— Я вижу, ты обновляешь прошивку на своем лэп… топе…⁵

Господи, помоги мне, я превращаюсь в жутковатую извращенку.

— Да. Я использую тот же пароль Wi-Fi, но он все еще настраивается. Когда закончу, тебе придется сбросить настройки Wi-Fi и снова ввести пароль на всех устройствах.

— Понятно… Значит, это точно не проблема программного обеспечения…

Сморщив нос, он качает головой, уставившись в компьютер.

— Нет. Очевидно, это просто старый роутер отработал свой срок. Такое случается.

Я вздыхаю. С этим парнем просто невозможно наладить связь. Последняя попытка…

— Ну, вообще-то у меня тут проблема с «влажным программным обеспечением»⁶.

Это привлекает его внимание.

Он сдвигает очки на переносицу и хмурит брови.

— Ты знаешь о «влажном оборудовании»?

— О, да. На мне кое-какое прямо сейчас. — Опускаю взгляд на свои трусики, а затем снова на него, прикусывая нижнюю губу на случай, если я все еще не донесла свою мысль до него.

Митчелл хмурится.

— Что? «Влажное ПО» — это, по сути, все еще только концепция, — объясняет он. — Но интересная концепция. — Внезапно мужчина оживляется.

О, боже. Он читает мне мини лекцию о технологиях. Которая не имеет абсолютно никакого отношения к моим трусикам.

— Но этот термин сбивает с толку большинство людей.

— Это точно.

Он пропускает мимо ушей мой комментарий, вместо того чтобы трахнуть меня.

— Он может относиться к любой аппаратной или программной системе с биологическим компонентом. Или к элементам, эквивалентным аппаратному или программному обеспечению в живом существе. Например, нервная система или человеческий мозг. Человеческий мозг состоит на семьдесят пять процентов из воды. Следовательно, влажный.

— Да. Определенная часть меня тоже очень влажная.

И тишина.

Митчелл моргает один раз, прочищает горло, а затем возвращает свое внимание к ноутбуку.

— Ты, э-эм… Могу я сделать тебе немного горячего шоколада, который ты принес?

— Не сегодня, — выпаливает он. — Может быть, позже.

— О. Хорошо… — Значит, будет «позже»… Я пытаюсь говорить хриплым голосом, потому что еще недостаточно выставила себя на посмешище. — Хотя я в настроении для сладенького…

Не пропустив ни секунды и не сделав ни единой паузы, чтобы подумать, действительно ли я откровенно пристаю к нему, мужчина лезет в один из карманов пальто и достает завернутый леденец. Он предлагает его мне, не глядя в глаза, но при этом бросает взгляд на мое декольте, что я расцениваю как небольшую победу.

— Он без сахара, но вкусный.

Я беру у него леденец, снова вздыхая.

— Спасибо. — Кладу его на стол, поверх своего блокнота. Оставлю его на потом, когда мои глаза не будут гореть от слез, нижняя губа не будет дрожать, а в горле не будет дурацкого комка.

Всё. Я сдаюсь.

Я не готова к такого рода вещам с тем, кто мне действительно интересен.

Отворачиваюсь от него и тянусь, чтобы прикрыть рот, но слишком поздно — я издаю громкий, безошибочно печальный вздох. Что еще хуже, вся вода из моего мозга теперь вытекает из слезных каналов. И из носа.

Я плачу.

Плачу на глазах у мужчины, которого только что пыталась соблазнить.

Это унизительно.

Пошло ты, Рождество!

Вдруг я чувствую большую, теплую руку на своем плече.

— Эй. — Его голос мягкий и нежный. — Что случилось?

— Ничего. — Я вытираю нос тыльной стороной предплечья. — Ничего такого. Я даже не знаю, почему плачу. Мой бывший парень сегодня женился. Мы расстались год назад. Я даже больше не люблю его — мы разлюбили друг друга давным-давно. Просто… все пошло своим чередом. Так бывает, верно? Я понятия не имею, почему я…

Он обходит меня так, что я оказываюсь лицом к лицу с ним.

— Я понимаю. — Митчелл вытирает слезы на моих щеках своими большими пальцами. — Мне знакомо это чувство, — признается он. — Моя бывшая жена снова вышла замуж в прошлом месяце.

— Правда?

