– Доктор! Вы ничего не съели! Все уже совсем остыло! – Уоткинс открыл глаза, хмуро взглянул на нее и ткнул вилкой в яичницу.

– Выйдите!

– Я буду стоять здесь, пока вы не съедите весь свой завтрак. До последней крошки.

Каждый, не исключая Сэма, вынужден кому-то подчиняться.

Этого события из самых ранних воспоминаний Каро на самом деле вовсе не было. Все так говорили: папа, мама, няня. Каро несколько лет возмущалась и настаивала: «Это было! Это вправду было!» Со временем она повзрослела и могла бы более внятно пересказать это воспоминание, но к тому времени ей уже не хотелось делиться им с кем-либо, даже с Эллен. Она бы этого не поняла. Никто этого толком не понимал, включая саму Каро.

Но само воспоминание сохраняло прежнюю яркость. Она лежала – сколько ей было лет? шесть? семь? – на одеяле в садике за домом и смотрела на проплывавшие в небе облака. А потом, в один миг, не стало ни облаков, ни самой Каро. Она находилась нигде и везде, вплетенная в то, что позднее стала называть тканью мироздания. Она была облаками, травой, ветерком и муравьем, перебиравшимся через ее руку. Всё было ею, и она была всем.

В конце концов она увидела в случившемся сходство с хорошо документированными «мистическими откровениями» и задумалась, не могло ли это быть эпизодом височной эпилепсии. Но чтобы эта патология проявилась лишь однажды и больше не повторялась? Маловероятно с медицинской точки зрения.

Кроме того, давний случай, как его ни называй – «происшествием», «нейронным штормом», «иллюзией», – и через два десятка лет казался ей таким же реальным, как жужжание костяной пилы, алость свежей крови, творожная текстура обнаженного мозга. Обычно Каро, настороженно относящаяся к необъяснимому, как это свойственно ученым, старалась игнорировать это воспоминание. Однако оно всплыло в ее сознании, когда рейс «Кайман эйрвейз» приближался к острову Кайман-Брак, потому что воспоминание – спустя столько времени! – казалось ей реальнее, чем театрально-синее море внизу, ярко-зеленый остров, чистый белый песок.

Какого черта ее сюда несет?

Но отвечать на этот риторический вопрос ей хотелось еще меньше, чем возвращаться к давнему воспоминанию. То, что Эллен называла «онлайновой дерьмобурей», продолжало бушевать, поддерживаемое какой-то злонамеренной группой интернет-троллей, чьи мотивы она никак не могла постичь. Эллен истолковала события так: «Ты, что называется, «свежее мясо» на фоне надоевших политиков и актрис. К тому же ты доктор, а уж на вас множество дураков зубы точат. Просто не заходи в соцсети. Ничего не читай. Я сообщу тебе, когда эта гадость утихнет».

Но Каро не могла удержаться и не заходить в соцсети, как невозможно удержаться и не чесать зудящий лишай. Хотя то, что происходило с нею, больше походило на действие какой-то бактерии, заживо поедающей плоть.

Интересно, азартно ухмыляющийся подросток, сидевший рядом и углубившийся в свой ноутбук, знает об этой «дерьмобуре»? Может быть, он даже причастен к ней? Садясь на место, он бегло взглянул на нее, решил, очевидно, что соседка слишком стара для него, и погрузился в компьютерную игру, в которой на экране непрерывно что-то красочно взрывалось.

– Мы начинаем снижение перед посадкой в аэропорту имени капитана Чарльза Кирконнелла. Просим выключить электронные приборы, закрыть откидные столики, привести спинки кресел в вертикальное положение и застегнуть привязные ремни.

Парнишка не сделал ничего из этого. Каро прикоснулась к его плечу, он дернулся, словно от испуга, и вынул наушник из уха.

– Что?!

– Объявление. Мы снижаемся. Выключи ноутбук.

– Ах да. Спасибо. – Он улыбнулся неожиданно детской милой и открытой улыбкой.

