– По-моему, это единственное, что красит этот банкет, – отозвалась я и обернулась.

– Жаль признавать, но вы совершенно правы!

Мужчина широко улыбнулся и, подойдя ближе, тоже взял со стола наполненный фужер. Я знала этого человека, по крайней мере, видела на фотографиях, на экранах, на листах досье… Писатель, работающий на Советы. Зачем он подошел ко мне? Шпионит или тоже втайне хочет сотрудничать? Я с неприкрытым любопытством оглядела его. На вид мужчине можно было дать не больше сорока лет, вот только в темных волосах кое-где уже поблескивали седые пряди. Мягкие черты лица, глаза с прищуром, словно оценивающие и усмехающиеся одновременно, ровно остриженные бакенбарды по всей линии скул и небольшая борода. Он не спеша поднял бокал, но так и не выпил, с непонятным весельем разглядывая меня.

– Леонард, – вдруг представился он и протянул свободную руку, – обойдемся без фамилий и званий.

– Алиса, – ответила я, пожимая мягкую и сухую ладонь. – Насколько я знаю, вы пишете книги?

– Книги? Да, что-то похожее на то, – мужчина улыбнулся. Теплая, приятная улыбка. – Но сейчас моя работа целиком и полностью посвящена статьям и брошюрам, которые выпускают Советы, – он чуть заметно скривился. – Скукота. А вы чем занимаетесь в свободное время?

– Планирую убийства, – с вызовом ответила я и отхлебнула из бокала. Леонард мягко рассмеялся:

– Довольно искусная работа, требует определенных навыков. Справляетесь?

– Пока не особо, – честно призналась я.

– Это сразу видно, – улыбнулся мужчина, – если бы у вас получилось, я бы уже это знал.

– Почему вы так решили?

– Преступление – это своего рода искусство. – Я нахмурилась и непонимающе посмотрела на мужчину. – Я не говорю, что оно идет во благо, но в какой-то степени это творческий процесс. Планировать способы, изучать своих врагов, прокручивать в голове один возможный поворот дел за другим, а потом безукоризненно играть свою роль. Тут вам и логическое мышление, и живопись, и писательство, и театр. Весьма увлекательно!

Я покачала головой:

– Убийство – это всегда только убийство, и никаких возвышенных чувств в нем нет.

– Но знаете, что самое трудное? – продолжал он, не обратив внимания на мои слова. – Знаете?

– Скрыть его?

– И да, и нет. Самое трудное – это удержать язык за зубами. Ведь, как я уже сказал, это творчество, а творцу так и хочется поговорить о своем шедевре, намекнуть на свои труды. Говорю вам как писатель, насколько сложно вести разговор об уже написанном, но еще не представленном публике произведении. Хочется обсуждать и обсуждать, но при этом не разрушить интерес, не выдать самого главного. Чертовски сложно замолкнуть!

– Но это кардинально разные вещи! – возразила я. – Преступника ждет наказание, так что ему необходимо молчать, – не знаю, почему я позволила втянуть себя в этот странный разговор. Голос Леонарда завораживал.

– Вы недооцениваете природу творцов. Разумеется, будут те, кто не скажет ни слова, но для человека, гордого содеянным, это сильнейшее искушение. Его так и тянет что-нибудь сболтнуть. Остается только поймать его намеки, вот и все.

– К чему вы мне все это говорите? Вы совершили преступление? – чуть раздраженно спросила я.

– Не я, – покачал головой он и снова улыбнулся, – но кое-кто из вашего окружения.

– У моего нынешнего окружения грехов не сосчитать…. Как и у меня самой. Вы меня не удивили.

– А вы подумайте еще – и, быть может, удивитесь, – он откровенно смеялся.

– Почему бы вам не сказать прямо?

– Это не самая лучшая тема, которую стоит поднимать на банкете…

– Однако вы ее подняли…

– Поговорим о другом. Мы с вами – несчастные, брошенные на произвол судьбы изгнанники, нам лучше держаться вместе.

Я замерла. Ловушка? Леонард молчал, выжидательно глядя мне в глаза. Я осторожно шагнула ближе и прошептала одними губами:

– Вы с ними или нет? – рискованно. Как же рискованно! За один такой вопрос можно оказаться на виселице.

И снова эта обезоруживающая улыбка:

– Вот что я скажу вам, Алиса. Мне абсолютно нет никакого дела до того, будут ли руководить нами советники или рейты, – у меня едва не отвисла челюсть, – все они одинаковы. Они все всегда одинаковы, – он тяжко вздохнул и пожал плечами, – не успеешь порадоваться новым людям, новой жизни, как все снова гниет и ржавеет. Замкнутый круг, из которого не выбраться. Но мне хотелось бы запомниться миру. Признаться, я на редкость тщеславный человек. Мне хочется обрести бессмертие через историю, а этого не может дать ничто, кроме моего творчества. Истории все равно, останешься ты злодеем или героем, люди запоминают и того, и другого, важно лишь остаться значимым. Так какая разница, кого выбирать? Стороны меня не интересуют.

