Отведя супругу в сторону, он впился внимательным взглядом в ее лицо.

— Уракка сказала, что ты уходишь. Ты не захворала, голубка?

— Нет, со мной все хорошо. Просто... просто я немного устала. Но, если хочешь, я останусь. — Успокоенный, Ричард наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Нет, это без надобности. Джоанна тебя заменит. Я просто забеспокоился, не заболела ли ты. Ступай и отдохни. На самом деле, это превосходная идея, — добавил король с улыбкой. — Потому как едва ли тебе удастся много поспать этой ночью.

Он ожидал, что Беренгария вспыхнет и засмеется, как всегда. Но реакция получилась совсем другой.

— Нет, не сегодня! — вскричала наваррка и хлопнула себя ладонью по губам, будто пытаясь загнать сорвавшиеся слова обратно.

Ричард заморгал недоуменно. Хотя в теории он признавал, что жена имеет право на отказ, мысль о том, что это может быть его собственная супруга, никогда не приходила ему в голову.

— Ты уверена, что не больна, Беренгуэла?

— Я... Нет, не больна, — заверила она его, однако старательно отводила взгляд. Ресницы ее опустились как шторы, за которыми укрылись ее мысли.

Король на миг растерялся, но потом все понял.

— Ах, ну конечно, у тебя истечения начались! — воскликнул он, обрадованный тем, что разгадка этой маленькой тайны оказалась так проста, и взял жену за руку.

И вновь его ждал сюрприз. Королева вздохнула, и из глаз у нее брызнули вдруг слезы. Высвободившись, Беренгария повернулась и убежала — иного слова к ее поспешному отступлению было не подобрать. В их сторону начали обращаться головы, удивленные фрейлины и рыцари поспешили к государю, который в совершенном недоумении смотрел супруге вслед.

— Ричард! — Рядом, как по волшебству, возникла Джоанна. — Что ты ей сказал?

Его всегда забавляло ее стремление защищать невестку, пусть даже это означало, что при расхождении мнений сестра неизменно принимала сторону Беренгарии. На этот раз ему было не до веселья.

— Ничего я не говорил! — заявил он. — Мы разговаривали, а она вдруг убежала. Ступай за ней, Джоанна, и выясни, что не так.

— Это твоя жена! Это тебе следует пойти за ней.

— Ты справишься лучше, нежели я, — настаивал Ричард. — Я не большой мастер по части женских капризов и слез...

Предостереженный выражением ее лица, он осекся, но было уже поздно.

— Женских капризов? — В голосе сестры читалось удивление. — Ты когда-нибудь видел, чтобы я или матушка предавались «женским капризам»? Замечал, чтобы Беренгария давала волю каким бы то ни было чувствам? Она хоть слезинку проронила в твоем присутствии? Если девчонка расстроена, значит у нее есть чертовски серьезный повод. И выяснить, в чем он заключается, — твой долг!

Ричард не ответил, по его лицу она прочитала, что он сдается. Но продолжала стоять и не сводила с него неумолимого взора до тех пор, пока брат не повернулся и не зашагал к выходу из шатра. Только тогда Джоанна хлопнула в ладоши, давая музыкантам сигнал продолжить играть, а гостям — сделать вид, что бегство королевы не является чем-то из ряда вон выходящим.

Ричард не был доволен сестрой. Но чувство справедливости, слишком часто, по его мнению, вылезающее в самый неподходящий момент, заставляло короля признать, что он обидел жену. Беренгуэле не были свойственны изъяны, приписываемые ее полу: она не проявляла легкомысленности, излишней чувствительности или сантиментов. И все же ему казалось, что Джоанне следовало предложить утешение или посекретничать с невесткой по-женски. Но сестра уперлась, поэтому выбора не остается. Ричард вошел в шатер Беренгарии с мрачной решимостью человека, вступающего на неизведанную почву. Его появление вызвало предсказуемый переполох среди прислужниц королевы. Подумав про себя, что они кудахчут как куры, заметившие сокола, государь уже готовился выпроводить всех вон, но вовремя вспомнил, что на улице хлещет проливной дождь, и ограничился тем, что знаком велел им держаться подальше от ширмы, отделяющий личный уголок Беренгарии.

