Из письма Наташи: "Только что мы с Ирой Е. по телефону обсудили и осудили стукачество, имеющее место быть у тебя в библиотеке. Позор стукачам!.. Януся, выработай новую тактику и измени стратегию! В этом твое спасение. Увы, стукачество - явление интернациональное... Бей стукачей!!!"

Размышляя о стукачестве, Яна вспомнила, что оно было весьма популярно и в ее старой библиотеке среди некоторых индивидуумов. Увы, человеческая природа неизменна. Но там у нее были хорошие друзья, в самом коллективе и за его пределами, да и половина педагогов и студентов здоровались в корридорах, едва ее завидев. А здесь она продолжала оставаться аутсайдером... Сама Яна никогда не настаивала на сближении в силу своих личных качеств. Для коллег она была абсолютно "иностранной". Нельзя сказать, что ее обдавали холодом - напротив, большинство библиотекарей и студентов ей широко улыбались при встрече, спрашивая, как она поживает. Эти формальные этикетно--вежливые формулы ее не могли провести. Ведь что бы Яна ни говорила в присутствии хотя бы двух сотрудниц, они избегали смотреть ей в глаза, а пялились друг на друга, едва ли не перемигиваясь. Мартин ей обьяснял, что это обычно означает, что люди чувствуют себя неловко в ее присутствии. "Как странно,-- думалось Яне,-- в России у меня обычно не возникало проблем в общении с людьми, по крайней мере на работе. А здесь общение с русскоговорящей общиной города Сакраменто меня не привлекает - уж слишком разные мы с теми, кого мне довелось встретить; Анечка и отец Георгий - далеко, в Лос-Анджелесе, некоторые друзья родителей разбросаны по городам Америки и Канады, а мои древние подружки остались в России. Не хватало мне только нарваться на бывшую свекровь -- а ведь она совсем недалеко, в двух часах езды от нас, и мечтает со мной поговорить". Так что отчужденность сотрудников ee задевала, несмотря на надежного, душевного Мартина рядом. В голове прокручивалось: "И печальней всего на свете знать, что кто-то тебя не любит, -- Хуже старости и болезни убивает нас нелюбовь..." Все их знакомства были шапочными, без эмоциональной вовлеченности. В своем доме Яна пару раз устраивала обед для ближайших коллег Мартина. Было мило, но как-то невнятно: посидели, разошлись и к себе их с Мартином ни разу не позвали. У нее создалось впечатление, что ее мужу завидуют: молодая красавица жена и прелестный сын да и как педагог он один из самых сильных. Некоторые из сослуживцев Мартина жили одиноко. У иных семейный союз трещал по швам. -- Ты знаешь,что странно? Здесь у нас с тобой нет людей, к которым можно просто заскочить без предварительного сговора, без приглашения, разве что к Мине... Нам наносят визиты, и мы иногда. Я, конечно, в Питере старалась не злоупотреблять дружбой и не вваливаться в дома к друзьям без предупреждения, но самым близким могла позвонить в любое время суток и меня выслушивали , -- грустно сетовала Яна Мартину. Но я не жалуюсь, пойми меня правильно - кроме тебя мне никого не надо! Ты - мое все! Просто констатирую факт, как говорится... -- Я как раз надавно размышлял об этой самой diversity... С одной стороны, это прекрасно, здорово, когда в одной стране мирно уживается столько национальностей. Но с другой... ведь, по большому счету, им нет никакого дела друг до друга, и все до ушей набиты всевозможными предрассудками и стереотипами: мол, ты не такой, как мы, и плевать на тебя. Это так разьединяет людей, так глубоко сидит и так печально... Яна уже давно поняла,что всякая критика американских реалий, исходящая от нее, здорово ранит патриотические чувства Мартина. Другое дело, когда он высказывался сам по тому или иному поводу.

* * *

Тем временем в библиотеке их заставили переучиваться работать на абсолютно новой компьютерной програме "Миллениум", напоминающей Яне старую консерваторскую систему "Колибри". Забавно то, что из всех отделов только в серийных смогли освоить новую программу вовремя, остальные же отбрыкивались, обвиняя ее во всяческих неудобствах и сводя с ума библиотечных компьютерщиков. Отдел комплектования же во главе с руководителями Диком и Доннеллой еще несколько лет продолжал "сидеть" на старой программе, и администрация библиотеки была бессильна что-либо изменить (хотя навряд ли их это волновало). Яна же сразу начала использовать только "Миллениум" и на 3-м, и на 5-м этажах. "Мне написала подруга,что в консерваторской библиотеке нашли скорый способ заставить некоторых товарищей подсуетиться и выучиться работать в новом режиме. Замдиректора просто обьявила, что тот, кто не переучится, не будет получать премиальные. Все было просто",-- поделилась она с Мартинoм.