Парень кивает.

— Мне не хватает того комфорта, который дает наличие спутника. И идеи, что романтическая любовь длится вечно, я полагаю. И осознание того, что у меня сильная связь с кем-то.

— Да. — Мне больше нечего добавить к этому. — Точно.

— Нелегко быть в одиночестве на Рождество.

— Да, это так, — огрызаюсь я. Поверить не могу, я говорю, как обиженный двухлетний ребенок. Прочищаю горло. — То есть… может быть, если бы у меня была твоя собака, мне было бы легче… — Я ухмыляюсь ему.

И получаю улыбку в ответ. Митчелл Конрад улыбается искренне. Его темно-карие глаза излучают тепло за линзами, и это действительно нечто особенное.

— Может, тебе стоит завести свою собственную, и они смогут устраивать свидания.

— Может быть… Правда в том, что мои рабочие часы настолько длинные, что это было бы нечестно по отношению к собаке. — Я смотрю на Агнес, которая растянулась на одном из ковров. Выпячиваю нижнюю губу. Она рядом, и я уже скучаю по ней.

— Может, тогда тебе стоит подумать о работе с меньшим количеством рабочих часов?

Инстинкт заставляет меня насмехаться над этим, хотя в последнее время я серьезно об этом задумывалась.

— Ага. Конечно. Я просто возьму и буду работать меньше. Займусь этим как можно скорее.

Он пожимает плечами.

— Поступай как знаешь.

— Меня все устраивает, спасибо большое. — Потому что я совершенно одинока и не обязана подстраиваться под кого-то еще. — Чем ты занимаешься?

— Я офтальмолог. Специализируюсь на детской офтальмологии, но у меня общая практика.

Доктор Конрад. Конечно. Конечно, он врач. Конечно, он офтальмолог, а не тот врач, название которого легко произносится, как семейный врач или оптик.

— А. Ты работаешь с детьми. Отсюда и леденцы.

— Нет. Я просто люблю леденцы.

Я ищу на его лице подсказки. У него бесстрастное чувство юмора или вообще нет чувства юмора?

Кожа вокруг его глаз слегка сморщивается, края губ подергиваются вверх, и я получаю ответ.

Я усмехаюсь ему в ответ, осознавая, что мы наконец-то стоим здесь всего в нескольких сантиметрах друг от друга и смотрим друг на друга.

— Мне нравятся твои глаза, — говорит он.

Как будто делает простое заявление.

Даже диагноз.

Не могу сказать, это диагноз ему или мне, но эти четыре маленьких слова открывают что-то внутри нас обоих.

Я чувствую, что мои руки тянутся к его свитеру.

Его руки обхватывают мое лицо.

Я приподнимаюсь на цыпочки.

Он наклоняет голову.

И вот так Митчелл целует меня, как будто жаждал этого целую вечность.

Несколько секунд нерешительно, словно не может поверить, что это наконец-то произошло.

Настойчиво, в течение минуты или пяти, пока нам обоим не нужно вдохнуть воздуха.

За время, меньшее, чем отведенное на перерыв для вибратора, я каким-то образом открылась этому почти незнакомцу так, как не открывалась никому другому после моего бывшего парня.

Мужчина медленно отстраняется от меня, все еще держа мое лицо в своих больших, красивых руках.

Второй раз за сегодняшний вечер смущаюсь, потому что чувствую себя в безопасности, когда он вот так обнимает меня, а раньше я даже не осознавала, что чувствую себя небезопасно.

В районе моих икр раздается фырканье.

Мы оба смотрим вниз и обнаруживаем, что Агнес смотрит на нас сверху.

Мы оба отпускаем друг друга, наклоняемся, чтобы погладить ее, и сталкиваемся головами.

— Ай.

Он смеется, потирая мой лоб прежде своего.

— Ты в порядке?

— Нет. У тебя невероятно толстый череп.

— Так я слышал. Не такой пушистый, как у моей собаки. — Он поднимает Агнес и держит ее так, чтобы я могла уткнуться лицом в ее невероятную, милую мордочку.

— Привет. Я скучала по тебе. Ты скучала по мне?

Агнес лижет мой нос и область вокруг него около сорока семи раз, тем самым подтверждая, что она действительно любит меня больше, чем кого-либо другого на планете.