Шум аплодисментов раздается даже во сне, назойливый и непрерывный. Лица без лиц предстают перед глазами, верят ли они тому, что я говорю? Я сплю, но отрывки моей речи всплывают в голове снова и снова, все внутри меня протестует, мне хочется зажать рот рукой. А еще этот шум, он становится все громче и громче…

Я резко сажусь в постели и спрыгиваю на холодный пол. Я теряю навыки, инстинкты Пустоши притупляются, пару месяцев назад я бы уже давно проснулась. По коридору разносятся взволнованные голоса, раздается быстрый топот ног. Что произошло? Глупая мысль о том, что кто-то пришел спасти меня, проносится в голове. Нет, на этот раз никто не придет.

Я выглядываю за дверь: охотники, облаченные в спецодежду, пробегают мимо. Они вооружены, на лицах – суровая решительность. Я чувствую, как у меня учащается сердцебиение. Только изгнанники могли вызвать такой переполох. Значит, они в Городе! Или где-то у его стен! Как бы то ни было, это мой шанс. Пока ОБ занято преследованием, я могу попытаться ускользнуть из здания и попробовать выбраться за стены. А там будут Тени, они заберут меня с собой!

В ушах звенит, я жду, когда коридор опустеет, но не возвращаюсь в комнату. У меня нет времени, чтобы забрать что-то с собой. Хорошо бы раздобыть оружие, но с этим – как повезет. Сейчас важнее быть тихой и незаметной.

Охотников больше нет, голоса затихли на лестнице. Я осторожно открываю дверь шире и, оглядываясь по сторонам, выхожу в коридор. Пусто. Ночью на жилом этаже остается немного сотрудников, большинство из них предпочитает ночевать дома. А охотники, я надеюсь, уже покинули здание. Я все еще иду медленно, боясь, что кто-нибудь выйдет из соседних комнат и заметит меня. Спешка может вызвать подозрения. Но, добравшись до лестницы, я собираюсь бежать. Так быстро, как никогда в жизни.

Я поворачиваю за угол и прикусываю язык, удерживая ругательства. Передо мной стоит Ворон и внимательно оглядывает меня с ног до головы. Позади него еще двое стражников, их пальцы сжимают оружие, а взгляды устремлены на меня.

– Далеко собралась? – спрашивает Ворон, и я впервые в жизни слышу в его интонации что-то помимо сухого безразличия.

Мгновение я оцениваю ситуацию: попытаться выхватить оружие и ускользнуть? Их трое, а у меня в руках – ничего. Пусть в рейте меня и научили драться, но все-таки я еще не сошла с ума. Я бросаю взгляд на лестничный пролет, он манит меня, я будто физически ощущаю, как свобода ускользает из моих рук.

– Хотела узнать, что произошло, – уверенно смотрю в глаза Ворону. Мой побег провалился, даже не начавшись, грудь сжимает от обиды и безысходности, но я продолжаю: – Охотники куда-то бегут, шум…

– Изгнанники пробрались в Город и устроили погром, – я не ожидала, что он так просто ответит мне, и удивленно округлила глаза. Вероятно, Ворон решил, что меня так поразила его новость, поэтому добавил: – На одной из центральных улиц они разграбили магазины – побили стекла, некоторые помещения подожгли и унесли целые запасы продуктов, лекарств и многого другого.

– Наверное, их быстро поймают.

– И тем не менее урон существенен.

Я хмурюсь, эта история приводит меня в замешательство: зачем рейтам так поступать? Конечно, им нужны и еда, и одежда, и тем более лекарства, но зачем действовать так открыто? Тени всегда старались быть незаметными и не привлекать внимания к своим кражам. Стоило хоть где-то проколоться, и Город усиливал охрану, лишая рейты возможности достать что-то в следующий раз. А в Пустоши нельзя пренебрегать ни одним куском, ни одной ниткой.

– Ну, тогда я вернусь к себе.

– Разумеется, за этим мы и здесь. Ты пройдешь в свою комнату и не подумаешь выходить. Мы будем дежурить у двери, так что сиди тихо.

– Они думают, что я сбегу? – я попыталась изобразить негодование.

– Да, – просто ответил Ворон и подтолкнул меня вперед. – В комнату!

