Карамзин считал, что, хотя мятежники и не назвали Бориса, “уважая в нём царицына брата”, Годунов затаился для мести, думая, что клеветники готовят ему гибель и для него было крайне важно: “… наказание Ляпуновых, Кикиных и других главных возмутителей Московской черни: их послали в дальние города и заключили в темницы. Народ молчал или славил правосудие Царя; Двор угадывал виновника сей законной строгости и с беспокойством взирал на Бориса, коего решительное владычество открылось не прежде Феодорова Царского венчания, отложенного, ради шестинедельного моления об усопшем Венценосце“. [11] Трудно судить об объективности Карамзина, тем более что тогда ещё правили регенты. Последующие историки, как и Карамзин, тоже были склонны обвинять Годунова в излишнем властолюбии.
После отъезда Нагих в Углич Богдан в Москве, надеясь занять значительное место в Боярской думе. «Дело» Бельского, сильно озадачило новых правителей. Имена Скуратовых-Бельских для большинства бояр в Думе означало лишь ненавистную опричнину. Регентам царя Фёдора Ивановича было важно решить, кого из ближайших людей Ивана IV возможно оставить на службе. Царский оружничий Богдан Бельский не захотел мириться с их решением и не сумел что-либо изменить.
За Бельским сохранили чин оружничего и почётное положение воеводы в Нижнем Новгороде, лежащем на важной дороге в Казань. Борис Годунов выиграл и в этом случае. Ему оставалось только демонстрировать «праведный гнев», слегка наказывая зачинщиков бунта со товарищи, стрелявших по Кремлю, пусть и в защиту самих бояр, которым, в общем то ничто не угрожало. Он не мог не поддержать устранение из царского дворца Нагих вместе с царевичем Дмитрием и других последователей Грозного.
Фёдор оказался неспособным к полноценному управлению страной, и Богдан Бельский, как «дядька» Дмитрия, мог заговорить о правах младшего царевича на престол. Во всяком случае, в 1605 году, при Самозванце85, он будет всячески прославлять свои услуги, реальные или мнимые, оказанные спасенному царевичу Дмитрию! Из письма от апреля 1584 года Льва Сапеги становится очевидным, что действительно имело место попытка переворота, возможно с сохранением прежнего порядка власти Ивана Грозного («чтобы тот двор и опричнину соблюдал так, как его отец» (http://annales.info/rus/zimin/zim6_04.htm)). Кроме того, Бельский «хотел возвести на престол младшего царевича» (http://annales.info/rus/zimin/zim6_04.htm), но ещё при жизни Грозный отказался от опричнины. Одно дело возвести на престол Димитрия, и совсем другое – вернуть опричнину. Звучит сомнительно, что Бельский хотел её возврата.
Карамзин назвал регентский совет – пентархией. Пентархия ли, тетрархия – об этом до сих пор спорят современные историки. Козляков26 и Скрынников86 сомневаются в том, что Иван Грозный поручил Годунову своего сына. Козляков указывает, что Скрынников ссылается на сведения имперского посла Николая Варкача87 в конце восьмидесятых годов шестнадцатого столетия: «По его донесению выходило, что Борис не был упомянут в духовном завещании Ивана Грозного в качестве «душеприказчика», царь «не назначил ему никакой должности, что того очень задело в душе» [18], а так же на известия, идущие от находившегося в Москве Льва Сапеги, который информировал королевскую канцелярию Речи Посполитой88 о смерти Ивана Грозного, последовавших за этим событиях и составе новых правителей Московского государства. Кстати, завещание Ивана Грозного после его смерти так и не было найдено. «Сведения Сапеги о создании регентского совета из четырех человек (то есть «тетрархии», а не «пентархии») дошли также до Антонио Поссевино50. Бывший папский посол хорошо знал всех четырех регентов в лицо, так как ранее вел с ними переговоры. При этом Поссевино определенно писал, что именно Богдана Бельского, а не кого-то другого, не включили в состав совета при новом царе. Такая расстановка и ««посадка» бояр сразу объяснила Льву Сапеге роль Годунова как первого советника при царе Фёдоре Ивановиче». [18] Разночтение в формулировке пентархия или тетрархия принципиально для оценки роли Годунова. Иностранцы могли ошибаться или сообщали своим монархам то, что им хотелось услышать, или ради интриги. Регенты должны были выбрать между дальнейшим террором или постепенным развитием «земли» с оценкой возможности защиты страны от врагов из Литвы и Крыма с учётом мнения народа, избывшего тирана, пережившего взятие Казани, опричнину, казнь Митрополита Филиппа, Новгородский погром и поражение в Ливонской войне24. Многие осиротели и не только дети, оставшиеся без отца, но и холопы без своего хозяина. Кроме того, люди больше всего ожидали действий от популярного Бориса Годунова. Джером Горсей46 написал, что Грозный даже считал Бориса своим третьим сыном. Впрочем, Платонов (а он относится к нашим современникам – умер в 1951 году)сомневается в том, что имелось специальное распоряжение о формировании совета из пяти регентов. Не удивительно, что к политике Ивана Грозного ещё много лет постоянно возвращались, ибо царь Иван умело подбирал преданных людей. Однако, оставались обиженные царём люди, несмотря на заслуги и свои собственные, и предков. В начале царствования царя Фёдора Ивановича столкнулись «двор» и «земщина». Фаворитам Грозного: Годунову и Бельскому пришлось считаться с заявленными требованиями князей Мстиславских, Шуйских и близких родственников нового царя – бояр Романовых.
