Никто из них не стал дожидаться отстающих. Тарелка Ирвина еще не успела остыть. Он с непонятно откуда взявшимся аппетитом съел ягнячье сердце с розмарином.

– Вот приятно вас видеть таким, – умилялся Гва, – а то не хочу, не буду. Приходилось вас кормить как дитя. А ты, Инвида, что, расхворалась? Никогда за тобой такого не замечали.

– Да просто ей внимания захотелось, – раскрыл тайну Ралад. – Все плясали перед господином. Нашей детке тоже захотелось хороводов вокруг своей постели.

– Ты вспомни, Ралад, как я заботилась о господине Мантени, – направила в сторону садовника вилку Инвида. – Вспоминай или у тебя память, как у насекомого? Я то и дело давала ему капли, приносила лекарства.

– Не ты одна. Мы все заботились о больном господине. Наш долг был страдать рядом с ним. В этом господин нас не ограничивал. Трещал как сорока целыми днями. Да, спасибо, Инвида, что перед сном капала ему капли. Иначе бы всех свел с ума. Зачем нам знать, какой глупый у него племянник, который сам ничего никогда не добьется. У вас большая семья, господин Ирвин? Много братьев?

– Я был единственным детенышем в семье, – эти слова дались Ирвину очень тяжело. – За что он так со мной?

– Об этом мы уже никогда не узнаем, – Варад перебил друга, который хотел чем-то дополнить свои слова, – Да это уже не к чему, господин Ирвин, вы только начали приходить в себя. Ралад часто несет всякий вздор. Но уверяю вас, что мой друг делает это не специально. Такова его натура. Ирвин, ваш дядюшка отдал вам дом. Может он хотел извиниться? Господин Ирвин, вам надо отвлечься. Посмотрите, какая чудесная погода. Дальше еще лучше. Отложите свою грусть на осень, а там глядишь, и вовсе позабудете о ней.

– Ирвин, что вы так раскисли? – Спросила Адерэль. – Варад прав – погода действительно чудесная. Вышли бы в двор. Нельзя же так. И сами нервничаете, и нас заставляете. Нам, знаете ли, тоже тоскливо.

Легко давать советы, когда эта проблема волнует не тебя. Весной все расцветает, но Ирвин же не цветок. Если он хочет грустить – он будет грустить. Ровно столько, сколько потребуется. Но одному совету портного Искрен все же последовал и пошел на улицу. Погода и правда была чудесная, но и она его не радовала. «Интересно, как дела у Тристрид? Хочется верить, что неважно», подумал Ирвин и тут же обхватил голову руками.

– Как я могу думать так? Нельзя. Нельзя. Я что, превращаюсь в дядюшку?

ГЛАВА 3

Когда наступает нужное время, родственные души всегда найдут друг друга – даже если находятся в разных мирах.

Зиновий Винокур

На утро Ирвин понял, что утопить свой страх и печаль в вине не так-то просто. У Искрена разболелась голова, но не алкоголь был тому виной. Отвратительное мысли, как тараканы, продолжали бегать в его голове. Мужчине с каждым днем начинало казаться, что он сходит с ума. Взяв из прикроватной тумбочки стакан с водой, Искрен сделав глоток.

– Ирвин, вы не спите? – раздался голос Адерэль.

Искрен разозлился на нее. Красавица, как всегда, приходит не вовремя. Мужчина, надев тапочки, подошел к двери и резко дернул за ручку. Адерэль не ожидая такого, упала в его объятия.

– Что тебе надо? – С расстановкой произнес Искрен и резко отстранил ее от себя, – Пришла извиниться?

– Извиниться? За что? Если вам приснился дурной сон, господин Ирвин, то можете быть уверены, что я вам его не посылала, – захлопала длинными ресницами Адерэль, – Дело в другом. К нам пришел художник. Он принес картину, которую заказывал господин Мантени

– Ты не могла сама принять его работу? – Воскликнул Искрен. – Если не ошибаюсь, дядюшка доверил тебе заниматься украшением этого дома. Ладно, – смягчился Ирвин, – пойдем посмотрим.

Женщина фыркнула, но промолчала, хоть это и далось ей нелегко. Стуча каблучками, она направилась в кабинет. Грация движений Адерэль напоминала плавный танец, который она исполняла, легко шагая по земле. Даже не пытавшись поравняться с нею, Искрен любовался ее грациозной походкой. Адерэль отварила дверь и пропустила первым Ирвина.