Где-то в середине дня раздавалось знакомое кляцанье металлических подковок на армейских сапогах - полы на 5-м этаже устилал линолеум, а не ковролин, - и выплывал Б.Д.: живот вперед, в приспущенных брюках, несвежей рубашке, по которой можно было с легкостью определить, чем он питался в этот день, вплоть до напитков и выпечных изделий (крошки лежали на воротнике). Он приходил повидать Доннеллу как старшего по званию, но плотоядные глазки всегда шарили по огромной комнате, выискивая непутевую Данкоф. Не давая ей гулять без ошейника, ему надо было что-то сказать именно в пятницу, когда она ему не принадлежала: "Джена, может ты безукоризненно работаешь на Дика, но в этой форме ты сделала две ошибки!", -- он совал ей засаленные бумажки под нос. Частенько, заслышав его тяжелую поступь, Яна пряталась от него за ящиками с подарочными книгами или неслась в уборную. Однажды Брик, обронив карандаш, нагнулся, пытаясь его достать с пола, но не смог из-за мешавшего ему живота. Это было еще то зрелище... Все обсуждали, когда же он остановится с своем обжорстве? Врачи давно нашли у него сахарный диабет, и каждые два часа он сам себе делал уколы. Все, особенно студенты, мечтали, когда же он наконец уйдет в отпуск. "Не дождетесь, -- сказала Летиция,-- Чем ему плохо на работе? Сидит, играет по полдня да и обедает по 2-3 часа каждый день. Мы как-то с Диком были у Брика дома - да это просто убогий запущенный сарай!" Яна всегда многое прощала Летиции за ее острый язычок и неплохое чувство юмора, срабатывающее в довольно редкие периоды ее хорошего настроения. Летиция завела блокнот, в который записывала Янины русские поговорки и идиомы. Яна пока еще не знала их английских аналогов, переводя буквально. Частенько называя себя "белой вороной в собственной семье", Яна удивилась английскому выражению "черная овца". Так, мало-помалу, она врастала в язык, заставляя себя избавляться от русского "ой" и переходить на американский "уупс"(когда, например, роняла книгу) и "ауч" (при неожиданно возникшей боли). Летиция прекратила обьедаться, после того как и у нее обнаружили сахарный диабет, села на диету и начала по утрам ходить пешком по нескольку миль вокруг университетского парка. На удивление, сынишка Летиции оставался худеньким и здоровым. А ведь диабет находили даже и у 9-летних американских детей из-за неправильного питания - гамбургеры, чипсы, картофель-фри, жирное мороженое и тому подобная еда здорово разрушали здоровье. Зачастую взрослые ели здесь не потому, что голодны, а по причине нервозности, неудовлетворенности, скуки и так далее. Многие американцы, которых Яна повстречала, особенно мужского пола, лопали по молодости все, что хотелось, не задумываясь о последствиях, пока не попадали в госпиталь на шунтирование или еще страшнее - с инфарктом. После этого они впадали в другую крайность -- подсчитывание количества жиров в сьеденных продуктах и занятия на тренажерах до посинения. В библиотеке все ежедневно получали десятки электронного мусора- мэйлы от администрации и библиотекарей, среди которых то и дело попадались легковесные обьявления-приглашения на семинары и конференции по вопросам библиотечного дела. Яну умиляло всякий раз, что повестке дня в них отводилось 2 -- 3 строки, а зато остальное место занимало м е н ю (!), где предлагалось заранее заказывать предпочитаемый тип кухни: мексиканской, китайской, итальянской и т.д. Все это - на полном серьезе и со знанием дела. Яна не могла понять, почему в этом университете, с более чем упитанными сотрудниками, существовал прямо-таки культ еды! Отчего это происходит - от недостатка духовной культуры либо сублимации чего-то в жизни ? Ведь в Америке довольно дешевые и доступные продукты, так же, как и рестораны, представляющие собой все кухни мира (она сама полюбила тайландскую). На общих собраниях библиотекари долго не могли прийти к общему знаменателю, обсуждая часами какой кафетерий лучше основать на первом этаже здания - Старбакс либо Джава Сити. Кто-то даже провел целое исследование об этих конкурирующих компаниях. А проблема с едой и питьем в здании библиотеки давно уже всем набила оскомину: разрешать есть читателям или не разрешать? И где? Бурная полемика проходила на собраниях методического совета за закрытыми дверями. Все же через несколько лет читателям позволили перекусывать в подвальном помещении библиотеки. На остальных этажах можно было лишь пить воду из фляжек.