Удивительно, но за несколько секунд ей почти удалось достичь сада. Почти. Налетев на нее, повалил на газон и тут же получил коленом в живот. А у нее неплохой удар – промелькнуло в голове, но уже в следующую секунду мне удалось блокировать ее конечности.

– Скотина, урод! Сейчас же отпусти меня, – она брыкалась и царапалась разъяренной кошкой. Но силы были явно не равны.

Обхватив оба запястья, завел ее руки над головой и подмял под себя. От борьбы волосы разлохматились и теперь спутанными прядями лежали вокруг головы. Грудь тяжело вздымалась, на раскрасневшемся лице смесь ненависти и злости, голубые глазищи так и сверкают. Изрыгая проклятия, она продолжала сопротивляться, но тщетно. И вдруг весь тот коктейль эмоций, до сего момента клокотавший в груди – раздражение, гнев, неприязнь – резко изменил состав, растекшись по венам сладким, дурманящим возбуждением. До воспаленного сознания дошло, что подо мной лежит невероятно горячая, соблазнительная штучка с упругой грудью, длиннющими стройными ножками и такой тонкой талией, что я мог обхватить ее ладонями. И все изменилось. Наше судорожное, прерывистое дыхание неожиданно зазвучало в унисон, слилось в единый глубокий, проникновенный звук, от которого по телу разбежались мурашки.

Я и сам не понял, как это случилось, но вдруг накрыл ее губы своими. Она отчаянно задергалась, силясь вырваться, и тем самым распаляя меня еще больше. Не в силах остановиться, втянул ее нижнюю губку и слегка прикусил. Она была вкусной. Чертовски вкусной. Сочетание теплой карамели и сливок мгновенно заполнил мой рот. Ммм… сладко и до одурения вкусно. Дразняще очертил кончиком языка верхнюю губу и снова усилил напор. Внезапно она разжала зубы, впуская меня. Наши языки встретились, пробуя, узнавая, приноравливаясь к движениям друг друга. С неменьшей чувственностью реагировало ее тело. Ники вдруг обмякла и прильнула ко мне. Не было больше сопротивления, отчаянной борьбы и злости. Она словно превратилась в мягкую тягучую карамель, обволакивая меня своим потрясающим запахом. От возбуждения член стоял торчком, грозя прорвать ткань шорт. Я чуть ослабил хватку. Воспользовавшись этим, она освободила руки. Горячие пальцы прошлись по плечам, очертили рельеф, словно изучая и наслаждаясь новыми ощущениями, и с такой силой вцепились в мои волосы, что я взвыл. Резко дернув назад, она отлепила мою голову от себя, а следом зарядила чудовищный удар в пах. В глазах потемнело, а низ живота вмиг скрутило пульсирующей болью.

Вскочив, девчонка со всех ног кинулась в сторону дома. Мне пришлось стиснуть зубы, чтобы сдержать вопль злости и боли. Да, чтоб ее! Вот уже второй раз она калечит моего дружка. Если бы не лежал скрюченным червяком на газоне, догнал бы и растерзал. Черт. Черт. Черт!

Спустя минуту до слуха донесся звук взревевшего двигателя и визг шин по асфальту. Одно только радовало, она наконец-то свалила из моего дома и едва ли покажется в ближайшее время. Но вместо облегчения я ощутил жалящую досаду. Все внутри жаждало реванша. Немедленного и беспощадного. И словно этого было мало, из дома раздался возмущенный вопль матери:

– Что здесь произошло?!

Николь.

Я по уши в дерьме. Нет, по самую макушку. Я буквально захлебываюсь. Всю дорогу до дома ругала себя, Киллиана, треклятый поцелуй и его горячие руки. Но вместо ненависти, внутри горел пожар совсем иного характера. Низ живота все еще ныл, как и опухшие губы. Снова и снова прокручивала в голове последние события, недоумевая, каким образом мы оказались барахтающимися на заднем дворе? Какая-то нелепая, чудовищная ошибка. Наверняка все дело в затмении или ретроградном Меркурии, или еще какой-нибудь астрологической хрени, в которую так свято верит моя мать.

А как иначе объяснить произошедшее? Киллиан никогда не смотрел в мою сторону, да чего уж там, он даже имени моего не знал. И меня это вполне устраивало. Всю среднюю школу мы с Эмбер в ужасе наблюдали за вакханалиями, которые он устраивал с друзьями в доме, стоило родителям уехать на пару-тройку дней. В такие моменты мы прятались в ее комнате или вовсе сбегали ко мне, только чтобы держаться от отвязных ублюдков подальше. Вокруг компании всегда ошивалось множество девиц, готовых расчехлиться по первому зову. Собственно, что они и делали во время вечеринок.

