— Сядь и поешь. Ну что ты эту муть вечно смотришь.

— Ты этой мутью живешь, Леон. Наверное, подсознательно жду, когда в очередной аварии погибнет Леон Зверев. Или такого быть не может?

— Да может конечно, — он так спокоен, что просто бесит. — Ты мне лучше скажи, нахера тебе опять Власов звонил.

— Узнавал как дела. Рассказывал о своих. Ты ревнуешь?

— Нет. Просто раздражает. Вроде не дурак, все понимает.

— Дурак, раз связался с криминалом. Точно такой же, как и ты.

— Что — то ты не сильно жаловалась, когда мы ездили на море.

Бросаю ложку. Теперь мне и сказать ничего нельзя. Тыкает морем, шмотками, машиной. Словно не работаю. Словно за его счет живу. Может и живу, но мы же вместе. О браке конечно речи нет, я и сама бы пока не пошла. Будь поумнее, заставляла бы предохраняться, но…. Поздно. От мысли, что буду растить ребенка в постоянном страхе тошнить начинает.

— Я не просила меня возить. Ты же сюрприз сделал.

— Ты не сильно сопротивляешься сюрпризам. Или серьги тоже не понравились?

Снимаю их прямо тут, чувствуя, как атмосфера тяжелеет, а настроение в комнате меняется. Бросаю золотые сердечки на стол и встаю. Уходить в студии особо некуда, так что балкон порой лучший мой друг. Опираюсь на подоконник и смотрю вдаль, на то, как по дороге проносятся машины. Там, наверное, люди, которые не бояться выходить на улицу. Которые не оглядываются и не проверяют дно машины. Люди, которые не катаются в бронированных автомобилях. Леон за эти три месяца провел целый курс. Научил стрелять, с ножом обращаться, водить машину даже в самых экстренных ситуациях. Это все было весело сначала, только почему — то не веселит сейчас.

Перед глазами появляется его ладонь, на которой сережки. Вину чувствует, поэтому не орет и не тянет в кровать?

— Надень и больше не снимай.

— Ладно, — беру кончиками пальцев. Надеваю. Только вот ком в горле все больше.

— Тебя что не устраивает, Вер?

— Все. Твой образ жизни. Ты хочешь семью, но о какой может семье речь идти, когда ты втягиваешься в это все сильнее.

— Это мой образ жизни. Пока живем так, может потом все и изменится.

— Когда?

— Не знаю! Андронова надо убрать, а к нему хрен подберешься. Я не супермен, чтобы ты там обо мне не думала.

— Может тогда все это зря? Мы, отношения. Может закончить все сейчас? — мне остались последние экзамены, есть накопления. Я уже думала, что могу пока устроиться куда — то нянечкой, чтобы декрет получать. Далеко. Не в этом городе. Подальше от криминала и подальше от страха, что жизнь, которая вроде только началась так быстро закончится.

— Нет, — Леон бросает руку, берет шею в нежный плен, к себе тянет. — Я скорее убью тебя, чем отпущу. Вер, я только жить начал, что я делать без тебя буду.

— Мне диплом писать надо, — от поцелуя отворачиваюсь. — Ты же не хочешь, чтобы твоя будущая мертвая жена была необразованной?

— Хуйню несешь.

— Не нравится, уходи.

— Не дождешься, — удерживает рукой, в шею целует. — Пойдем в кровать, я тебе покажу, как сильно не хочу отпускать тебя.

— Не хочу.

— Не слышу, внезапно оглох, представляешь, — поднимает на руки и на диван несет. Бросает, стягивая домашние лосины. — Могу различать только стоны и крики.

— Соседи кстати тоже.

— Пусть завидуют, — нависает он, а я обнимаю крепко, в себя принимаю легко, без горечи, только вот мысли первую минуту далеко, там, где нет страха, что в мой дом снова кто — то вломится.

После секса мы с Леней разговариваем всегда. Думаем о местах, которые хотели бы посетить, о большом доме, в котором хотели бы жить, о фитнес — центре, который он мечтает построить. Только вот все это слова только. И в нашей с ним реальности единственная адекватная мечта, это чтобы его не загребли после очередного задания Черкашина. Или чтобы я не попала в лапы того же Гоши. Мне казалось, этот мудак давно смирился, что я с другим, но нет. Стоит мне появиться в зоне его видимости, как он начинает демонстративно шлепать губами и подмигивать. Противно.