Мартин, с его аналитическим умом, обьяснял эти раблезианские манеры как компенсацию у американцев отсутствия полноценной сексуальной жизни (корни этого глубоко уходили в историю этой довольно пуританской страны). Другая сторона медали - избыточный вес вследствие обжорства усугублял в свою очередь сексуальные проблемы (посмотрите на Брика!). Лично Яне казалось, что еда и разговоры о ней являются тем безопасным островком в коллективе, где люди побаиваются обсуждать более серьезные темы. Так удобнее жить: изображая свою вовлеченность в полноценное общение с коллегами, при этом храня дистанцию, и никого не впуская в свой внутренний мир. Обсуждать личные проблемы за столом было не принято, политические и религиозные вопросы - упаси бог, секс - неприлично, книги - мало кто среди ассистентов да и библиотекарей читал настоящую литературу, театры и концерты мало посещались. Оставались такие темы, как погода, путешествия, новые фильмы, и в особенности телевизионные шоу. Некоторые дамы из библиографического просто жили в этих шоу ежедневно после работы, писали письма на телевидение, бурно обсуждая результаты за ланчем. Те, у кого были дети школьного возраста, могли часами перемалывать их жизнь в школе и дома. Речь многих, работающих на 5-м этаже да и в целом в университите, была нарочито дистиллированной, взвешивалось каждое слово. Веши не назывались своими именами, и отсюда проистекал офисный жаргон, целая система эвфемизмов. На собраниях использовались штампованные фразы и клише, из которых Яна составила для себя словарик, чтобы не попадать впросак. Лился поток стерильной информации. В иной плоскости ее сознания вновь и вновь возникали ассоциации ее юностью, прошедшей в Советском Союзе... Янина наставница Кэролайн особенно боялась сболтнуть чего-нибудь лишнее. У Яны с Ниной из комплектования долгое время была вынужденно-излюбленная тема - диеты. Просидев долгое время на диете популярного в Америке д-ра Эткинса, Нина здорово похудела, но ее лицо стало выглядеть на несколько лет старше. Яна же за первый год жизни в Калифорнии прибавила 20 фунтов (около 10 кг), после того как перепробовала почти все незнакомые ей сладости. Усиленные занятия на тренажерах, аэробика и аквааэробика мало помогали вернуться в первоначальную форму. Все это подтолкнуло ее к возвращению к старому доброму методу - подсчитывать калории и закрыть рот! Яна наблюдала и такую несправедливость: в командировки по стране и за рубеж ездили только библиотекари как высшее сословие. А ассистенты библиотекарей,- по сути практики библиотечного дела, не теоретики, составляя большинство штата и выполняя основною работу, не могли даже называться гордым словом "библиотекарь". Как Яне обьяснили, эта библиотека являлась единственной в стране, где библиотекари приравнивались к профессорско-преподавательскому составу университета со всеми вытекающими правами. Мартин часто раздражался, когда они с женой говорили на эту тему: "Вы только посмотрите на этих ребят! Они могут позволить приходить на работу, когда им вздумается, иметь трехчасовые обеденные перерывы, разьезжать в командировки за счет университета. А делают ли они какие-либо научные разыскания, как обязывают библиотекарей в университете в Дэвисе, находящегося по-соседству? Ничего абсолютно, кроме обучения студентов поиску в Интернете.Только педагоги по-настоящему здесь вкалывают!" "Да уж, наши библиотекари просто истерзаны научной деятельностью",- язвила Яна. Мартину и педагогам его факультета за шесть лет работы ни разу не повышали зарплату. Другое дело -- библиотекарям, относящимся к другому профсоюзу; и само собой администраторам -- повышали, и не раз. Большой зуб Янин муж имел на библиотекаря по науке которая, в какой-то год потратила все деньги на заказ книг по химии для соответствующего факультета, оставив физиков абсолютно ни с чем. Жалобы администрации не исправили беды. Мартин неоднократно посылал заявки на нужную им литературу библиотекарю, ответственному за фонд физики, и долгие месяцы не получал ответа. "Чем они там занимаются? Неужели трудно хотя бы ответить на мэйл ?"- жаловался Яне Мартин. Яна успела заметить множество несчастливых людей, работающих в различных подразделениях университета, недовольных отношением начальства и низкими относительно стоимости жизни в Калифорнии зарплатами.