Несколько часов спустя Ричард уже радовался, что внял племяннику. Д’Ибелину он по-прежнему не доверял, поскольку тот был слишком близок к Конраду, да и был женат на женщине, способной Клеопатру поучить коварству — Марии Комнин, дочери византийского императорского дома и бывшей королеве Иерусалимской. Но стоило пулену заговорить о войне в Утремере, как Ричард и думать забыл про его опасную супругу-гречанку.

Балиан подтвердил все, что Ричарду приходилось слышать прежде о боевой тактике турок.

— Сарацины сражаются не так, как франки, — заявил д’Ибелин Ричарду, как один солдат другому, не обращая внимания на враждебные взгляды со стороны Ги. — Они знают, что не в силах сдержать атаку бронированных рыцарей, поэтому всячески стараются избегать ее. Турки могут позволить себе держатся на дистанции, потому как владеют мастерством, недоступным франкам — навыком стрельбы из лука с коня, на скаку. Стоит нашим рыцарям напасть, сарацины отступают и перестраиваются. Когда франки идут походной колонной, неверные налетают на них, подобно туче черных мух: ужалят и убегут на безопасное расстояние. А потом налетают снова и снова, пока наши воины не взбесятся настолько, что, потеряв терпение, ломают строй и кидаются в атаку. А сарацины только этого и ждут. На самом деле, они опаснее всего, именно когда вроде как отступают — наши люди, охваченные азартом преследования, теряют осторожность, а когда понимают, что их заманили в ловушку, бывает слишком поздно.

— Мне рассказывали, что держатся на лошади они так, будто прямо в седле и родились.

— Это правда, милорд король. Турки прекрасные наездники, а кони их не уступят лучшим скакунам христианского мира. Лошади их проворны, как кошки, и быстры, как борзые, и по причине легких доспехов сарацины обгоняют нас с вызывающей ярость легкостью.

Ричард кивнул, припомнив, как Исаак Комнин раз за разом уходил от погони, недостижимый на своем Фовеле.

— Раз доспехи их хуже, чем у наши рыцарей, у нас должно быть преимущество в рукопашной схватке. Значит, ключ к нашей победе в том, чтобы удерживаться на месте, пока мы не втянем их в полноценную битву.

— Именно так. — Балиан кивнул. — Но немногим полководцам удается настолько контролировать своих солдат. Даже таким дисциплинированным воинам, как тамплиеры, доводилось ломать строй, кидаясь на осыпающего их насмешками врага, изображающего из себя мишень слишком заманчивую, чтобы можно было удержаться и не ударить в ответ.

— Расскажи подробнее об их вооружении, — велел Ричард.

Балиан повиновался, довольный тем, что хотя бы этот надменный английский король намерен вызнать побольше про своего врага. Слишком часто вновь прибывшие в Утремер пребывали в святой уверенности, что, как и религия, их военное искусство на голову превосходит неверных турок.

Когда пришел Гарнье Наблусский, с едой было покончено, и перешли к изучению карты маршрута, которым намеревался следовать Ричард по выходе из Акры. Он вел по побережью к Яффе. Жак д’Авен прожил в Утремере достаточно долго, чтобы познакомиться с местными сказаниями и легендами, когда Балдуин де Бетюн поинтересовался одной из рек, обозначенных на карте, был просто счастлив поделиться страшной историей. Это Крокодилья река, сообщил он. Ее назвали так потому, что в ней крокодилы напали на двоих рыцарей, имевших неосторожность искупаться, и сожрали их. Жак смутился, когда выяснилось, что этот, по его мнению, миф оказался правдой — Балиан и Ги подтвердили происхождение названия и факт, что эти создания и в самом деле обитают в водах этой реки. Никому из приближенных Ричарда не доводилось видеть крокодила, и, наслушавшись рассказов про жутких тварей, они не выразили желания познакомиться с ними поближе. Только Ричард проявил интерес, задав вопрос, как можно убить чудовище, и друзья обменялись встревоженными взглядами, надеясь, что король не попросит пойти с ним на крокодилью охоту.

