— Как ты можешь так говорить тому, с кем занимаешься любовью? — спросил он ее позапрошлой ночью.

— А как ты мож спрашвать такую херню у той, с кем ты трахайшься целыми днями?

Синиша не испытывал к Зехре ни капли любви, но ощущал по отношению к ней какое-то гиперболизированное уважение и благодарность. Поэтому ему хотелось получать от нее взамен что-то подобное. Он пробовал разговаривать с ней после совокупления, интересоваться ее жизнью, но смог узнать только то, что она выучилась на парикмахера, уехала из Боснии незадолго до начала войны, а до съемок «Похотливой Крошки» несколько лет была стажеркой-«поднимательницей»: работницей сцены, которая во время незапланированных остановок за кадром помогает порнозвездам вернуться под софиты во всеоружии. Он вытянул из нее несколько этих фактов и ничего больше. После позавчерашнего разговора он ощутил легкую тошноту, ему вдруг стали противны его собственные сексуальные фантазии, которые он копил в себе все эти годы и которые по большей части ему удалось реализовать здесь, в этой дыре, в доме Селима, с Зехрой. Ему захотелось обычного секса, простого и здорового, без излишеств, без такого количества похабных слов и вульгарных инструкций, вопросов, замечаний, предложений… Он захотел Жельку.

А она, забытая на какое-то время Желька, нервировала его все сильнее. Прошло уже больше месяца с того момента, когда он понял, что его судьба находится в Желькиных руках и зависит от ее желания, чтобы он поскорее вернулся к ней, чтобы он был рядом. Сначала, замечтавшись, он решил, что не пройдет и десяти дней, как Желька появится на Третиче с приказом премьера об отзыве поверенного или хотя бы с липовым заключением ее сестры о найденном у него психическом заболевании, без даты. Так или иначе, прошло уже пять полных недель с момента отправки того страстного письма, а его спасительница Желька все еще где-то в ж… Наконец, больше всего на свете Синишу бесил тот факт, что уже полтора месяца он не делает ничего для достижения поставленной перед ним цели. Проведение выборов на Третиче было все так же нереально, как и в тот день, когда он сюда прибыл, как и десять, и тысячу лет тому назад. Он перестал работать. А Желька все не приезжает.

Наконец Тонино засвистел и сбежал вниз с холма, а толпа сразу же выстроилась в колонну, отчего стала напоминать похоронную процессию, и пошла вниз по тропинке под звуки уже более непринужденных разговоров.

— Зоац ты трей роаза засвистел? — громко спросил Бартул.

— Тоам было трей луодки, — ответил ему запыхавшийся Тонино, едва добежав до тропинки. — Трей глиса.

— Трей глиса, ха! — гордо вскрикнул Квасиножич, чтобы все его слышали. — А гдей?

Тонино опустил голову.

— Пред пуортом.

— Уот?! Зоац ты роаньше не засвистел?

— Меня прихвоатило муоё энто… — ответил Тонино, виновато глядя в сторону. — Йо был пердутто. Скузатойте меня.

— Идиё-о-от… — в бешенстве закричал Бартул и замахнулся, как будто хотел влепить Тонино пощечину, но Синиша свободной рукой успел схватить его за запястье.

— Эй! Алло! Что на вас нашло? Только троньте его, и я вас всех отправлю за решетку! Пол-острова в тюрьму, пол-острова в психушку! Ясно вам?

Барт испепелил его взглядом, высвободил руку и быстро пошел в начало колонны.

— Банда аутичная… Дегенератская… Скоты дебильные… — бормотал поверенный себе под нос.

— Не говори так. Спасибо тебе, но в самом деле, не нужно было. Барт бы меня не ударил, поверь. Он это один раз сделал, лет десять назад, когда только приехал, и тогда мой отец сказал ему перед Зоадругой, что зарежет его и всю его семью, если он меня еще хоть раз тронет. И его, и любого другого, кто осмелится.

— Ого, с ума сойти! Неудержимый старик, да? Это было тогда, когда он еще ходил?

— Ну…

— Что «ну»?

— Он и сейчас ходит, если ему очень нужно.

— Гонишь!

— Серьезно. С палочкой, конечно, и очень тяжело, но ходит. Но ему редко бывает нужно с тех пор, как он решил обособиться ото всех и жить отшельником в своем доме.