Историки, упрекая Бориса Годунова в борьбе за власть, часто забывают, что это была борьба с теми, кто тоже хотел быть поближе к царю или “порулить”. Странно, что даже современные историки порой не хотят понять мотивы стремления Бориса удержаться у власти, который просто бы не выжил в этой мясорубке, если бы сдался. В конце концов, это была борьба за выживание.
О царском венчании 31 мая (10 июня) 1584 года пишет Козляков со ссылкой на Джерома Горсея, участника церемониальных торжеств на одном из лучших мест в Успенском соборе, представляя королеву Елизавету I89, который смог всё хорошенько рассмотреть. Он видел, что «лорд Борис Фёдорович стоял по правую руку» от царя. Остальные Годуновы тоже были на почётных местах, особенно Дмитрий Иванович90. Во время выхода нововенчанного царя Фёдора Ивановича из Успенского собора скипетр и державу нёс перед царем князь Борис Фёдорович, другой князь – богатую шапку, украшенную камнями и жемчугом, его шесть венцов несли дяди царя и братья царской крови.
“А по повелению царя и великого князя Феодора Ивановича стал правити всю Рускую землю Борис Федорович Годунов з братиею и з дядиею: з Дмитреем и Степаном, и з Григорьем, и с Иваном, и с иными своими советники, и з бояры, и з думными дворяны, и з дьяки: с Ондреем Щелкаловым с товарищи”. [18]
Судя по приведённым мнениям историков и иностранцев, Фёдор был чуть ли не юродивым. Русские всегда любили подвижников особого рода, которым были чужды житейские блага – телесные и духовные удобства, почести, слава, уважение и привязанность близких. Юродивые пользовались в древней Руси почетом. Даже вельможи и цари терпеливо выслушивали любые нелицеприятные речи блаженного. Скорее всего, Фёдор был не таким уж придурком, как его рисуют. Отсутствие способности к управлению государством не означает, что он был идиотом. Ему хватило ума передать бразды правления ближайшему окружению, чего не скажешь о последнем Романове – Николае Втором (Никола́й II Алекса́ндрович, 1868 —1918, последний император Всероссийский, царь Польский и великий князь Финляндский из императорского дома Романовых. Полковник гвардии, от британских монархов имел звания адмирала флота и фельдмаршала британской армии). Он хоть и был вполне дееспособным, но абсолютно не годился в цари. Ключевский17 объясняет причину состояния Фёдора тяжёлым детством, проходившим в Александровской слободе, среди безобразия и ужасов опричнины. После смерти матери Анастасии Романовны54 “…он рос безматерним сиротой и вырос малорослым и бледнолицым недоростком, расположенным к водянке, с неровной, старчески медленной походкой от преждевременной слабости в ногах”. [24] Его вечная безжизненная улыбка, как-бы зашищала от отцовского гнева. Фёдор вступил на престол с жалостным выражением лица, ставшим со временем невольной автоматической гримассой с выражением забитой покорности. Он не имел своей воли, и потому на престоле искал хозяина. Шурин Годунов заменил ему бешеного отца. Династия вымирала.
