– Послал же Бог работничка! – произнесла Роза Львовна, когда дверь за Корзинкиным закрылась.

Санитарка, пожилая женщина с варикозными ногами, в разношенных тапочках и с косынкой на голове, ловко орудовала шваброй, не считая ноги Корзинкина препятствием для работы.

– Нагоняй? – посочувствовала она.

– Зверюга, – ответил Корзинкин и махнул рукой. – Учебники! С каких щей?! У меня диплом, между прочим!

– Ну а ты?

– А что я? Так и сказал ей!

– А она?

– Опомнилась, конечно.

Санитарка смотрела недоверчиво, опершись на швабру.

– Обычно Роза Львовна – кремень! Сказала – как отрезала.

– Будем перевоспитывать, – вздохнул Корзинкин и поплёлся восвояси.

Семейство Смуглянки наслаждалось новой кухней. Вопрос отстающих обоев наконец-то был снят с повестки. Хотя кисточку и клей муж всё-таки припрятал на балконе. На всякий случай. Про деньги на ремонт он спросил лишь однажды и принял размытое объяснение про рассрочку. Жене он доверял при любых обстоятельствах.

Первое время Смуглянка аккуратно переводила платежи. Денег по совокупности и не без участия Рибоконя хватало. Она расслабилась и уже вела переговоры с ювелиром о новом приобретении. Но однажды Рибоконь «вильнул» и передал в конверте не всю сумму, на которую рассчитывала Смуглянка.

Она не собиралась не платить вовсе. И в самый первый раз просто отсрочила выплату кредита. Или думала, что отсрочила. Буквально за день до даты нового платежа она отвезла предоплату ювелиру. И денег снова не оказалось ни на задолженность, ни на очередное погашение. Смуглянка рассчитывала на зарплату. Но, получив, решила, что замшевые сапоги ждать тоже не могут.

Потом стало казаться, что долг вовсе не её. Официально, впрочем, так и было. К новой кухне привыкли. И она не вызывала никаких ассоциаций с Ольгой.

Смуглянка видела звонки от кредитора и сначала затруднялась с ответом. Потом они показались навязчивыми, и желание возвращаться к выплатам пропало. Даже в те моменты, когда муж или любовник были щедры, ей больше не приходило в голову отдавать деньги на «пустое». Она находила им лучшее применение. Смуглянка знала толк в достойных вещах. И сама была их достойна.

Она не была наивна. Скорее наоборот. В роддоме её ценили за конструктивное мышление. Но в случае с долгом она полагала, что проблема растворится сама. Как – об этом она не переживала. Как не переживала о коллеге в декретном отпуске и о её ребёнке.

Увидев в зале для планёрок Ольгу, Смуглянка была раздосадована. Она улыбнулась одними губами в знак приветствия. Кто-кто, а Рибоконь хорошо знал эту улыбку «без глаз» и мог бы рассказать, что она означает. Однако Рибоконя никто не спрашивал. Тем более кредитор-Ольга. Да и он знал её только по фамилии, когда та фигурировала в протоколе операции.

Планерка уже началась, и от кредитора Смуглянку отделяло несколько рядов акушеров. Она получила время на размышления. Решение пришло мгновенно. Еще в раздевалке Мальвина просила её поменяться очередью в операционной. Смуглянка отказалась, огорчив коллегу. Сейчас же представилась возможность «пойти навстречу» и избежать неприятного разговора. Она выпорхнула из зала в надежде, что Мальвина еще не «помылась».

Ольга едва успевала отвечать вопросы, обниматься и пожимать руки. Она искренне радовалась каждому. Но цель визита пока не была достигнута.

Аманда Карловна велела обязательно зайти на чай. Ольга обещала непременно быть, как только свидится со Смуглянкой. Заведующая обсервацией удивилась, что у Ольги какие-то общие дела «с этой фифой». Но времени на расспросы не было, и она решила выяснить всё позже, в приватной обстановке.

Народ жужжал акушерскими разговорами и покидал зал заседаний. Ольга встала на цыпочки и вытянула шею. Смуглянки нигде не было. Тогда она логично предположила, что та вышла одной из первых и теперь дожидается у двери или на лестнице. Но и там Смуглянки не оказалось.

«Конечно! Она пошла в обсервацию!» И Ольга припустила туда.

Попав в родные пенаты, она вообще позабыла о Смуглянке. В «папоротниковой роще» ничего не изменилось со дня «декретной поляны»: Аманда Карловна со взаимным удовольствием флиртовала с Палычем, а Римма Пантелеевна занимала лучшее место.