Молодая женщина лежала на кровати, но услышав свое имя, перекатилась, и при виде мужа лицо у нее выразило такое удивление, что в Ричарде шевельнулось чувство вины. Супруга явно плакала, потому как глаза у нее были красные и припухшие.

— Прости, что устроила сцену, — сказала Беренгария.

— Ты забыла историю моей семьи, Беренгуэла? — отозвался он. — По нашим меркам, чтобы устроить сцену, тебе стоило выплеснуть кубок вина мне в лицо. — Присев рядом, Ричард придвинулся к ней, и уголком простыни утер мокрые щеки. — Скажи, что не так?

— Ты угадал, — призналась наваррка. Голос ее звучал глухо, будто она глотала слезы, но глаза твердо встречали его взгляд. — Сегодня у меня начались месячные. С опозданием почти на три недели.

— Вот как? Ясно. Ты предполагала, что понесла.

— У меня прежде никогда не было задержки. Никогда. — Одинокая слеза обозначилась в уголке ее глаза, медленно сползла по щеке и разбилась о его запястье. — Я была так уверена, так счастлива...

— Беренгуэла, я не сомневаюсь, что ты подаришь мне сына. Но это произойдет в Богом намеченное время.

— Об этом же твердит мне и духовник, — промолвила наваррка, и Ричард понял, что эти банальности служат ей слабым утешением.

Он помолчал некоторое время, не зная, что сказать.

— Быть может, будет только лучше, если ты не понесешь, пока мы в Утремере, — заявил наконец король, и увидел, как карие ее глаза широко распахнулись. — Сама подумай, голубка. Тебе довелось уже перенести больше тягот и опасностей, чем иной королеве выпадает за целую жизнь. Вообрази, насколько тяжелее станет терпеть их, если ты будешь на сносях. А сами роды? Неужели ты хочешь произвести его на свет в шатре? А дальше? Ты ведь станешь пугаться насмерть всякий раз, как малыш чихнет или кашлянет. Эта страна не для детей. Не для женщин с детьми. Адово пламя, девчонка, эта страна и не для мужчин, не считая тех, кто родился и вырос здесь — мы тут болеем и мрем куда чаще, чем в собственных наших землях.

Она впилась в него взглядом.

— Ты действительно не огорчишься, если я не понесу до возвращения домой?

— Буду даже рад, — признался он. — Знай я, каково здесь, сомневаюсь, что взял бы с собой тебя и Джоанну. А так... так мне приходится переживать за вас, а не только беспокоиться о своих воинах и взвешивать шансы на победу над Саладином. — Ричард улыбнулся, но не слишком весело. — Существуют весомые причины тому, что мужчины обычно не берут на войну жен, голубка.

— Не стану отрицать, меня тоже посещали подобные мысли, — покаялась в свою очередь Беренгария. — Я очень не хотела бы обременять тебя лишней заботой, будь это в моих силах. Но... но я все же рада, что ты взял меня с собой.

Он наклонился и поцеловал ее. А когда попытался встать, жена ухватила его за руку.

— Не хочешь остаться со мной на ночь? Хоть нам и нельзя...

— Останусь, — пообещал король и поцеловал ее еще раз.

Когда он ушел, Беренгария осталась. Чувствуя, что не готова пока предстать перед миром, она решила побыть в шатре еще немного, вдали от чужих взглядов и домыслов. Однако вскоре пожаловала золовка, и ни одна из фрейлин не осмелилась воспрепятствовать ей войти.

— Я знаю, что Ричард был здесь, — без обиняков заявила Джоанна. — Только не уверена, что от него много толку. Даже самый храбрый мужчина приходит в смущение при виде женских слез.

Беренгария с нежностью посмотрела на собеседницу, подумав, что ей очень повезло заполучить Джоанну в подруги.

— Ко мне месячные пришли сегодня, — сказала она. — Они так запоздали, что я осмелилась надеяться... Но не сбылось.

— Мне так жаль! — Джоанна взобралась на кровать и заключила родственницу в объятья. — Ты была так счастлива в последние недели, что у меня зародились подобные подозрения. Ты сказала Ричарду?

Она надеялась, что брат посочувствовал жене, но сомневалась в этом, потому как считала мужчин полом непредсказуемым и импульсивным, способными, в отличие от женщин, проявить черствость в самый неподходящий момент.