Звук от падения человеческого тела на деревянный пол получился негромким, глухим, будто в погреб свалился не человек, а мешок с песком. Хруст костей я не различил. Стоны Каннибала, стоя у двери, едва слышал: их во дворе почти полностью заглушал собачий лай. Я сомневался, что при падении с такой высоты Жидков мог расшибиться насмерть. Но допускал и такую вероятность.

«Мертвые стонать не могут, – рассудил я. – А значит, этот сучонок не подох. Вот и замечательно. Вот и чудесно».

Я сделал полдесятка глубоких вдохов – настраивался на новую встречу с витавшими в погребе ароматами. Вынул из кармана платок, проделал с ним то, ради чего и таскал его в кармане уже второй день: соорудил повязку себе на лицо на манер американских ковбоев. Дышать сквозь ткань стало труднее, но запашок нафталина показался приятным и родным. Поправил буденовку, вспомнил, как разглядывал свое отражение в зеркале – испробовал такой наряд еще в общаге, когда прикидывал способы прятать от чужих взоров свою физиономию.

Прихватил топор, спустился в погреб. Нашел там Рихарда Жидкова, лежащим в позе зародыша (зародыша со связанными за спиной руками). Относительно целого – о деревянные ступени лестницы при падении лишь слегка помялось лицо Каннибала, да правое плечо мужчины теперь не казалось симметричным левому (вывих или перелом?). Чуть съехал в сторону шарф, явив на свет часть верхней губы. Жидков без умолку изрыгал на мою голову проклятья. Пришлось мне поправить на его лице повязку.

Хозяин дома не умолк, заметив в моей руке топор. Но стал ругаться не так яростно: должно быть, задумался о том, зачем мне в погребе понадобился именно такой инструмент. Судя по блеснувшему в его глазах отчаянию, пришел он к неверному выводу. Или же предвидел пока скрытое от меня будущее. Я нахмурился: подземелье вернуло мне мрачное настроение. В голове завертелись мысли о том, что теперь уже точно назад пути нету. Я сплюнул себе под ноги залетевшую в рот паутину, направился в «комнату» за стеллажами.

Женщина встретила меня уже знакомым жалобным бормотанием.

– Не надо! – твердила она. – Пожалуйста, не надо!..

В прошлый раз при встрече с пленницей Каннибала я прикрывал лицо платком. В этот прятал нижнюю часть лица за ним же, поэтому не переживал, что женщина в будущем меня опознает (что она увидит при таком освещении?). Узнает ли меня Жидков, я не очень-то переживал: не рассчитывал на встречу с ним в будущем. Да и Каннибал меня не видел без буденовки, если и опишет мою внешность милиции, то не с фотографической точностью. Так что шансы сохранить свое инкогнито я находил немалыми, хотя и далеко не стопроцентными.

– Спокойно, – сказал я. – Попробую тебя освободить.

Жестом призвал женщину успокоиться.

– Не надо! Пожалуйста, не надо!..

Я вздохнул, покачал головой.

– Все хорошо. Все будет хорошо. Я тебя не трону.

Подошел к кровати – пленница задрожала. Слышал, как постукивали ее челюсти. Они словно выбивали ритм на фоне мелодии из стонов Рихарда Жидкова. Я прикоснулся к цепи, что ограничивала женщине свободу: той ее части, что примыкала к металлической скобе на стене. Не очень толстая. Но разорвать ее голыми руками я даже не надеялся (вспомнил, как похожая цепь выдерживала мощные рывки охранявшего двор пса). Что было сил дернул за скобу – та не заметила моих усилий: не пошатнулась.

«Чтобы выдернуть ее из стены, понадобятся трос и грузовик, – произнес я мысленно, чтобы не пугать женщину. – А вот троса-то у меня нет. Досадно».

Повертел в руке звенья цепи.

Потом взглянул на женщину, туда, где под ее подбородком пряталась темная полоса ошейника.

Пленница Каннибала смотрела на меня поверх коленок, бормотала «не надо» и выстукивала зубами монотонный ритм.

«Досадно, – повторил я. – Ну, да ладно. Значит… будем рубить».

Отбросил с ложа заменявшее перину грязное тряпье, оголил доски. Выждал, пока разбегутся по сторонам букашки-таракашки. Осмотрел творение неизвестного мастера: кровать явно сколачивали спустя рукава, не позаботившись даже ошкурить древесину. Проведешь по такой поверхности задом – превратишь свои ягодицы в спину дикобраза. Да и щели между досками остались местами с палец шириной. То здесь, то там торчали шляпки небрежно вколоченных гвоздей.

