Я тянусь вниз и поднимаю его, слегка кряхтя от усилий. Он становится таким большим.

— Будет что-то особенное?

— Ага. Я собираюсь петь.

— О? Только ты?

— Нет, мой и другие классы. Так ты сможешь прийти?

Врывается Рейчел.

— Ноа, я обещала пойти на открытие галереи Шелби сегодня вечером. Встреча есть в календаре — и в том, что висит на стене, и в семейном приложении.

Я отодвигаю Джеймса, чтобы проверить свой телефон.

— О, точно. — Из-за всего этого обычного хаоса в «Скорой помощи» и отвлекающе сексуальной Калинды Уайт я даже забыл посмотреть. — Да. Да, я прийду.

— Хорошо, — говорит Рейчел. — Давай, маленький шеф, обними папу еще раз и поехали.

Маленькие руки Джеймса тепло и яростно обнимают меня за шею, затем я опускаю его на землю.

— Рейч, ты никогда не думала о том, чтобы просто позволить ребенку ездить на школьном автобусе?

Она усмехается.

— Этот школьный округ довольно смешанный в плане демографии, брат. Ты действительно хочешь, чтобы он ездил в автобусе с нецензурно выражающимися подростками?

Мое лицо, вероятно, показывает всё отвращение к этой идее. Он еще слишком мал, чтобы запомнить все слова из трёх букв, которые он обязательно выучит к тому времени, когда сам станет подростком.

Рейчел смеется и открывает дверь.

— Я так и думала. Пока!

— Пока! — повторяет Джеймс, а затем они уходят.

Я так устал, и все, чего я хочу, это душ и постель. По привычке я принимаю душ быстро, не более пяти минут, и после беглого вытирания полотенцем падаю на кровать, закрываю глаза, готовясь заснуть, но, как обычно, мой мозг решает устроить экскурсию по вчерашней ночной смене. Он кружится среди крови, разорванных мышц и рентгеновских снимков, ненадолго останавливается на Калинде Уайт, снова кружится среди кафельного пола и яркого света, и снова останавливается на Калинде.

Ее аквамариновые глаза. Клубнично-светлые локоны, розовые щеки, широкая улыбка. Эта сексуальная попка в форме перевернутого сердечка.

Я мгновенно напрягаюсь. Не планируя этого, скольжу рукой вниз, чтобы обхватить член и сжать его.

Калинда.

Каково это, когда ее руки на моем члене вместо моих собственных… Каково это — иметь ее под собой, стонущую от удовольствия, погружаясь в нее снова и снова… Горячая, сладкая, влажная, тугая…

Думая о ее пышном теле и милой улыбке, мне не нужно много времени, чтоб кончить. Последняя мысль перед тем, как я вытираюсь полотенцем и погружаюсь в сон, заключается в том, что я должен спросить ее снова. Ее красивый рот говорит нет, но в ее глаза говорят да.

Будильник на телефоне звонит в пять часов вечера. Я потягиваюсь, чувствуя, как моя проснувшаяся древесная масса бьется о простыни, и думаю о том, чтобы снова подрочить на мысли о голой и желающей меня Калинде Уайт в этой постели.

Но моя дверь распахивается, и это Джеймс.

— Папочка? Ты уже встал?

Похоже, я всегда встал, когда думаю о Калинде, язвительно заметил я, хотя это уже меняется. Нет ничего лучше, чем маленький мальчик в комнате, чтобы погасить хорошую эрекцию.

— Да, приятель. Дай мне минутку, чтобы сходить в ванную и одеться, хорошо? — Я откидываю простыни и встаю с кровати.

— Ого, — говорит Джеймс. — Твоя сосиска действительно большая — Он смотрит вниз на себя. — У меня маленькая.

Я скрываю улыбку.

— Ну, ты же маленький человек. Когда ты станешь больше, твоя сосиска тоже станет большой.

Он идет за мной в ванную и болтает о школе и о том, как его класс готовился петь на собрании сегодня вечером.

— И я прекрасно знаю слова, папа. Я не забываю ни одного.

— Молодец. Как думаешь, мне лучше побриться?

Он пожимает плечами.

— Тетя Рейчел готовит на ужин спагетти и фрикадельки.

— Отлично, я голоден, — я подхватываю его на руки и несу на кухню, мы оба смеемся.

