Свет свечей на нашем столике только подчеркивает, насколько она прекрасна. У меня животе возникает чувство, почти похожее на страх, а затем вожделение берет вверх. Черт, я не могу удержать свой член от того, чтобы он не стал твердым, также, как не могу удержать солнце от восхода. Все время, пока мы выбираем закуски, блюда и вино; все время, пока мы говорим о работе и вчерашней программе PTO; все время, пока мы едим и смотрим друг другу в глаза, во мне нарастает желание к её телу. Мне кажется, я мог бы быть с ней вечно. Я так сильно ее хочу.
И думаю, она тоже хочет меня. Это видно по тому, как она смотрит в мою сторону. Замечаю, что ее соски видны сквозь платье. Я так безумно хочу ее, что благодарен за существование скатерти, которая скрывает все то, что показывать еще рано.
Но несмотря на всю похоть, разговор получается легким и честным. Я немного рассказываю о своих родителях, о том, как папа настоял на том, чтобы я бросил кросс-кантри в старших классах и сосредоточился на оценках; и как ужасно было и для меня, и для Рейчел, что ему, похоже, было наплевать на нее. Еще я рассказал о том, как полюбил химию и биологию; и как меня больше не волнует, что медицина была выбором отца, потому что она стала и моим предпочтением. И даже упомянул о том, как я намерен заставить Джеймса изучать предметы, но выбрать то, что ему нравится, он должен сам, я хочу стать более ласковым отцом, чем всегда был мой собственный.
Калинда немного рассказывает о том, что у каждого из ее братьев и сестер разный отец, и что ни с одним из них отношения ее матери не длились дольше года или около того. Она пожимает плечами, не подавая виду, будто ее это не волнует, но я думаю, что, возможно, она сдерживает свои чувства, чтобы не показаться слабой.
Я этого не потерплю.
Я наклоняюсь через стол, чтобы взять ее руку, и тут я вижу кольцо на ее пальце — серебряную точку с запятой, которая говорит мне, что она старше духовно, чем физически. На полсекунды мне становится грустно от того, что такая красивая молодая женщина боролась, но потом я вспоминаю, что прочитал слова, которые вдохновили меня сделать татуировку: Точка с запятой используется, когда автор мог бы закончить свое предложение, но решил этого не делать. Автор — это вы, а предложение — это ваша жизнь.
— Мне нравится твое кольцо, — говорю я мягко, и ее взгляд переходит на мое лицо. Я показываю ей свою левую руку, где у меня на внутренней стороне запястья вытатуирована точка с запятой. — Я немного беспокоился, что татуировка может заставить пациентов считать меня менее компетентным, но… — Я пожал плечами. — Может быть, некоторым из них нужно увидеть, что это нормально — проходить через трудные времена, что я выжил, значит и они тоже смогут. Для меня это важнее, чем просто обидеть людей.
Крошечная улыбка прокралась на ее лицо.
— Это очень заботливо.
Наступает долгая пауза, пока мы смотрим друг другу в глаза.
Я хочу ее больше, чем когда-либо, и это о чем-то говорит. Это глубже, чем попка в форме сердца и настойчивый стояк, но причина определенно проходит через эту территорию. Я снова поправляю на себе брюки от костюма.
Нам приносят меню десертов, и я предлагаю малиновый чизкейк. Она выглядит нерешительной, а потом откладывает меню.
— Чего бы мне действительно хотелось, — говорит она и кладет руку на мое татуированное запястье, — так это пойти куда-нибудь, где мы могли бы побыть одни.
Заняться любовью, говорит мне мое отчаявшееся тело, и мои глаза почти закатываются назад при этой мысли.
— Соглашусь, — говорю я.
— Мне нужно взять сумку из машины, — говорит она, и мой член едва не разрывает брюки. Я просто киваю и говорю ей, что оплачу счет.
Мы оставляем ее машину у Ксавье, и я отвожу нас в отель Джефферсон.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Исполненные фантазии
Ноа
Джефферсон — скорее всего, самый грандиозный в Ричмонде; это, безусловно, отель с самой знаменитой историей. Я мог бы отвезти ее в любой Marriott или Omni, но я хочу сделать все правильно. В вестибюле Калинда выглядит почти запаниковавшей.
— Я никогда здесь не была, — шепчет она мне и берет меня за руку.