Однако для меня эти факты мало что меняли. Спать или даже просто лежать на этом сооружении я не собирался – ни сейчас, ни потом. Я уложил цепь туда, где доски ложа подпирались столь же грубо отесанной ножкой кровати. Налег на это место всем своим весом (не слишком большим), проверил, не развалится ли от моих действий кровать. Решил: выдержит. Перехватил поудобнее топорище. Лихо размахнулся, чиркнув по потолку, и ударил лезвием топора по металлическим звеньям.

Звон раздался громкий.

Женщина вскрикнула.

– Спокойно, – сказал я. – Все хорошо.

Добавил к своим словам успокаивающий жест.

– Не надо! Пожалуйста, не надо!..

– Потерпи немного. У меня почти получилось.

Я вытащил из доски почти на сантиметр погрузившееся в древесину, точно в песок, звено цепи, оценил результат своих усилий. Увидел на металле две зазубрины (поднес звено к свету), увы, неглубокие. Провел по ним пальцем, будто надеялся, что зрение меня обмануло. Но осязание поддержало тот обман: зазубрины не превратились в критические повреждения. Я взглянул на лезвие топора. Там тоже появилась щербинка (порадовался, что порчу не свой инструмент), заключил, что моим дальнейшим планам она не помешает. Завертел головой в поисках более подходящей плахи.

Вернулся к лестнице, что вела на поверхность. Переступил через стонущего Жидкова, прошелся вдоль полок стеллажей. Носком топора поворошил разложенные на стеллажах предметы, часть сгреб в кучи, часть предметов сбросил на пол. Скудное освещение не позволяло полагаться в поисках только на зрение, приходилось еще и прислушиваться. Нужную вещицу на слух и обнаружил. Та звякнула о лезвие топора, заставила меня разгрести сложенный поверх нее деревянный мусор. Отрыл на полке металлическую пластину длиной с мое предплечье и толщиной в сантиметр.

– То, что доктор прописал, – пробубнил я.

Уложил железную пластину на доски кровати, на ее поверхности растянул участок цепи с уже слегка поврежденным звеном.

– …Не надо! Пожалуйста, не надо!..

– Сейчас будет громко. Приготовься.

Размах. Удар.

На этот раз пронзительный звук даже меня заставил скривить недовольную рожицу.

Женщина вновь заверещала.

Я приоткрыл рот, подождал, пока чуть стихнет в ушах звон. Поправил на лице платок. Поднес к лицу цепь, ухмыльнулся, отметив явный успех. Одну сторону звена лезвие топора перерубило полностью, образовав трехмиллиметровый зазор. Другую – лишь наполовину.

– Неплохо. Повторим.

При новом ударе меткость меня подвела. Прогресс оказался сравним с прошлым. Вот только я промахнулся: удар пришелся не по поврежденному ранее звену, а по соседнему. Я снова испробовал на цепи свою молодецкую силушку. Вновь потерпел неудачу. Уложил цепочку на металлическую пластину.

Удар. Осколки звеньев брызнули в стороны.

На крик испуганной женщины я никак не отреагировал. Сказал:

– Вот видишь? Получилось.

Уронил на кровать оба куска цепи (женщину теперь ничто не удерживало около кровати, но пленница продолжаться вжиматься в угол). Вернулся в ту часть подвала, где все еще корчился от боли Рихард Жидков. Проигнорировал гневное рычание слегка покалеченного при падении в погреб хозяина дома. Прислонил топорище к нижней ступени лестницы.

Из-под козырька буденовки на бровь скатилась капля пота. Смахнул ее рукой, окинул взглядом свободное пространство вокруг себя, представил, что именно увидит впервые спустившийся в этот погреб человек. Первым, без сомнения, бросится в глаза стонущий на полу хозяин дома, именно он и прикует к себе большую часть внимания (если и не все).

– Не пойдет, – произнес я.

Решил подкорректировать картину, сделать ее… подходящей для моих целей. Ногой подвинул скрючившееся тело Зареченского каннибала ближе к стене. Пришлось применить силу: Рихард Жидков был тяжелее футбольного мяча. Взглядом отметил самое видное с лестницы место – рядом с мешками, около стеллажей. Перетащил туда два деревянных ящика, предварительно вытряхнув из них овощи.