Разговор зашел о человеке, который стоял между ними и освобождением Иерусалима. Балиан знал султана лучше всех из людей, с кем приходилось Ричарду пока встречаться, и он засыпал пулена вопросами. Правда ли, что Саладин курд? Что у него около дюжины сыновей? Что Саладин — не настоящее его имя? Балиан удовлетворял любопытство короля с охотой, потому как ему всегда нравились европейские франки, стремящиеся больше узнать о его родной стране. Да, Саладин курд, а не турок или араб, подтвердил д’Ибелин. Курдский — родной его язык, хотя по-арабски он говорит свободно. Такое изобилие сыновей тоже вполне реально, потому как мусульмане держат много жен и еще гаремы. А имя Саладин происходит от искаженного наименования одного из лакабов, титулов султана — Салах ад-Дин, что переводится как «благочестие веры». Точно так же франки прозвали его брата Сафадином — это исковерканное Саиф ад-Дин, «меч веры». Сарацинам он известен как аль-Малик аль-Адиль.

— Их исмы — то, что у нас называется личные имена, Юсуф и Ахмад, — с усмешкой продолжил Балиан. — Так что величайший из правителей ислама носит библейское имя Иосиф!

Ричард и его друзья были поражены, что Саладин приходится тезкой почитаемому христианами святому. Но когда Балиан принялся разъяснять, что мусульмане не считают христиан совершенными язычниками, называя их и евреев «людьми книги», Ги не смог сдержаться. Он долго дулся молча, глубоко оскорбленный самим присутствием Ибелина в их обществе, и теперь поинтересовался с насмешливым удивлением, откуда Балиану так много известно о проклятой религии.

— Твой закадычный приятель Рено Сидонский достаточно владеет арабским, чтобы читать их кощунственную книгу, и люди давно подозревают, что он тайком перешел в подлую веру. Теперь у меня зародилось сомнение, не поддался ли и ты искушению стать отступником во время одного из частых своих визитов ко двору Саладина?

Все напряглись, потому как в родных европейских краях подобное оскорбление могло быть смыто только кровью. Но Балиан только улыбнулся.

— Как любезно с твоей стороны проявлять заботу о моей душе, милорд Ги, — сказал рыцарь. — Нет, я не принял ислам. И хотя я действительно часто посещал двор Саладина, но исключительно в качестве посланника, когда старался спасти Иерусалим после твоего поражения при Хаттине. Не могу не признать, Саладин неизменно принимал меня очень гостеприимно, как всех своих врагов. Он поведал мне, что когда тебя привели после битвы в его шатер, он предложил тебе прохладительный напиток и счел нужным успокоить, сказав: «Короли не убивают других королей», — поскольку ты явно пребывал в страхе за свою жизнь.

Это воспоминание до сих пор преследовало Ги в ночных кошмарах. Лузиньян вскочил, ладонь его потянулась к эфесу меча. Но Ричард ожидал этого, так как по лицу у Ги читалось все, поэтому положил руку на запястье Иерусалимского короля прежде, чем тот успел обнажить клинок.

— Если ты посмеешь пролить кровь в присутствии моей жены и сестры, я восприму это как серьезную обиду, — промолвил он тоном человека, укоряющего гостя за дурные манеры. Однако пальцы его впились в кожу Ги с силой, способной оставить синяки.

Балиан тоже встал.

— Полагаю, мне пора откланяться, милорд, — хладнокровно сказал Ибелин.

Но тут в зал ввалился рыцарь, требуя провести его к государю.

Узнав одного из братьев де Пре, Ричард сделал ему знак подойти.

— О чем ты хочешь сообщить мне, Гийом?

Гийом опустился на колено, судорожно переводя дух.

— Монсеньор, французский король уехал! Около часа назад он и маркиз отплыли в Тир.

«Скатертью дорожка», — подумал Ричард, но вслух ограничился замечанием, что отъезд французского монарха едва ли должен вызывать удивление.

— Я не знал, что он собирался отъехать сегодня, но полагаю, он решил воспользоваться попутными арсуфскими ветрами, — заключил король.

— Сир, ты не понял, — выпалил Гийом, оказавшийся в неуютной шкуре посланца, вынужденного сообщать государю неприятную весть. — Он увез с собой самых ценных из своих сарацинских заложников!

— Что? — Ричард с шумом втянул воздух, потом решительно повернулся к Балиану. — Ты знал об этом предательстве?