— Слушай, я здесь уже сколько, больше трех месяцев, и не просек эту его фишку!

— Это неудивительно. Он и от меня это скрывает.

— Дружище, ты мог мне об этом раньше сказать.

— Ты не спрашивал. Да и какая тебе польза от этой информации?

— И правда… — решил Синиша и похлопал Тонино по плечу. — Идем, посмотрим, что за цирк там будет.

Торжественная процессия ушла от них на пятьдесят шагов, а еще на пятьдесят шагов от них отставал Барзи.

— Ты не обращался к доктору по поводу своих периодических блокад? — начал поверенный тему, которой до этого старался избегать.

— А ты знаешь на Вториче какого-нибудь специалиста, который занимается такими случаями? — задал Тонино встречный вопрос. — Я один раз спрашивал об этом Муону, она мне сказала, что у них это воспринимается как божье благословение и люди с такой проблемой считаются чуть ли не святыми. Меня это устраивает.

* * *

— Энд файнэлли… Сай… Сайниса Мэс… Мэснджек! Сайниса Мэснджек! — прочитал Фьердо Квасиножич имя на последнем пакете. Близился полдень, итальянцы уже наверняка привязали свои глиссеры на другой стороне Адриатического моря, а Фьердо в третичском порту заканчивал раздачу островитянам подарков от себя и от Бонино. Каждый дом получил по одному идентичному пакету, не больше коробки из-под обуви.

— Нью инверта! Ту кило вотс! — с помпой представил Фьердо их содержимое.

— Инвертор, ключевой компонент солнечной батареи, — объяснил Тонино Синише. — Переводит постоянный ток на 24 вольта в переменный на 220. Их производит фабрика Бонино. Этот очень мощный — два киловатта — наверное, последняя модель.

— Ты в этом что-то понимаешь?

— Нет, просто пересказываю тебе то, что мне говорили миллион раз. Большинство третичан несколько лет перед выходом на пенсию, когда им стало не хватать сил для работы в шахтах, провели на фабрике, собирая эти инверторы.

Не то чтобы третичанам не понравился подарок Бонино и Фьердо, но на их лицах не наблюдалось ни капли энтузиазма. Они были обеспокоены другим. Несколько десятков коробок с инверторами, плюс Фьердо и его свита с их багажом — это заняло все свободное пространство обоих еженедельных и третьего, дополнительного, глиссеров. Из-за этого сегодня не был доставлен ни один из заказов с прошлой недели. Мука, сахар, соль, кофе, соки, воды, туалетная бумага, пиво… Из-за приезда Фьердо и подарков Бонино за всем этим придется внимательно следить и экономить до следующей пятницы. Как назло, итальянцы отказались принимать у Барзи новые заказы, а вместо этого просто пролонгировали предыдущие до следующей недели. Синише чудом удалось затолкать на глиссер бесполезный музыкальный центр и объяснить, что ему нужны обычное радио и проклятые кабели для ресивера, а не домашний кинотеатр. Единственным обитателем Третича, который получил свой заказ, оказался Селим Ферхатович: ему один из четверых мафиози передал тонкий конверт.

— Снова провод, да? — спросил у него Синиша, когда они следили за окончанием раздачи подарков и ждали какого-нибудь сигнала расходиться.

— Не, братан, эт картчки.

— Чего?

— Картчки, взломанные картчки для спутника, щтоб я мог смотреть тэвэ.

— Ой, блин! Я про карточки вообще думать забыл!

— Да и фиг с ними, в следуйщи раз придут, с радио и кабелями, хе-хе-хе…

В этот момент Фьердо позвал первый раз:

— Сайниса Мэснджек!

Он еще раз посмотрел на подпись, потом на конверт, показал их своему сыну, который все это время стоял рядом с ним, и нервно повторил:

— Сайниса Мэснджек! Ху зэ хэлл из…

— Братан, он тя позвал!

— А?

— Тебя, грю, зовет!

— Не трынди…

— Повери! Повери! — послышались голоса из толпы. Синиша огляделся и увидел, что с десяток людей, включая Тонино, указывают ему в сторону Фьердо.

Он нерешительно двинулся вперед, а потом быстрым шагом направился к уставшему репатрианту. Его посылка оказалась не такой, как у всех остальных: большой конверт с его четко и правильно напечатанным именем.