– Гудят пароходы: привет Мальчишу! – продекламировал Палыч.

– Салют аборигенам! – появилась в дверях Фитера.

– Нет, ну вы посмотрите на неё! На пирожки по нюху явилась!

– Пирожки?! Без меня?!

Увидев Римму Пантелеевну, Фитера учтиво улыбнулась и исподтишка показала кулак Палычу. В присутствии кафедральных она держала марку, а терапевт сбил её с толку. Римма Пантелеевна скептически посмотрела на обоих и покачала головой.

– Все ребячишься, Палыч! В твои-то годы!

– А какие наши годы, Римма Пантелеевна? Мы еще и-го-го!

Аманда Карловна зыркнула поверх очков, сдвинув брови.

– Ну, давай, рассказывай: как дитятя? – перевел разговор Палыч, не желая спорить с матронами.

– Растет! Зубы режутся, – улыбнулась Ольга.

– С нянькой? – уточнила Фитера.

– Ага.

– Дорогое удовольствие.

Ольга вздохнула.

– Привыкаешь на новой работе? – вступила Аманда Карловна.

– Привыкаю, – смутилась Ольга.

– Так-так… Давай-ка подробнее! Ишь: глаз загорелся! – прозорливо подметила Фитера. – Никак кавалер завёлся?! У меня чуйка на это! Дело верное!

– Отстаньте от девчонки! – пришла на помощь Аманда Карловна. – Захочет – сама расскажет.

– А я тоже считаю, что от коллектива скрывать негоже! Васька-шельмец зажал ведь свадьбу! Виданное ли дело?! Обвенчаться и не предупредить родных коллег!

– Это как?! – теперь удивилась Ольга. – Даже Анатолич не знал?!

– До сих пор с ним через губу разговаривает!

– Правильно сделал! – поддержала Римма Пантелеевна. – Попробуй прокорми вас, ораву такую.

В отличие от Анатолича, она, как добрая подруга маменьки, на венчании у Васи была. Поэтому отстаивала теперь «сыночка Васю» грудью, в прямом и переносном смысле.

Мальвина уже «домывалась», когда Смуглянка влетела в операционную. После кратких объяснений она облачилась в хирургический костюм, а осчастливленная Мальвина помчалась в послеродовое отделение разгребать аврал. Пока Марият принимала солнечные и морские ванны, её «и/о» увлеченно осваивала новую должность.

Рибоконь узнал бы Смуглянку в любых одеждах и без них. Но, заходя в операционную после планерки, он видел Мальвину. Поэтому был уверен, что именно она займет место хирурга. И когда на него взглянули прекрасные глаза Смуглянки, он едва не выронил ларингоскоп.

По сути, Рибоконь неизменно жил «между двух огней». Бывшая, но всё ещё официальная жена всегда была первым. Очередной роман заканчивался тем, что она «закрывала лавочку» либо Рибоконю надоедало самому, и он искал новую связь. Но только не в этот раз. После истории с порезанными трусиками, за которую Рибоконь расплатился несварением желудка, противостояние соперниц нарастало. Ни одна из сторон не собиралась уступать. И Рибоконь превратился в добычу. Сам он, конечно, склонялся к Смуглянке. Но последнее время всё чаще осознавал, что отношения обходятся ему слишком дорого. Пришлось пойти на подработку в ветеринарную клинику – усыплять собак и других некрупных животных. По согласованию с их хозяевами, конечно, и строго по медицинским показаниям.

Неделю назад Смуглянка получила деньги на украшения, жена – на хозяйство. Обособить себе территорию Рибоконь не мог. Неожиданные визиты в квартиру продолжались в его отсутствие и не только. Если раньше жена хотя бы упоминала о том, что скоро отдаст ключи, то сейчас, словно почувствовав особенную ценность бывшего мужа, стала заходить чаще обычного. Опасаясь вендетты, он перестал приглашать Смуглянку к себе. Теперь они встречались в загородном отеле, что тоже требовало финансовых затрат. Жизнь Рибоконя давно не была такой насыщенной, как за последний год. Он метался между работами и женщинами, искал новые места для свиданий, но был, несомненно, вознагражден обладанием шикарной Смуглянкой. Он даже потерял несколько килограммов веса. Что было не так уж кстати, поскольку требовало обновления гардероба. А на это снова нужны были деньги. Счастливые времена, когда на каждом дежурстве его ожидало спецпитание на пищеблоке, остались в прошлом. Не то что бы он сожалел. Но испытывал ностальгию.