***

Позже я нахожу место на деревянных трибунах начальной школы Хоупдейл, оглядывая разношерстную толпу людей в крошечном спортивном зале. Мамы в штанах для йоги или в деловой одежде, папы в хакисах и рубашках на пуговицах или в рубашках с вышитыми на кармане именами. Бабушки в брюках с эластичной талией. Учителя в рабочей одежде. Я рад, что выбрал свои самые мягкие джинсы и фланелевую рубашку вместо хорошо поношенной футболки Linkin Park.

Одна из бабушек случайно задевает меня своей сумочкой, проходя мимо меня, и от этого она пошатывается. Я протягиваю руку, чтобы поддержать ее, и она цепляется за мою руку, пока не занимает место в ряду надо мной. Она благодарит меня, я говорю, что это не было проблемой, и мы обмениваемся улыбками. Когда я поворачиваюсь обратно к переднему ряду, она там: Калинда.

Наши глаза встречаются, и на ее лице расцветает улыбка, такая же удивленная, как и моя собственная. Она направляется прямо ко мне, и я отодвигаюсь, чтобы освободить место. Почему она здесь?

— Хей, — говорит она, вставая в мой ряд. — Привет, Ноа. — Она садится рядом со мной. — Мои младшие брат и сестра сегодня в программе.

Ах. Братья и сестры.

— А мой сын в полном восторге от того, что будет петь, — говорю я ей, не в силах сдержать своего веселья. — Он одарил меня предварительным прослушиванием в машине. Вся поездка сюда была одним безостановочным исполнением The Rainbow Connection, ты можешь себе это представить?

— Ты шутишь? — говорит она, ухмыляясь. — Мы слушали ее весь ужин.

— Кто это мы? — Не могу поверить, я же никогда не спрашивал ее о семье.

Она смотрит вниз, ковыряясь в кончиках пальцев. У нее короткие, но красиво накрашенные ногти винного цвета, которые отлично смотрятся с ее темно-серой футболкой с длинными рукавами и выцветшими скинни джинсами. Проходит минута, прежде чем она снова поднимает на меня глаза.

— О, моя семья, — произносит она отстраненно, таким тоном, который говорит, что факты вовсе не отстраненные. — Моя мама и ее дети. — Она пожимает плечами, и все в языке ее тела говорит о том, что она делает лучшее из того, что не очень хорошо. — Моя младшая сестра Кэндис, с буквой К. Вообще-то, у нас у всех имена на букву К. — Она снова улыбается, и на этот раз немного мягче, чем обычно. — Кэндис учится во втором классе. Кори — в четвертом. Еще есть Коллин, он выпускник средней школы. А потом я. — Ее плечи втянуты, но она расправляет их и поднимает подбородок. — Так у тебя есть сын?

Я рассказываю ей о Джеймсе.

— Ему шесть. Он очаровательный, милый и забавный, а он сводит меня с ума. Насколько я могу судить, — говорю я, — это абсолютно нормально. — Она немного смеется, но ее брови сведены вместе. — Я вдовец, — говорю я. — Джеймсу было почти два года, когда умерла его мама.

Она задумчиво кивает. Мы сидим там вместе на невероятно скучной деловой встрече по сбору средств. Я не могу перестать думать о ее рте, улыбке, теле. Я не могу перестать думать о том, какой бы она была подо мной.

Но потом первоклассники и второклассники встают, чтобы спеть, и я очень строго говорю своему члену, чтоб он завязал и успокоился, для того, чтобы я мог насладиться песней. Так и есть. Я наслаждаюсь. Джеймс поет всем телом — покачивая головой, подпрыгивая на коленях — и это так восхитительно, что я жалею, что Эбби не может быть здесь, чтобы увидеть это.

После того, как четвероклассники показали нам короткую сценку о Джордже Вашингтоне, собрание прекращается, и Джеймс направляется ко мне, буквально перепрыгивая через Калинду, чтобы запрыгнуть мне на колени. Я укоряю его за манеры, и он извиняется, подставляя свою шелковистую темную голову под мой подбородок.

— Ты так похож на своего отца, — говорит она ему, и он застенчиво улыбается.

Когда Калинда представляет мне своих братьев и сестер, мне кажется интересным, что они не похожи друг на друга. Кори, десяти лет, высок для своего возраста и уже сложен как медведь, с текстурированными темными волосами и внушительным носом, который еще не успел вырасти. У Кэндис длинные шелковистые прямые каштановые волосы и голубовато-серые глаза, и она такая же кокетка, как и Калинда. Они обе очаровательны.