. Ударила молния, и тогда мы решили больше не тревожить сил наверху. Я думаю, он ясно понял, с кем имеет дело.

– С кем же? – Гена остановился и посмотрел Цыремпилову в лицо.

– С нами, конечно! С тобой и со мной!

Гена кивнул, хотя усомнился в сказанном, а также в себе, как связующем звене между небом и землёй.

– Предложение стать твоим учеником исходило от моего отца или это твоя инициатива? – этот вопрос с недавних пор не давал Гене покоя, и он, наконец-то, решился озвучить его.

– Видишь ли, – сказал Цыремпилов, – одному всегда сложно. Большие объемы работы мне не осилить. А ты образован, есть кое-какие навыки, хотя продвижению в целительстве сильно мешает фундамент твоих сомнений. Сомнения – это слабость, которая рождает неуверенность. Посмотри на себя! Весь твой вид – сплошные колебания! Для того, чтобы кого-то в чем-то убедить необходима уверенность. Твой отец сказал, ты бежишь от реальности в иллюзию друзей, которые покуривают травку. Он хочет, чтобы его сын умел принимать решения. Изначально это была простая сделка, он помог мне деньгами, а я взамен дал тебе кое-какую работу и обучение. Но я тогда не знал, что у тебя есть дар.

– А если это воображение!? Привидение мозга!? Очередной побег в никуда!?

– Просто смени обстановку. Главное не навредить. Если ты убедишь человека в способности преодолеть болезнь, то проживет он значительно дольше, нежели от бездушно выписанного лекарства. Пребывать в реальности своего личного сознания ближе к истине, чем жить в пучине и лжи этого мира. Сделай лечение приятным, убеди больного, что он проживет сто лет, и тот с благодарностью последует путём здоровья и силы. Короче говоря, преврати иллюзию в реальность.

– Но есть инфекции, микробы, вирусы! Вот настоящий мир!

– Люди сами их создают. Важно научиться уходить от вирусов. Но ты прав, мне не хватает знаний, а у тебя есть образование. Помоги мне, а я помогу тебе.

Абиян внимательно посмотрел Гене в глаза:

– Ну как, согласен?

– Согласен.

– Что ж, тогда завтра мы выезжаем в Курортное!

Черное море в октябре не то, что в мае. Оно имеет запах и вкус печали отшумевшего лета, шелестит напоминанием о предстоящих снегах и ледяных ветрах будущей зимы. Солнце нежно пробивается сквозь краски облаков, ложится на плечи бронзой, гладит последней жарой прибрежную гальку. Утяжелённое густым оранжевым цветом, оно постепенно тонет на границе моря и гор под приветствия сверчков и под вечерние дуновения легкого бриза, который выдувает на небосвод Луну, словно мыльный пузырь.

Кара-Даг! Всё ещё жара! И я почему-то знал, что пока Гена под присмотром Цыремпилова ищет ключ ко всем болезням человечества, ничего существенного не произойдёт в мире врачевания, потому что самый главный рецепт исцеления всегда приходит сам по себе, даже если он находится на острие хирургического скальпеля.

Что за рецепт?

Сам догадайся, любознательный читатель! И, быть может, обретешь вечную жизнь! Признаюсь, я морочу тебе голову, ведь даже, когда имеешь ключ, местонахождение двери все еще неизвестно. Хотя порой думается, что для здорового человека не важны ни власть, ни деньги, ни время, а важна только бесконечная любовь…

В пионерском лагере у потухшего вулкана отдыхали две израильтянки. Имена им Гена придумал, описав однажды в одном из рассказов. Элеонора Соломоновна, страдала от хронических болей спины по причине болезни позвоночника. Сонечка приехала, чтобы повидаться с крымской роднёй и просто ради воспоминаний раннего детства. Отгостив несколько дней на квартире у Казаковых, они по протекции Гениного отца нашли приют в домике, который летом предназначался для вожатской братии, а осенью для любителей бархатного сезона.

Пока Гена и Сонечка плавали на катере вдоль бухт Кара-Дага и бродили по пляжам, собирая голыши и сердолики, копя в сердцах романтические чувства, Цыремпилов за доллары мантулил спину Элеоноры Соломоновны и за рубли спины всех, кто попадал под горячую руку. Нёс, так сказать, людям здоровье, а добытые средства в многодетную семью. Он и не знал, что золотой телец уже высекает копытом денежную пыльцу, которая, проникнув под черепную коробку, прорастат на почве мозга с шепотом потустороннего мира:

«Фэ-эй!»

Теперь делается попытка превратить фантомы памяти, в зеркальный слепок. Шифры извилин проявляются в трёх измерениях чёрного ящика.

Следую дорожками Гагаринского парка, где навстречу сквозь меня проходит Лена, каждый раз в сопровождении психиатра, о котором часто шли в ту пору Генины рассказы.

Я, Шура Стахорский, Мишка Зигельшифер и наш друг Александр, тот самый, что написал музыку к «Лунному Пьеро», единовременно сделали вывод, что Гену заклинило. Он не видел внезапного повышения цен, продуктовых очередей и не слышал, что беседы наши всё чаще концентрируются вокруг манящей жизни Запада. Твердил, что не переживёт Лениных приключений и прибьёт этого психиатра.

Его печатная машинка покрылась пылью и надолго замолчала.

Лена, малышка Алиса и белобрысый работник психического фронта шагают среди осенних аллей. Параллельно идут воспоминания о том, как на террасе пивного бара под звуки падающих каштанов мы совершаем ошибку, убеждая Гену развестись, бросить, уехать и снова заняться литературой.

Я всерьез проводил у себя в уме мысль, что Генин развод предрешён потому, что Воздух и Огонь порождают один пепел. Так думали и мои друзья. Но мы все ошибались. Этот странный союз, перемежаемый посторонними связями, распадётся на бумаге под небом Кипра. (Сей остров для многих израильтян является местом оффшорных расторжений брака). Но бумага не может разорвать золотой нити между сердцами. Дороги этих сердец на каком-то из перекрестков расходятся под углом, градус которого плывёт как стрелки часов. Соединение неизбежно…