Не получалось, среди прочего, ещё и потому, что к мудрости они пытались подобраться школьными методами. Школьный метод известен: зубрёжка по параграфам, абзацам и главам. А ведь известно, что зубрилки, когда из учебных заведений приходят на производство, бессильны заученное применять. Есть, конечно же, иной способ учёбы. Меня этому способу научил мой первый тесть в период, когда я был зятем главного раввина. И этот способ я уже описывал в самой известной моей книге «Дурилка. Записки русского зятя главного раввина».

Главным раввином целого государства был дед моей первой жены. Он был ликвидирован во время немецкой оккупации. А вот его сыну, а моему тестю, удалось спастись. Ушёл пешком налегке. Он стал крупным учёным. Он говорил мне, что нет никакого смысла, читая учебник или научную монографию, вдумываться в смысл каждого абзаца. Лучше взять пяток монографий по теме, желательно разных авторов, и читать их запоем, не останавливаясь на отдельных абзацах. И читать таким способом до тех пор, пока что-то в голове не перещёлкнет и вдруг, как озарение, не придёт понимание. Вот после этого у понявшего и получается в данной науке постигать нечто новое.

Думаю, что здесь заключено нечто большее, чем простое проявление известного принципа перехода количества в качество. Но и это, конечно же, тоже.

Книга, которую вы держите в руках, «Жреческая палеонтология», рассчитана отнюдь не на зубрилок, а вот на тех самых, кто согласен постигать способом высшего жречества.

Не стоит заблуждаться, что выдающийся сын главного раввина был единственным для меня учителем. Как-то так получалось, что до тюрьмы жизнь меня сводила с высшими жрецами разных религий. Атеистической веры в том числе. Я говорю, прежде всего, о внуке товарища Сталина Кузакове Владимире Константиновиче, самого из всех внуков малозаметного — для бытового взгляда. Сейчас он для меня эталон настоящего учёного.

Почему-то они все не жалели на меня времени. Другое дело, что самое сильное впечатление на меня произвела всё-таки тюрьма, все эти пытки с участием «козлов»  и, конечно же, контакт с положенцем. И это не я ему дружбу предложил, а он мне.

Один всемирно известный писатель-тритон, чьё место на каторге было у параши, и об этом он проговорился, сообщив, что место его было у двери, но при этом не сказал, что у двери постоянное место параши. Этот кумир кичился тем, что он один раз прошёл через симуляцию групповой смертной казни, двое или трое при этом сошли с ума, а сам он нет, и потому теперь якобы мудрый дальше некуда. Смешно! Один только раз! Хотя чалился я всего-то полгода, правда, по разным тюрьмам, но за это время судьба исхитрилась провести меня через целых три симуляции смертной казни. Но это, конечно, отдельный разговор.

Ещё раз: «Жреческая палеонтология» это не для зубрилок. Для понимающих только зубрёжку организация материала в этой книге обязательно покажется странной и неприемлемой. «Жреческая палеонтология» для тех, у кого есть хотя бы лёгкое ощущение, что давным-давно обустроен путь иной, чем тот, который выбирает толпа.

Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Так сформулировал Толстой, Лев Николаевич. Да и аминь, кто ж с этим будет спорить?

Но если бы формулировку укоротить, то есть выбросить избыточные слова, то мысль получилась бы намного глубже и значительней. Все счастливы одинаково, а несчастливы по-своему. Ну прям почти дарвинизм — кстати, Толстому ненавистный. Толстой, наверное, в гробу переворачивается. Сейчас поясним.

Вспомним освежающий разум эксперимент эволюциониста Шапошникова (1957 год). Эксперимент заключался в следующем. Шапошников взялся провести эксперимент над тлями. Тли — монофаги. То есть питаются только одним видом растений. Есть тли, которые питаются одним видом растений, а есть тли, которые питаются другим. Потомства друг от друга дать не в состоянии. Вот и считаются разными видами.

Если пересадить тлей на непривычное для данного вида тлей растение, то они погибают. Все 100%. Что сделал Шапошников? Он пересаживал тлей на непривычное растение и, когда они доходили до предсмертного состояния, на сутки пересаживал обратно на привычное. После того как тли приходили в себя и отъедались, Шапошников вновь пересаживал оживших тлей на непривычное растение. И выяснилась удивительнейшая вещь. Да, 95% тлей погибло. Но 5% выжили. И научились питаться непривычным для них растением, то есть видоизменились настолько, что даже не могли давать потомство от своих недавних родственников.

Самое интересное в этом эксперименте то, что видоизменилась не одна особь, что можно было бы объяснить случайной мутацией, а изменились одновременно немало особей, те самые 5%. Стало понятно, что видоизменение — результат волевого усилия мутационного коллектива. Воля — это средство достижения цели. В случае тлей из эксперимента Шапошникова цель была, по мнению многих, лишь наесться, чтобы не сдохнуть. Но может, было что покрупнее? Но в любом случае цель была коллективной. Синхронизированной.

Итак, воля, а не случайная мутация. Но воля синхронизированная — не менее 144 особей. Дело в том, что мутировать одному организму бесполезно. Поскольку после мутации особь не может размножаться даже от недавних своих родственников, то одиночно мутировавшая особь обязательно вымрет. Обязательно. Даже десятка мутировавших особей для продолжения рода недостаточно. Возникают кровосмесительные «браки», все вырождаются — и тоже вымирают. Минимально достаточное число особей, необходимое для продолжения рода, чтобы не вымереть, уже давным-давно подсчитано — это 144 особи. Больше — можно, меньше — нет.

Синхронизироваться настолько, чтобы мутировать сообща, не так-то просто. Надо, чтобы у всех участников мутационного коллектива было согласие по ключевым понятиям. Прежде всего, в вопросе смерти. Такой вот парадокс: хочешь жить — разберись в смерти и обрети в этом вопросе Истину. По меньшей мере в этом вопросе...

Итак, условие для выживания в палеонтологическом смысле слова — способность к синхронизации цели, а это возможно только при способности воспринимать Истину хотя бы частично, например, в вопросе смерти. На обычном языке эта способность к синхронизации цели называется товариществом. Идею товарищества чаще всего отвергают с порога — с ненавистью. Литературный жанр, в котором идея товарищества не отвергается с порога, как многими в наше время, называется эпосом. Одним из первых эпиков был Гомер — «Илиада» ну очень освежающее чтение. Но многие не читают.

Итак, вопрос: кто из нас выживет в палеонтологическом смысле слова? Тот, кто поносит товарищество на каждом углу, для которого даже слово «товарищ» — это ругательство, или тот, кто товарищество и дружбу не только превозносит как источник счастья, но и кто в товариществе хотя бы как-то реализуется на практике? Вопрос для самостоятельного ответа.

Две точки зрения на товарищество, соответственно, две точки зрения на способ достижения удовлетворения по жизни и, не побоимся этого слова, счастья. Дело в том, что мы все, каждый из нас, суть плод множества мутаций череды наших предшественников. Видовых предшественников. За миллионы лет из предков каждого из нас мутационных коллективов складывалось немало. Предки видоизменялись. То есть в каждом из нас вшита, по меньшей мере, память о мутационном коллективе как способе побеждать, когда все вокруг погибали в том или ином природном катаклизме. Все погибали, а наши предки, наоборот, побеждали.