Минутка юмора. Дома оказалось, что уже в городе везде есть горячая вода, кроме меня, ибо я просто её перекрыла перед отъездом и не додумалась включить. Поэтому всё это время купалась, внутренне пища от холода. Да уж, в этом, собственно, и вся Олька. Кстати, время страданий и слёз у меня прошло, и сейчас я настроилась на борьбу и на победу в ней. Я должна себе доказать, как доказываю всегда, что я могу, могла и буду мочь.

После купания меня Тимонка покормил рыбкой и напоил чаем, притащив аж три мешка конфет, диета, ага. Потом меня заподозрили в том, что я стащила «Баунти», хотя это были враки чистой воды. А когда «Баунти» нашлись, то я с чистой совестью забрала их себе: заслужила. Пошла домой.

Отчего-то меня раздражало всё и вся, каждый человек, машина, дом, движение. Я бурлила как бражка.

Может, синдром предвсякий, но это жуть. Захотелось как в старом добром «Апельсине» – ультранасилие на ужин. Но пока оно было только в моей головушке. Сильно захотелось побить ножками грушу, поэтому домой почти летела.

Обратила внимание на воркующих голубей, пытающихся продолжить род, и чутка позавидовала. Мне лично никто не воркует, равно как и род не продолжает. Дома ещё слегка пошумела и затихла.

Сейчас сижу и любуюсь пальчиками, летающими по клавиатуре, а за окном кричат дети. После перекуса жить стало легче и намного приятнее. Я вновь наполняюсь счастьем и любовью. Пришла Булочка и оказалась затисканной. У меня опять куча жмякательной энергии, которую некуда девать. Что ж, придётся сходить в парк берёзы потискать по тихой грусти. Но это всё мелочи, главное – я и мои чувства. С нами всё прекрасно. Мы очнулись и продолжаем жить, с нежностью откликаемся и улыбаемся, насколько возможно, из всех Олькиных сил.

Здравствуй, дорогой человек. Сегодня мне спалось очень сладко, правда, просыпалась, думая, что на работу опаздываю, но это была тревожность, и не более.

Дорогой дневник, я уже пятый день хочу пиццу, но пока не расщедряюсь на неё, посмотрим, сколько ещё выдержу.

Утром гладила себе костюм почти на коленке. Бельишко стираю в тазу в связи с отсутствием стиральной машины. Хозяйственная дама, между прочим. А если серьёзно, то снова поехала на работу.

В автобусе прилепилась к поручню и воткнулась в окно. Зашёл высокий очень мужик с пузиком. Вижу его второй раз, но раздражает неимоверно. Вечная рэперская кепка и свитер с катышками. И эти пальцы несуразные, полудлинные, полугибкие. Чтоб не беситься – отвернулась. В автобусах начала обращать большое внимание на людскую неряшливость. Потные складочки на шее, мятые футболки, растянутые вещи, пузики. Простите меня, горожане, но вы в большинстве случаев мне мерзки. Бесячка меня так и не отпускает.

Работа работалась в штатном режиме. Человек обречённо больной улыбался мне, когда я с ним ворковала, обещая скоро покормить. Это так дорого стоит. Весь мой труд, слёзы усталости, моменты, когда опускаются руки, стоят одной такой улыбки. Ты помогла, это мгновение прожито не зря.

Во время чая я съела крошку «Баунти», было очень вкусно и сладенько. А обед мне не понравился от слова «совсем». Я ела холодный кусок мяса с картошкой, а потом пила воду с зловредным хлебцем. Расстроилась. Хочется чего-то сочного, нежного, горячего, может, холодненького, но пышущего. Во время приёма пищи коллега рассказывала про место своего рождения – не поверила, что всё может быть столь идеально, но оно было.

Дома готовила котлетки. Хотела сделать кисель, но решила, что пока для меня это сложновато. Кушала и хвалила себя, дюже девка хозяйственная. Никому такую отдавать нельзя, чтоб не попортили её, ну или она их.

Сильно мёрзнут пальцы и нос, а дома только одно одеяло, придётся спать в пижамке. Вспомнила, что у меня были пёс и кошка, а теперь их нет, оба в чужих руках. Взгрустнулось. Одёрнула себя, что не имею права грустить. Хотя, если честно, стало печально оттого, что хочется сладенького, очень сильно. Пока писала, вспомнила, что делаю изумительные леденцы, пошла готовить, не прощаюсь.

