Литмир - Электронная Библиотека

– Так и знала, – шепнула Марыся своим коленкам.

– Ты, Магдалена, позвала кого‑нибудь?

– Я? Нет, не позвала, – пробормотала Магда, опасаясь, что дух бабушки все же обратится к ней и обзовет дворняжкой.

Бабушки среди призванных духов не оказалось, и Магда шумно выдохнула.

В глубине души она понимала, что все это лишь часть игры. Жутковатой, увлекательной, но все же игры. Тронь пальцем, зажги электрический свет – и тени сгинут, тайны истают за мгновение. Останутся только свечные огарки и шесть девочек с глазами-плошками.

– Юлия, кто пришел к тебе за угощением?

– Это моя сестра. Старшая. Умерла от дифтерии.

– Эй, не рассказывай ей! – одернула ее Данута.

Но Юлии было все равно. Она никогда раньше не рассказывала о том, что у нее была старшая сестра.

– Она очень красивая, – нежно улыбнулась Кася. – У нее прекрасные глаза, только грустные. Она скучает по тебе и по родителям, хоть и находится в раю.

Юлия кивнула, но скованно, будто у нее в шее что‑то заржавело.

– Ты хочешь у нее что‑то спросить?

– Не знаю… Нет, хочу! Пусть скажет, когда я умру? Только честно!

Данута громко фыркнула.

– Духи, особенно любящие, не станут лгать, – прошептала Кася, вновь запрокидывая голову. Магда ощутила, как сильно она стискивает ее руку, отклоняясь назад всем телом, перетягивая вес круга на себя.

– Твоя сестра говорит, что ты проживешь долгую жизнь, полную удивительных приключений. У тебя будет большой дом за океаном, где ты покинешь этот мир в окружении внуков и правнуков…

– Ну все, хватит! – воскликнула Данута. – Что за цыганские штучки? Долгая жизнь и дом за океаном! Какая дешевка! – Она вскочила на ноги, стряхивая с себя руки одноклассниц. – Ты же ничего толком не сказала! Обманщица ты, Кася! Была предательницей, а теперь еще и лгунья!

Другие просили ее не ломать игру и вернуться в круг, но было поздно. Данута вышла из себя:

– Не желаем больше тебя видеть! Ни ходить с тобой, ни есть за одним столом! И гулять в сад не суйся, когда мы там! Я сама тебе косы повыдеру!

За ее угрозами никто не услышал, как скрипнули ногти по обратной стороне стены. И раздался тихий дробный стук.

– А кого позвала ты, Дана? – невозмутимо отозвалась Кася.

– Ты что, совсем глупая? Никого я не звала, ясно? Никого!

– Но ведь они пришли, – шепнула Кася и уронила голову набок, вперив немигающий взгляд в раскрасневшееся лицо Данки. – Все они пришли к тебе, Данута. Ты о них подумала, и этого было достаточно.

Данка сделала шаг назад, к окну. Одной рукой она задела расплескавшийся по письменному столу тюль, и тот потянул за собой оконную створку. Поток ледяного воздуха хлынул в дортуар. Свечи погасли почти в один миг, одна за другой.

– Хватит, Кася, не пугай!

– Ты о чем? – с вызовом спросила Дана. – Как можешь знать ты, мелкая врунья, о ком я думала?

Ногти по камню, опять и опять. Быстрее, Кася, ты знаешь ответ. Он уже в тебе, он правильный. Пусть испугается как следует, маленькая бессердечная стерва.

Круг распался окончательно. Касю швырнуло вперед, на четвереньки. Какие‑то секунды все с ужасом наблюдали, как шевелятся ее лопатки, остро очерченные полуночным светом. Когда она подняла лицо, Магда ахнула и отшатнулась.

Из-под век Каси виднелись одни белки, края темных радужек мелко бегали под полукружьями ресниц. Данка отошла бы дальше, но дальше было некуда. Ее ноги в шерстяных чулках примерзли к полу.

Кася поползла вперед.

– Дана-Дана. Дана-Данута, – хрипло шептала Кася, опрокидывая свечки и поводя худыми плечами. – Как не знать мне о беде твоей, Дана? Они же все умерли. Все до единого. – Ее горло издало то ли придушенный смешок, то ли всхлип. – Такие маленькие. Они здесь, Да-на, они любят тебя.

