Блеск на полу привлекает мое внимание, я открываю глаза и замечаю брошенный на полу нож. Сажусь на диване и наклоняюсь вперед. Беру металл, чувствуя его жар. Даже лезвие еще горячее, как и его хозяин. Складываю нож и замечаю гравировку. «Для Леонида от твоей роднульки» Роднульки. У такого как этот мутант могла быть девушка? Нежное создание, ласково гладившее его спину после рабочих будней бандита или стерва вроде меня, которая никак не может усмирить свой нрав. Отношу нож на стол. Не хочу его касаться. Мне сложно представить, что такого как он, можно полюбить.

Скидываю его пиджак на стул и обвожу взглядом свою квартирку.

Весь запал, вся ненависть глохнет перед желанием уже освободиться. А это получится, только если ко мне вернется Коля. И он никогда не узнает, как я горела в чужих, грубых руках. Одно непонятно, как смотреть ему в глаза после того, как я добровольно лягу пол него.

Принимаю душ, стелю новое белье, делая все на автомате. Долго смотрю в окно, вспоминая все самое светлое из наших с Колей отношений. Как приносил мне сгущенки, когда меня закрывали, как прикрывал перед заведующей детского дома, сколько раз помогал, когда в приюте появлялся Андронов. По коже мороз от того, что он мог сделать со мной, от слов, что он сказал про деньги. Я даже рада, что Леон их забрал.

Заставляю себя подняться, дойти до кровати, как вдруг дверь в прихожей открывается. Я замираю возле дивана. Жду, когда он выйдет из коридора.

Леон.

Снимает туже самую рубашку, открывая мощное тело, как с обложки плейбоя для женщин. Вешает на стул, брюки и носки, оставаясь в черных боксерах, которые еле сдерживают его хозяйство даже в расслабленном виде.

Его фигура пугает даже издалека, его запах заполняет все рецепторы, душит, пускает в кровь адреналин.

Хочется кричать, бить посуду, впиваться в его лицо ногтями. Как, как я могу быть с ним ласковой, если он во мне вызывает такие бурные реакции.

Он подходит близко, отравляя своим существом, пугает нежным касанием к лицу, вынуждая действовать жестко.

Я не готова к его нежности. Не готова к чувствам, что она рождает.

— А я похожа на роднульку? Ее ты тоже насиловал?

Зверев бросает взгляд на место, где оставил нож, потом на стол, потом тяжело вернул мне.

Я жду взрыва, сжимаюсь всем телом, чтобы принять удар, а вместо этого следует усмешка.

— Любишь Колю, а ревнуешь меня?

Взрываюсь я.

Пружина внутри меня стреляет. Я закипаю мгновенно, ударяя криком по его перепонкам.

— Кого? Тебя? Ревную? Насильника? Бандита? Ты мне противен! Каждый раз, когда ты прикасаешься ко мне, меня тенят блевать, — ору, хочу вывести его на эмоции, но вместо того, чтобы хоть как — то мне ответить, он проходит к столу, забирает нож и опускает в карман своих джинс. Затем просто уходит в ванную.

Я задыхаюсь от возмущения. Во мне кипят эмоции, голыми проводами вибрируют на нервых, буквально кричат, в поисках выхода.

— Зверев! А что ты молчишь?! Тебе нечего ответить!?

Он идет в ванную, уже открывает двери, а я догоняю его, бью по широкой спине, чувствую, как тут же начинают болеть кулаки.

Как жжет горло от обиды.

Я другого от него ждала, я хотела скандала, я хотела выговориться, высказаться.

В очередной раз увидеть его звериную сущность!

— Отвечай, сволочь! Трус! Ты можешь только брать! Только ломать и крушить, а ответить не можешь!

Громко. Сипло. Уже со слезами.

Наконец верзила тормозит в дверях, застывает, заставляя и меня замереть в ожидании. Черт, может перебор? Не убил бы…

Поворачивается всем корпусом, вынуждая и меня отступить, задохнуться от той силы, что энергетическим полем бьет по нервным окончаниям, вынуждает дрожать и задыхаться. Я просто тону в черноте его взгляда, проваливаясь в колодец глазного дна.

Молниеносное движение. Один общий вздох. Теперь прижата к бетонной стене его тела.

Расплющена о камень его мускулистой груди.