За столом уже сидел мужчина крепкого телосложения с редкими волнистыми волосами темно-русого цвета. Широкое квадратное лицо украшают вздернутый нос и толстые губы. Узкие глаза с ироническим взглядом взирали на вошедших.

– Здравствуйте, – художник вскочил и протянул руку Искрену, – Я – Мадер, будем знакомы господин Ирвин. Приношу свои соболезнования. Мне очень жаль, что не успел закончить картину раньше. Господин Мантени очень ее ждал.

– Рад знакомству, Мадер, показывайте.

Мужчины пожали друг другу руки. Художник снял упаковку.

– Ну как он вам? – Спросил он. – Свою работу я хорошо сделал? Мне кажется довольно неплохо. Как вы думаете?

Ирвин понял, что Мадер напрашивается на комплимент. Но Искрен не знал, что сказать. Ему не хотелось обижать художника. Ирвин сделал вид, что внимательно изучает холст. На картине был изображен дом, очень похожий на особняк, но покрыт он был паутиной и стоял краю обрыва.

– Сколько времени заняла у вас эта работа? – Спросил Искрен.

– Десять лет, – гордо вскинул голову Мадер, – Фантазию господина Мантени я воссоздавал десять лет.

– Адерэль, сходи за Вастадором, – сказал Ирвин, – Надо рассчитаться с художником.

– О нет, нет, – скрестил руки Мадер, – Господин Мантени мне заплатил заранее. Я пойду.

– Останьтесь с нами на завтрак, – обворожительно улыбнулась Адерэль.

– Спасибо, – прошел к столу художник, – Пожалуй я останусь.

Ирвин кинул укоризненный взгляд на Адерэль. Ему стало как-то неловко, что он спустился вниз в пижаме и тапочках (Искрен всегда забывает об этикете, которому его учил Варад). Адерэль насупилась, но ничего не ответила. Потихоньку начали подходить остальные. Ирвин сел поближе к гостю, чтобы скрыть свой стыд от его глаз.

– Всех с новым утром, – бодро объявил Гва. – Кушайте, пожалуйста. Хорошо, что вы зашли, господин Мадер, – обратился он к художнику. – Я сделал ваш любимый фондан. А картину, если разрешит господин Ирвин, я бы хотел повесить в гостиной. Как вы на это смотрите, господин Ирвин?

– Картина будет в моей комнате, – хитро улыбнулся Искрен. – А для гостиной господин Мадер напишет какой-нибудь натюрморт.

– Для вас обязательно, – воскликнул художник. – Все сделаю.

– Господин Ирвин, не хотите собрать гостей? – Спросил Вастадор и добавил, – Надо отпраздновать новую картины.

– Я не люблю хвастаться, – холодно ответил Искрен. Ему было неловко признаваться, что у него нет друзей.

– Я рад, что вам понравилось, – принял за комплемент художник.

– Господин Мадер, а картины писать сложно? – Спросила Инвида.

– Все зависит от вдохновения, – немного подумал художник.

– Значит во время написания этой картины, оно вас оставило, – покосился на художника Ралад.

– Просто у господина Мадера не было музы, – заметил Варад. – Когда мы с Раладом пойдем в нашу любимую таверну, надо взять вас с собой. Там обитает много красивых муз, на любой вкус.

– Что за вздор, Варад, – вспыхнула Адерэль, – Искать музу в вашей таверне, все равно, что иголку в стоге сена. Не слушайте его, господин Мадер, и ни за что туда не ходите. Если бы потраченные минуты на бессмысленное общение имели вес, то руки бы их, – женщина кивнула на Варада, – сломались, не в силах его выдержать.

– Попрошу прощения, Адерэль, откуда тебе знать, какой должна быть муза? – Вмешался Ралад.

– Здесь я не соглашусь с тобой, – подхватил Варад, – Адерэль тоже может ею быть. Но мужчина должен быть готов, что она украдет его индивидуальность. Такие, как она, жадные собственницы до всеобщего обожания. Нет, господин Мадер, вам нужна музы попроще. Она должна быть вашей тенью, вашим отражением. Но вместе с тем быть всегда рядом. Быть частью вас.

– Так выпьем же за это, – поднял стакан вверх Ралад, – За муз, достойных таких гениев, как вы, господин Мадер.