Леня не реагирует, потому что по сути это все на расстоянии происходит. Даже когда Гоша пришел ко мне на тренировку, Леня просто выгнал его и тот вроде как не появлялся. Никак не показывал своего прямого интереса, но ощущение грязи от того как он постоянно пялиться на меня, не покидает. Вот и сейчас, вечер, Лени еще нет, а по телевизору так и крутят новости о погибшей жене бизнесмена. Трубку он не берет, а я уже вся извелась.

В дверь раздается звонок, и я бросаюсь к ней. Готова убить Леню, что заставил волноваться.

Распахиваю дверь и как в ледяную прорубь падаю. На пороге полиция. Три человека и понятые.

— Да? — пытаюсь говорить спокойно, но дрожу неимоверно.

— Некрасова Вера Анатольевна?

— Да?

— Мы ищем Зверева Леонида Николаевича. Вы его знаете?

Вот он шанс. Просто сказать «нет» закрыть дверь и жить дальше. Может быть даже сказать Лене по итогу, что все это не для меня. Идти дальше. Но я пожимаю плечами.

— Знаю. А что случилось?

— У нас ордер на обыск, — ничего не объяснят мне полицейские, проходят мимо меня, начиная раскурочивать мою небольшую квартирку. Я, наверное, впервые задумалась, почему Леня никогда не звал меня к себе? Неужели кроме той комнаты в клубе «Голод» у него нет жилья. Нет. Иначе они бы не пришли сюда.

Разворотив квартиру до самой последней книжки, до белья, что теперь стыдливо валяется в середине комнаты под насмешливым взглядом понятых бомжей, полицейские ничего не находят. Наконец уходят, заставляя меня подписать документ о невыезде из города и постоянно заглядываю в декольте. Уроды. Я прекрасно знаю, что очень многие из них под колпаком таких как Черкашин и Андронов. Кто заплатит больше. Прекрасно помню, как именно они «спасали» сбежавших из рук сутенеров девчонок, шантажировали тюрьмой, заставляя порой делать самые отвратительные вещи.

Коля умел с ними договариваться. А Леня? Перешел дорогу, получается?

Наверное, только минут через сорок я могу заставить себя подняться и начать уборку. Времени на нее уходит не так много, но я так себя накручиваю, что готова убивать.

Неужели он причастен к смерти той женщины? Он был в машине, которая их сбила? Или руководил? Что вообще происходит?!

Звонок в дверь дрожью отдается в груди. Рвет ее, заставляя сердце биться на пределе возможностей.

Иду в прихожую и смотрю в глазок. Гоша. Его лысую голову не узнать сложно.

— Открывай, Вер. К Лене отвезти тебя хочу.

— А где он? — говорю через дверь, открывать ему точно не собираюсь.

— Задержан до выяснения обстоятельств. Сказал тебя к нему привезти.

— Куда привезти, в изолятор?

— Да, блять, в изолятор! Я извозчиком не нанимался. Не хочешь любимого увидеть?

— Очень хочу, но я тут заболела, боюсь заразить его. Ты передай.

— Открывай, сука! — бьет он ногой в дверь, а я отскакиваю. Она хлипка, долго не выдержит. Закрываю лицо руками. Понятия не имею, что делать, если он ворвется. Страх спиралью сжимает внутренности. — Вера, открывай. Коля в тюрьме, Леня тоже, я следующий.

Я уж не стану говорить, что, Коля скорее в ссылке. Мне вообще придумать надо, как избежать очередного изнасилования, от очередного бандита.

— Открывай, тварь!

— Я позвоню в полицию!

— Давай, малышка, а завтра они у тебя наркоту найдут и послезавтра ты все равно окажешься в моих руках. Точно думаешь, что надо тянуть? — ломает он дверь, начиная просто в нее биться. Петли на дереве долго не выдержат, а прыгать с девятого этажа мне не улыбается.

Перед глазами мелькает огнетушитель, который приволок Леня, когда я чуть не сожгла квартиру.

Пока Гоша ломает двери, я одеваюсь, натягиваю ботинки, беру сумку вещей, которую Леня же учил держать на всякий случай и беру в руки огнетушитель.

Стою, готовая, срывать чеку. И как только дверь поддавшись напору просто падает к моим ногам, я открываю напор белой пены прямо в лицо Гоши, который тут же начинает истошно орать. Бросаю в него, дезориентированного баллон и умудряюсь прошмыгнуть мимо, в подъезд, оттуда на улицу.