Каро повернулась к окну. Это было чуть ли не хуже всего: подозрительность. Увидев кого угодно, даже несмышленого мальчишку, случайного соседа в самолете, она невольно задумывалась, не входит ли этот человек в число тех, кто радостно клевещет на нее, оскорбляет ее и всячески стремится разрушить ее жизнь. Такое случалось не только с нею: люди теряли работу и лишались тех, кого считали друзьями, из-за неудачной шутки, какого-то сбоя цифровых технологий, поступка, представленного в преувеличенном извращенном и выведенном на уровень сенсации описании чем-то таким, что не имело никакого отношения к действительности. По сути, то же самое, что и публичное повешение в восемнадцатом веке в качестве развлечения, с той лишь разницей, что теперь жертва на самом деле не умирает, а зрелище можно смотреть снова и снова.

Она жива, но убита как профессионал. Если только на острове Кайман-Брак ей не удастся каким-то образом – но каким? – восстановить свою репутацию.

В аэропорте ее должен был встретить некий Бен Кларби. «Гугл» отыскал ей три дюжины Бенов Кларби, но она не имела понятия, который это из них и какое отношение все эти люди могут иметь к ее двоюродному деду. Впрочем, она почти ничего не знала и о самом Сэмюэле Луисе Уоткинсе, за исключением того, что было общеизвестно.

Уоткинс создал и запатентовал генетически модифицированную бактерию с измененным способом передачи сигнала от биома кишечника к иммунокомпетентным клеткам слизистой оболочки кишечника. В свою очередь эти клетки изменяли сигналы, посылаемые развивающимся клеткам костного мозга, в результате чего создавались клетки иммунной системы, которые быстро и эффективно атаковали аденовирусы. Свое открытие и технологию Уоткинс продал одной фармацевтической компании, сохранив за собой большой процент авторских отчислений, а та разработала лекарство под названием «Ачино», которой на сегодня является самым продаваемым медицинским препаратом в мире. Благодаря «Ачино» бесчисленное множество людей избавилось от чихания, кашля и насморка, а промышленность в результате сэкономила миллиарды долларов, которые упускала из-за потерянного рабочего времени. Научное исследование принесло Уоткинсу Нобелевскую премию по медицине; лечение обычной простуды обеспечило ему настоящее богатство.

Однако все это не объясняло, зачем ему нужен нейрохирург и почему частная больница не ищет специалиста по обычным каналам.

Но в последнее время Каро много чего не понимала. И сейчас она смотрела, как тропический остров внизу становился все больше и больше, пока самолет в конце концов не коснулся земли и не зарулил на стоянку.

– Доктор Сомс-Уоткинс? Добро пожаловать на Кайман-Брак. Я Бен Кларби. Сюда, пожалуйста.

Он оказался на несколько лет моложе ее и обладал совершенно непримечательной внешностью – из тех людей, мимо которых трижды пройдешь на улице и при четвертой встрече не узнаешь, и весь был каким-то бежевым: загорелая кожа, светло-карие глаза, волосы песочного цвета. Он проводил Каро из здания аэропорта, примыкавшего к единственной взлетно-посадочной полосе, на залитую послеполуденным солнцем площадь, где воздух был настолько горяч и влажен, что трудно было дышать. Бен положил ее чемодан на заднее сиденье открытого джипа и открыл пассажирскую дверцу. Сделал он это довольно неловко, и Каро решила, что ему нечасто приходится это делать.

– Могу я задать вам несколько вопросов? – спросила она, как только машина тронулась с места.

– Конечно. Вы хотите что-то узнать об острове?

– Нет. О больнице. Сколько там коек, какой штат, обслуживаемый регион…

– О, доктор Уоткинс все это вам расскажет.

– Разве вы не там работаете?

– Там. Занимаюсь компьютерной безопасностью. Но о больнице ничего рассказать вам не могу.

Тревога начала вытеснять первое изумление.

– Не можете или не хотите?

Он улыбнулся, но как-то кисло.

– И то и другое. Но доктор Уоткинс и доктор Вейгерт все вам расскажут.

– Кто такой доктор Вейгерт?

– Он вместе с доктором Уоткинсом и Джулианом Деем один из основателей проекта. Вейгерт – физик.

При чем здесь физик?

– Остановите машину!

Он повиновался, чем немного удивил Каро. Она повернулась к нему. Машина еще не съехала с главной дороги, по сторонам которой тянулись пляжные домики, палатки с мороженым, сувенирные магазины.