Зацепившись за эту мысль, я вдруг осознала – так вот она причина! Скорее всего, все дело в воздержании! Едва ли в военной Академии ублюдку позволяли резвиться. После возращения первыми, кого он увидел – я и Эмбер. А поскольку кидаться на сестру вроде как попахивает инцестом, вот он и атаковал первые попавшиеся округлости.

Значит, можно не волноваться? Просто выжду пару дней, пока он обнулит свой спермотоксикоз и успокоится. Но нервозность не отпускала.

Конечно, Николь, ведь ты отморозила ему член и отбила яйца.

Такое не прощают. За такое наказывают!

Проклятие!

Свернув с трассы на второстепенную дорогу, вскоре я увидела знакомые очертания. Наш дом стоял в северной части города на возвышении. Отец выбрал это место неслучайно. Отсюда открывался красивейший вид на океан. Бесконечные волны простирались до самого горизонта, переходя в красивейшее небо. Сейчас, когда солнце клонилось к закату, все краски стали мягче и зыбко дрожали в мареве розово-красных и голубых красок. Обычно это напоминало мне Моне, те же расплывчатые, подернутые дымкой линии, застывшее безвременье, покой. Но только не сейчас! В эту самую секунду я оказалась в «Крике» Мунка и с тем же выражением лица беззвучно вопила.

Мать встретила в гостиной. За ее спиной в ПАПИНОМ кресле сидел ее очередной пихарь. Стоило мазнуть по его фигуре взглядом, как все внутри взорвалось негодованием. На ублюдке была надета ПАПИНА футболка. Твою ж мать! И кто сказал, что вечер не может быть хуже?!

– Боже, Николь, почему ты в таком виде?

Кинув взгляд вниз, я поняла, что вся моя одежда перепачкана травой.

– Мы стригли газон.

– Может, и наш подстрижешь?

Ага, держи карман шире. Окинув хмурым взглядом мать, а следом и ее дружка, я направилась было к лестнице, как вдруг передумала.

– А вам идет футболка отца. Приятно, должно быть, во всем подбирать объедки. – следующий едкий взгляд был адресован матери. Пока эти двое переваривали, я быстро побежала по ступеням вверх.

– Что ты себе позволяешь, дрянь?! – это мать.

– А ну-ка вернись, юная леди!

Юная леди? Боже, из какого ты века, чувак? Насчет меня не стоит обманываться, мать была ближе к истине. Я стала настоящей дрянью. Поправочка – жизнь сделала из меня таковую.

После развода моя мать горевала ровно до того момента, как стороны пришли к согласию. Отец оставил ей дом, ежемесячное содержание и меня, а сам отчалил в Нью-Йорк. Там его ждала новая работа и новая жизнь.

А меня ждал ад.

Когда с формальностями было покончено, мать – тощая блондинка с большими голубыми глазами – превратилась в одержимую эротоманку. За последние месяцы в нашем доме побывало не меньше двадцати разномастных мужиков. И это лишь те немногие, кого она решилась допустить предельно близко. Страшно подумать, сколько было тех, кто не удостоился такой чести. Думаете, она пробивала их в полицейских сводках? Как бы ни так, дата и место рождения – вот основные параметры выбора. Ну еще и внешность, конечно. И платежеспособность. Но они – второстепенны. После очередного знакомства, первым делом мать созванивалась со своим астрологом. Вместе они обсуждали какие-то планеты, совместимость натальных карт и прочую малопонятную хрень. После чего выносился вердикт – продолжать общение или нет. Я искренне считала астрологическую и сексуальную истерию матери помешательством. Но я – это я, а моя мать – жуткая смесь спесивости, недалекости и эгоизма.

Едва оказавшись в ванной, я содрала с себя перепачканную одежду и скользнула под обжигающие струи. Хотелось как можно быстрее смыть с себя запах Киллиана и следы от его мерзких лапищ. Я так тщательно терла мочалкой, что начала гореть кожа. Но так даже лучше. Боль стала моей новой подружкой, а сэлфхарм – спасением. Избавляя от слабости, лишних мыслей и гнева. На обеих моих руках виднелись тонкие белесые шрамы. Нет, вены я не резала, просто кожу. И каждый раз испытывала отрезвляющее удовлетворение.