Все слышали, что «козёл» — это тюремный термин. Очень серьёзный термин. За неправильное применение которого можно и ответить. Но не все знают, что этот термин ещё и жреческий, времён античной, что называется, мифологии. Значения термина тут и там совпадают. Но в мифологии «козёл» является ключом к знанию огромной важности.

Легко предположить, что ввиду идентичности значений тюремный термин корнями уходит в античность, только вот со столетиями и даже десятилетиями теряет объёмность. В самом деле, если в наше время словом «козёл» обозначают тех арестантов, которые сотрудничают с администрацией тюрьмы, которая арестантов обворовывает, а подчас и убивает, то ещё в 30-е годы XX столетия «козлом» называли гомосексуалистов. А этот типаж, как известно, легко соглашается ассистировать в преступлениях вертухаям. Итак, козёл 30-х ассистирует в преступлениях, которые совершаются администрацией по тюрьмам и зонам, иными словами, с администрацией сотрудничает — то есть козёл ненавидит своего же брата арестанта, который по тюрьмам менее преступен, чем администрация.

С точки зрения жреческой смысловое наполнение слова времён тюрем 30-х годов более полное. Вопрос: а почему именно в тюрьме жреческое знание сохраняется лучше, чем в иных социальных слоях? Ответ: поскольку, как известно, страдание облагораживает. Не всякое, конечно, страдание, не мелодраматичное, а только подлинное, только оно облагораживает. А чем человек благородней, тем отчётливей проявляется у него способность черпать краеугольное знание из собственного подсознания. Подсознание всегда коллективное. А главное, простирается на тысячи и тысячи лет. А именно тюрьма обеспечивает арестантам страданий хоть отбавляй.

Надо, конечно, учитывать, что по тюрьмам и зонам кроме реально виновных в том, что им вменяют по закону, чалится огромное число невиновных. Невиновные делятся на две категории: на тех, кого так называемым правоохранителям удалось склонить к самооговору и они, таким образом, стали виновны в нарушении заповеди «не лжесвидетельствуй», и на тех немногих, кто устоял перед растлевающим напором так называемых правоохранителей. Эти устоявшие, как правило, получают больший срок, чем если бы на самооговор согласились. Понятно, что у этих трёх категорий арестантов разные взаимоотношения с подсознанием, в особенности с глубинными его слоями. Честные тяготеют к Истине несравнимо больше остальных.

Устоявшие невиновные страданий в тюрьме претерпевают больше, чем прочие категории арестантов. Замечено всеми и об этом говорят многие, что вертухаи чуть ли не братаются с реальными уголовниками, относятся к ним благожелательно, покурить дают и вообще. А вот невиновные, наоборот, вызывают у вертухаев особую злобу и ненависть. Эта ненависть закономерна. У всех, вертухаев в том числе, подсознание достаточно сильное, чтобы понимать, что насильственно удерживать невиновных по тюрьмам неправильно. Индикатор, подсказывающий тому, у кого этот индикатор включился, что поступок неправильный, — ненависть. Так и получается, что вертухаи на невиновных бросаются аки бешеные псы. Отсюда уровень страданий у невиновных по тюрьмам выше, чем у прочих категорий арестантов. Как следствие, больше и доступ к особо ценным слоям подсознания.

В тюрьме есть главный нравственный авторитет — из числа арестантов. Называют его положенцем. Тем, кто в тюрьме не бывал или, там оказавшись, не интересовался устройством тюрьмы как островка справедливости, мерещится, что положенец — это вор из воров и крови на нём немало. Кажется тем более, что положенца в тюрьме назначают воры в законе с воли. Но всё в точности наоборот. Для кого-то парадоксально, но положенца назначают не из блатных, а из мужиков. Причём из мужиков самого талантливого и честного. Проще говоря, самого невиновного. Так это же описание первосвященника! Положенец — служение опасное. Его вертухаи ненавидят более остальных. Спят и видят, чтобы положенца убить. В Тульском централе, в котором я сидел большую часть времени, действительно, убили. Саша Сухарь — вечная память.

Назначение по такому парадоксу не изобретение российских тюрем. Дело в том, что подобные невиновные, которые вызывают звериную ненависть у так называемых правоохранителей, обладают свойством, которое в жреческом мире называется удачливостью. Не фартом, а удачливостью, это вообще противоположные по смыслу явления. Фарт это из мира блатных. Фарт описывает перемещения материальных ценностей. Покровительница фарта — богиня Фортуна со своим рогом изобилия. Фортуна несправедлива. Поэтому её нередко изображают слепой.

А вот живучесть корабля на море — именно корабля, а не команды — зависит от удачливости капитана. Вот и получалось, что пираты, многие из которых прошли обучение в тюремных университетах, ставили над собой в капитаны человека удачливого, то есть талантливого и честного. В книге Сабатини «Одиссея капитана Блада» тоже описан такой капитан. Он не уголовник, он — доктор. Но его, невиновного, суд безосновательно осудил на смертную казнь, которая была заменена на каторжные работы на тропических плантациях. Там, понятно, доктора встретила аномальная ненависть рабовладельцев. Доктор бежал. Деваться ему было некуда, ведь теперь любой государственный чиновник его бы повесил. Безопасны для доктора могли быть только пираты. А пираты сразу назначили Блада своим капитаном. Даже без проверки на море. И бригантина капитана Блада стала исключительно удачливой, а в команде царили принципы справедливости. Таким образом, пиратский капитан Блад — это точная копия правильного положенца!

Античное жреческое знание затемнено бездарными составителями справочников и энциклопедий. Но разобраться при желании и определённой настойчивости можно даже по этим справочникам, только думать головой надо побольше.

Символический козёл по античному жреческому знанию существует не изолированно, а в составе тёмного триединства — вместе с собакой и тритоном. Которое паразитирует на овцах отары. Значит, и в тюрьме должно быть понимание кроме козлов ещё и собак, и тритонов. Если обратиться к тюремной культуре всего лишь 150-летней давности, то в произведениях писателя Власа Дорошевича конца XIX века мы символических собак обнаруживаем. Но тритона в текстах Власа Дорошевича уже нет.

Шекспир, судя по специфическим темам его произведений, очевидно, сидел. И не просто, а невиновным. Более того, Шекспир явно был положенцем. Именно из-за этого обстоятельства, обходя агрессивные предубеждения ничем не интересующихся толпарей, он и скрывал своё настоящее имя, по тюрьмам известное. Укрылся за именем Шекспира вынужденно. Вот в произведениях «Шекспира», а им чуть больше 400 лет, мы уже и обнаруживаем тритона. Плюс к собакам и козлам. К примеру, в том же «Кориолане».

Плюс к прочему «Шекспир» выявил корни тюремной мудрости, поэтому в своих произведениях настойчиво отсылает нас к античной культуре. Добраться до глубин античной культуры лучше всего получится у того, у кого есть опыт пребывания в заключении именно невиновным. Тот же Юлий Цезарь, между прочим, фламин Юпитера с самой первой молодости, а вскоре и официальный Первосвященник, словом, выдающийся человек, одно время сидел у морских бандитов. Судя по косвенным признакам, у той команды пиратов положенца не было, вот они и скатились до уровня отморозков. А отморозки, как известно, своим беспределом мало отличаются от обычных тюремщиков.

Многие пытались постигнуть открываемые Шекспиром смыслы. Не меньшее число обывателей пыталось разобраться в сонме богов, которые, конечно же, не мужики и бабы, прогуливающиеся на облаках или Олимпе. Но без страданий, обеспечивающих проникновение к глубинам подсознания, у них не получалось ничего.