Я прекращаю идти и поворачиваюсь к ней.
— Я неправильно тебя понял? Ты хотела куда-то типа кофейни?
— Я думала, может быть, твой дом, — говорит она. — Или просто где-нибудь. Ну уж явно ни настолько модное место.
— Если тебя это успокоит, то, вообще-то, я тоже никогда здесь не был, — говорю я, и она немного расслабляется. — Я просто хотел какое-нибудь хорошее место, где мы никого не разбудим.
Она прижимается к моей груди, и я впервые обнимаю ее, вдыхая пьянящий аромат. Ее груди прижимаются ко мне, и я знаю, что она чувствует, как мой жадный член упирается ей в бедро.
— Все в порядке, — шепчу я ей. — Ты этого достойна. Мы стоим этого.
— Есть мы? — шепчет она в ответ.
— Боже, помоги мне, есть. И были с той минуты, как я тебя увидел.
По ее телу пробегает дрожь, и она касается языком впадинки моего горла.
— Тогда заселяйте нас.
Комната прекрасна. Старомодная, как я и ожидал, будто спальня в богатом доме, но с современной ванной комнатой. Я бросаю ее сумку у входа и беру наконец-то девушку в свои объятия.
Первый поцелуй — яростный. Второй — голодный, трапеза только разожгла наши сексуальные аппетиты. Ее рот сладкий, горячий. Я позволяю своим рукам блуждать повсюду, ощущая нежные изгибы ее груди и талии, а затем кладу жадные руки на ее задницу с перевернутым сердцем и притягиваю к себе. Это похоже на возвращение домой. Мы стоим там, целуясь, прикасаясь друг к другу, ее руки такие же жадные и голодные, как мои.
— Твоя жена? — шепчет она, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня.
— Нет. Я знаю, с кем я, — говорю я ей. — Ты не Эбби. Я любил ее, но она ушла. И я готов полюбить кого-то другого. — Наклоняю свой лоб, чтобы коснуться лба Калинды. — После ее смерти я тоже хотела умереть.
— Но теперь?
— Теперь есть ты. — Я тянусь к ней сзади и расстегиваю молнию на платье.
Оно падает на пол, и я впервые вижу прекрасное тело Калинды Уайт. Мягкая грудь, удерживаемая атласным бюстгальтером темно-синего цвета, впалая талия, полные бедра, расширяющиеся от талии в подходящих атласных трусах-бикини. Стройные ноги. Она просто великолепна.
— Твоя очередь, — говорит она и помогает мне снять галстук и пиджак, наши губы по-прежнему сомкнуты вместе. Я снимаю туфли, а она расстегивает пуговицы на моей рубашке и ремень. Если я не сниму брюки в ближайшее время, то они однозначно порвутся. Какое огромное облегчение я испытываю, когда она одним движением стягивает с меня брюки и боксеры, освобождая член. Ее руки прохладны на моем перегретой плоти, и я стону, обхватывая ее невероятную задницу.
— Боже, какой ты огромный, — говорит она ошеломленно. — Но член чертовски красивый и такой большой.
— Так отчаянно хочу быть внутри тебя, — говорю я, поднимая и позволяя ей обхватить меня ногами. Ее влажные трусики прикасаются к моему животу, рот горячий прильнул к моим губам. Когда я кладу ее на спину и забираюсь на нее сверху, потянувшись к ее бюстгальтеру на крючках, она останавливает меня.
— Я хочу, чтобы ты знал, Ноа, — говорит она, — я не ангел.
— Ладно.
— Нет, послушай! — настаивает она. — Я вижу, как ты смотришь на меня, но ты должен это знать. Я не девственница. Я не была ею с пятнадцати лет.
Пятнадцать? Господи. А потом я вспоминаю, что она говорила о своей матери, и понимаю. Бедная малышка, искала любовь не в тех местах, не с теми лицами. Кто-то должен был присматривать за ней лучше. Нежность захлестнула мое сердце.
— У меня был период, — говорит она, и теперь она выглядит очень обеспокоенной. — Сейчас я ни с кем не сплю уже много лет, но было время, когда меня мог заполучить любой, у кого была бутылка водки. Так что если ты думаешь, что я какая-то невинная молодая девушка, тебе лучше подумать еще раз.