Я удивленно и недоверчиво смотрела на Леонарда. Неужели он говорит всерьез? Не знала, что люди могут рассуждать подобным образом. Мужчина отпил из бокала и снова посмотрел на меня, словно чего-то ждал.

– Как вы думаете, Леонард, – пристально глядя на мужчину, произнесла я, – кто запоминается чаще: бунтари или обычные писаки пропагандистских брошюр?

Леонард громко засмеялся, так что я испуганно огляделась по сторонам. Но нам этом празднике, кажется, всем было все равно.

– Вы только что оскорбили меня, Алиса, и очень-очень ранили мою хрупкую писательскую душу. Хотите, чтобы я помог изгнанникам? Вы так просто предлагаете это мне, не боитесь, что завтра я препровожу вас в последний путь?

– Но тогда вам не остаться в истории, – уверенно ответила я. У меня в голове вдруг вспыхнула блестящая идея (надеюсь, что блестящая!), и я не замедлила ее осуществить: – Вы знаете легенду про другой берег?

Глаза Леонарда тут же вспыхнули от любопытства, и я внутренне уже праздновала победу.

– Никто не расскажет вам о нем, кроме изгнанников, севших на поезд. Никто больше не даст вам права написать о нем впервые. И еще, – Глаза мужчины горели, он даже не моргал. – Вы сможете написать о Тьме, – мой голос чуть дрогнул.

Леонард резко втянул воздух:

– Вы видели ее? Этот черный сгусток черноты, что носится по лесу? А того… того, кто скрывается внутри? – он слегка наклонил голову и смотрел теперь исподлобья.

Я приблизилась еще немного:

– И даже не один раз.

– Но вы не знаете, кто он, – Леонард разочарованно отстранился, будто увидел ответ в моих глазах.

– Но я знаю, где искать ответ.

– За морем? Это маловероятно, – отмахнулся писатель, оставив меня в полном недоумении. – Но тем не менее… Вы сможете гарантировать, что я получу всю информацию о том месте первым и что только я смогу о нем написать? Если после этого мне не жить, это уже неважно, но до этого момента я хочу оставаться в безопасности.

«Какой же он странный! – пронеслось в голове. – Но он может оказаться очень полезным. Нам нужны друзья среди приближенных Советам».

– Сейчас я не могу гарантировать и свою собственную безопасность, но как только я вернусь…

– Вы еще никуда не уехали, чтобы вернуться. Как вы собираетесь сбежать и добраться до того берега? Или хотя бы до моря?

– Я работаю над этим…

– Пока у вас нет плана, считайте себя трупом, – жестко произнес он, но потом снова улыбнулся. – Однако мне хочется вам поверить. На данный момент ваше предложение самое интересное из всех, что я получал. Постарайтесь, чтобы оно таковым и оставалось, и тогда вы сможете оценить всю выгоду сотрудничества со мной.

Он протянул руку, и я хоть и с сомнением, но пожала ее.

– Обещаю, – надеюсь, это соглашение не выйдет боком.

– Ох, море… – мечтательно протянул он.

– Опасно упоминать о нем в этих стенах, – рядом с нами раздался незнакомый голос.

Я вздрогнула и испуганно обернулась. Пока мы разговаривали, весь шум банкета словно испарился и казался далеким и ненастоящим. Теперь же все звуки снова ворвались в мою голову так резко, будто я на самом деле стояла оглохшей.

Около нас стояла женщина, чье лицо я тоже уже видела не раз. Ее звали Маргарет О’Хара, и она занимала пост второго советника в первом Объединении. Маргарет уже давно стукнуло за шестьдесят, но она выглядела все такой же статной и властной, как в молодости. Возможно, даже еще сильнее. Она была из тех женщин, что собирает вокруг себя ворох сплетен и мифов, но отвечает на них только гордым молчанием и презрительным взглядом. Она никогда не вступает в горячие споры, но своим холодным спокойствием добивается всех поставленных целей. Иногда ее обвиняли в манипуляциях мнениями и решениями советников, но ни единого доказательства не было найдено. Ее побаивались и по большей части недолюбливали среди высших чинов, но никто не брался с ней спорить. По крайней мере, так было в ее родном Объединении. В окружении же десятка других советников ее авторитет мог ничего не значить.