Когда дверь за мной закрывается, я едва сдерживаю крик. Я могла бы уйти, могла бы прятаться в лесу, но снова оказалась здесь. Удивительно, что я так сильно хочу снова оказаться в Пустоши, хотя когда-то боялась даже думать о ней. Мысли снова возвращаются к рейтам, к сопротивлению. Им стоит быть осторожнее, погром был очень неосмотрительным поступком. Что же у них происходит? Только бы изгнанники не начали драться между собой. Я падаю на кровать и рычу в подушку. Как ужасно жить в бездействии и неведении! Ненавижу! Ненавижу эту комнату, этих стражников и ненавижу чувствовать себя в ловушке! Двэйн, а где же вы? Кажется, вас не хватает не только мне, но и целой Пустоши!

Утром меня снова разбудил шум, но на этот раз кто-то настойчиво долбил в дверь. Я успела только протереть глаза и сесть в кровати, как в комнате показался Ворон:

– Собирайся, тебя ждут внизу, – скомандовал он.

– И зачем нужно стучать, если все равно входишь без приглашения? – пробурчала я, но стражник никак не отреагировал на мои слова.

– У тебя пять минут, – произнес Ворон и скрылся за дверью.

Что опять произошло? Или это касается ночного происшествия? Меня вдруг обдало холодом: что, если кого-то поймали, и советники хотят, чтобы я попыталась опознать пленника. От мысли, что в руки охотников могли попасть жители рейта, становилось дурно. А если кто-то убит? Дрожь пробежала по всему телу. Я давно перестала быть наивной: даже опытным изгнанникам порой не удается уйти от ОБ. И зачем они устроили этот погром?

Ворон и двое его подчиненных не отходили от меня ни на шаг, пока мы спускались на первый этаж. Меня раздражало их присутствие, и я боялась, что из-за ночного происшествия Совет может снова назначить мне надзирателей. Тогда я могу забыть о разговорах с Рахель и Азриэлем.

Спустившись вниз, мы прошли еще немного по коридору, а затем повернули налево. Я недоуменно замерла: перед входной дверью собралось человек десять, все они были сотрудниками ОБ, судя по униформе. Некоторые лица казались мне знакомыми, но лично я не общалась ни с одним из этих людей. Трудно было предположить, в каких отделах они работали, но на охотников никто их них не походил. Мое появление заставило стихнуть и без того приглушенные разговоры. Некоторые смущенно отвернулись, другие скосили взгляды на мою метку, кто-то презрительно скривился. Никто не поздоровался со мной, не махнул в знак приветствия. Они так привыкли ненавидеть и бояться изгнанников, что даже за два месяца не смогли привыкнуть к моему постоянному присутствию в стенах ОБ. На мгновение меня захлестнуло отчаяние: какие шансы есть у рейтов, у сопротивления? Какой общий язык, какое понимание мы можем найти у жителей Городов, если они не хотят даже посмотреть на нас? Как мы собираемся добиться их поддержки? Я внутренне себя одернула. Нельзя поддаваться этим мыслям, мы что-нибудь придумаем, мы раскроем им глаза, и все будет хорошо. Я гордо вздернула подбородок и оглядела толпу. Еще больше людей отвернулось.

– Доброе утро, Алиса! – знакомый женский голос раздался у меня за спиной. Я подавила кольнувшую изнутри неприязнь и, обернувшись, как можно приветливее ответила:

– Доброе утро, миссис Хофман! Рада снова вас видеть. Как прошла поездка в одиннадцатое? – моим стараниям не было предела.

– Спасибо, Алиса, замечательно! Мы пообщались с амнистированным, очень приятный молодой человек, очень разумный.

Я чуть не скривилась от любимого комплимента Советов. Но действительно ли он был таким «разумным», или только притворялся?

– Надеюсь, вы правы, – ответила я, и женщина улыбнулась.

Дина Хофман была помощницей Дарио и по совместительству, как ходят слухи, его любовницей. Было это правдой или нет, меня совершенно не волновало. Меня заботило лишь то, что Хофман отвечала за всю пропаганду, которая велась от моего имени. Она писала тексты, организовывала съемки и следила за каждым мускулом на моем лице, который мог выдать сомнение или намекнуть на внутреннее неповиновение. Несмотря на то, что она всегда казалась чем-то занятой и словно бы не обращала на меня внимания, я знала, что Хофман внимательно наблюдает. С ней всегда стоило быть настороже.