Здравствуй. Приятно, что откровения ждут и читают, словно душу обнимают, я это ценю, благодарю. Что ж, начнём.

Вчера выдался непростой по эмоциональной окраске день. Днём была работа, впрочем, ничего нового и особо выдающегося. Когда я шла на неё, то всё так же гоняла мысли по учёбе и нашла кучу альтернативных вариантов: от элитной сиделки за границей до бальзамировщика в Сургуте.

На работе что-то мешало в глазу, сказали, что, может, это конъюнктивит, и выписали капли. Я решила, что это просто что-то с чем-то, но капли решила капать старательно. Настолько себя накрутила на работе мыслями, что, когда шла с неё, слёзы по моим щекам бежали аки крокодильи. Если быть совсем честной, то те семь лет, которые я определила себе, я готова, кажется, была обрубить сразу по прибытии домой. Меня трясло в автобусе, а я думала, думала и думала. Жаль всех близких и родных, мне нельзя так, даже для такого эгоиста, как я, это слишком.

Сейчас мне горько осознавать, насколько сузилось моё сознание, как я напугана и морально подавлена, что вижу лишь один выход. Мне всегда казалось, что найти варианты несложно, нужно только чуть подумать. Хорошо, что мне нужно было к Булочке. Я сидела одна в пустой квартире, замотавшись в плед. Так привычно. Одна в квартире. Раньше это было так странно и ново, а теперь совсем нет. Соседняя комната – дедушки. Я не заходила и не смотрела. Закрывая глаза, я вижу все мои рисунки, стоящие на серванте, мои поделки, фото и баночку с причинами, почему я люблю его. Сейчас понимаю, что причин никаких нет. Просто люблю и всё. Опять накатывает, поэтому продолжим.

Пока была одна, нахваталась конфет, мяса и консервированных томатов, стало чуть легче. Посидела чутка с вернувшейся Булочкой и отправилась домой, изрядно нагрузившись. Да, кстати, я очень хотела пиццу, так вот, желанию моему было суждено исполниться. Что ж, у меня чуть от счастья не треснула рожица, а пицца не влезла в холодильник. Человечек, причастный к этому, ты – чудышко. (Звуки смущения и очень сильно-стеснительной радости.) Дома намыла посудку, досмотрела самое трогательное что-то, покупалась, заплела волосы в косу и улеглась.

Утром проснулась с хорошей мыслью о том, что меня ждёт пицца, хоть кто-то, да… На работке надо было брать кровь на сахар. Я собрала все-все свои силы, вспомнила, что я дочь самурая и самураечки, не меньше, и пошла. Всё прошло крайне успешно: мои руки знали, что и как делать, они летали, а я диву давалась. Вообще, я получила значительное удовольствие от процесса и чуть не решилась идти работать изпаличнойкровососальщицей. Потом с шутками-прибаутками принялась за кормление, развлекая одних и приголубливая других. Затем документация, которую я заполняю, в общем-то, с удовольствием, кроме температурных листов. Следом обед, где мне удалось уговорить бабулечку покушать, воркуя, что приготовлено всё специально для неё и это очень вкусно, хотя бабулечка норовила накормить этим же меня, но я оказалась убедительней. Получила одобрение от коллеги, который до этого безуспешно пытался уговорить пожилую леди на супчик. Покормила, побеседовала, уложила одну и пошла к другому.

Это какая-то совершенно особая связь, когда ты понимаешь человека по взгляду, движению ресниц, пальцев. Ты читаешь его, а он с тобой разговаривает, позволь только открыть душу и услышать. Эти мгновения прекрасны, я благодарна, что могу помогать, дарить любовь, тепло и заботу тем, кто так в них нуждается.

Забегала в комнату к одному дорогому мне человечку. Прошла пара секунд, прежде чем она узнала в белоснежной фигурке, за округлыми очками с блиставшими от радости глазами ту самую, которая кличет её «птичкой-говорун» и слушает, пытаясь понять. Эта улыбка, эти руки, прижавшиеся к груди, глаза, засиявшие в ответ мне, сказали всё и даже чуть больше. Когда работаешь в таком месте, не нужны слова, чтоб выражать то, что ты чувствуешь, они излишни.