Хочу оттолкнуться, но это как бодаться с быком.

Бесполезно.

Тяжелая рука накрывает затылок, окончательно сковывая сопротивление и истерику, а чуть хриплый бас врезается в сознание.

— В следующий раз просто скажи: «Трахни меня», чего так орать?

Я от возмущения рот открываю, но это стратегическая ошибка. Его влажный язык врывается в меня, затевает сражение, не планируя брать пленных.

В своей голове я еще сопротивляюсь, яро отстаиваю свою честь. Верность другому. Хочу выдрать Леону глаза, расцарапать в кровь кожу, видеть его страдания, но в душе нахожу чертов компромисс, решая, что сейчас нужно сыграть по его правилам.

Ради Коли.

Только ради Коли я больше не пытаюсь его укусить, а отвечаю на дьявольски вкусный, пряный как приправа «кари» поцелуй.

Жадно мну губами его твердые.

Ласкаю язык своим, слушая смачные звуки, от которых даже кончики ушей краснеют.

Все это потому что нужно, а не потому что мне нравится. Мне же не может нравится то, как он сминает пальцами правой руки мою задницу, скользя между булочек. Как задевает вибрирующий от возбуждения, набухший клитор.

Не нравится.

И то, как он тянет волосы на затылке мне тоже не может нравиться.

Я просто отдаюсь этому чертовски приятному «не нравится».

Просто жадно, забираюсь по этой горе как по лестнице, ощупывая каменные мышцы, обвивая тугую талию.

Он подхватывает меня одной рукой выше, не прерывая звериного поцелуя. Топает к уже расстеленному дивану. Рвет поцелуй, который душу вытягивает и на диван бросает. Смотрит сверху, а я лишь взглядом умоляю молчать.

Потому что этот компромисс, словно нить тонкая, может легко порваться. И все. Я больше не смогу сама вот так легко смотреть как дыбится его могучая дубина в трусах, как видны очертания головки, что причиняла боль, когда толкалась в меня.

Он снимает трусы одним движением, я тут же задираю голову, боясь смотреть на это насколько неприкрыто. Стыд жаром в грудь стреляет, соски плавит.

Только молчи, только молчи, сволочь.

Он смотрит сверху, электрелезует взглядом, заставляя тело гореть в тех местах, куда он бьет.

Точечно.

В лицо.

Теперь оно плывет.

На футболку, что дыбится из-за сосков.

На ткань шорт между ног, что позорно влажная.

Нужно молчать, но из меня рвется простое:

— Нравлюсь?

— Недостаточно, — лаконичный ответ и я меня ведет от его вранья. Потому что вижу, как он смотрит, вижу, как сам дрожит от желания закончить осмотр и приступить к истязанию. Мы словно по тонкому лезвию ходим. Легко порезаться. Легко умереть. Но гораздо важнее соблюсти чертов баланс ради того, что нам обоим нужно. Ему просо удовлетворить похоть, мне добиться его расположения. Только ради Коли.

Только ради него я скрещиваю руки, сминая низ футболки, оголяя животик и свою грудь. Как в приватном танце. Я никогда не делала этого даже для Коли. Но сейчас обязана показать, что тоже могу быть милой. Умею дразнить. Соблазнять.

— А так?

— Лучше, но не все видно.

— А так, — подцепляю резинку шорт, стягиваю чуть ниже, показывая выпирающие тазовые косточки, лобок.

Леон напряжен как сруна гитары. Пошло чешет языком зубы. Играет желваками на скулах.

Резко сминает свой член, скрывая его от меня пальцами.

Стягиваю шорты до колен. Поднимаю ногу, задерживая ее на кубиках, что могли бы по твердости посоревноваться со стиральной доской.

— Охуенно просто, — хватает он мою лодыжку, тянет на себя весь корпус, почти складывая меня пополам, стягивает шорты, откидывая как ненужную тряпку.

Открывает для себя настолько откровенно, что щеки начинают гореть, а язык так и просит узнать какую хрень он творит.

Смотрит на грудь, сжимает одной рукой, а другой пальцем забирается внутрь.

Я кусаю губы, чувствуя, как плотно стенки обхватывают его. Затем второй. Он словно припальпирует меня.

— Что ты…

— Болит что — то?

— Что? — я уже реально не соображаю, что он говорит. Он разминает меня пальцами, смотря в глаза.