– Нет…

– Твои братишки и сестренки. Никто до крестин не дожил. А то и вовсе… – Снова этот звук схваченного судорогой горла. – Комочком кровавым вышли сами – и сразу в землю, в землю.

– Прекрати!

Магда не могла заставить себя шевельнуться, хотя ее губы вздрагивали, готовые к паническому воплю.

Кася ужасала. Она медленно ползла к Дануте, переставляя неправильно вывернутые в локтях руки, путаясь в подоле ночной рубашки. Белки подернулись сеточкой сосудов, с нижней губы протянулась до пола нить густой слюны.

– Они передают привет твоей… маме. Ты же передашь ей, Дана? Чтобы она не плакала… Передашь?

Дана трясла головой, зажмурив глаза.

Ее боль была как перезревшее яблочко – мягкая гниль под глянцевой кожурой.

– Вот только об отце… – Кася уже стоит на коленях перед Данутой, карабкается выше, цепляясь за сжатые кулаки той, подбирается к шее. – О нем они не хотят говорить, – шепчет она ласково. – Просят только, чтобы ты больше не ходила с ним на скотобойню‑то. Не надо…

– Не надо! – эхом откликнулась Данка. – Я не хочу больше, не могу!

Наконец Данке удалось вырваться, она с силой отшвырнула от себя Касю, метнулась к двери и выскочила в коридор.

– Данка, – это уже Юлия, верная кривоклювая птичка на спине аллигатора. – Я за ней.

Мария и Клара сидели обнявшись на одной из кроватей. Их тревожное объятие было таким крепким, что сложно было сказать, где заканчивалась одна и начиналась другая и чей тонкий скулеж звучал, заглушая затихающие рыдания Дануты в коридоре.

Магда осторожно приблизилась к Касе и заглянула той в глаза. Она была без чувств, а губы еще блестели выступившей слюной.

– Кася, Кася, не умирай, – зачем‑то запричитала Магдалена. – Не надо.

Она обмакнула носовой платок в бокал с водой для ду́хов и стала тереть холодной тряпицей виски подруги.

– Только очнись, – бормотала она. – Ну же!

– Может, доктора позовем? – подала голос Клара. Одной рукой она продолжала гладить Марию по растрепавшемуся затылку.

– Это плохая идея. Но если она до утра не…

Тут Кася закашлялась и согнулась пополам. Ее вырвало прямо Магде на колени.

– Фу! – взвизгнула та. – Кася! Ты гадкая! Ты меня напугала знаешь как?!

И наконец позволила себе заплакать.

Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - i_003.png

Дневник Касеньки, осень 1922 года II

У меня все еще ужасный почерк. Он даже стал хуже. На правой руке было чуть больше швов, и она еще немного болит.

Но мне это совершенно все равно!

Самое главное в моей жизни уже случилось, и мне больше нечего бояться, не из-за чего переживать. Я никогда больше не буду одна.

Мама и папа совершенно такие же, как были, какими остались на фотографии в дедушкином доме. Мама серьезная, рот строгий, глаза только смеются. Какие же у нее красивые глаза! И целое море душистых теплых волос.

У папы все такая же белозубая улыбка. Он и сейчас не отнимает руки от маминого плеча. Я не могу дотронуться, как ни пытаюсь. Но я слышу их голоса, хоть их рты не шевелятся. Особенно хорошо я слышу маму. Каждую ночь она стучится в дверь и входит в комнату. Она рассказывает мне тысячи удивительных историй.

И я становлюсь самой счастливой в мире.

Но как бы я хотела коснуться ее!

* * *

Совсем забыла рассказать – у меня теперь есть целых пять подруг! Я уверена, они поняли, как несправедливо обошлись со мной. И ради такого я бы снова порезала руки, не жалко.

* * *

Кстати, Магда позаботилась о пане Бусинке, пока я лежала в лазарете. Он отвык от моего запаха, но зато теперь совсем ручной. Свил в коробке гнездо из обрывков линованной бумаги.

* * *
Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры - i_008.png
* * *

Я не помню. Не помню, не помню, не помню, не помню!

Пытаюсь восстановить ту ночь – шаг за шагом, картинка за картинкой – и в какой‑то момент натыкаюсь на стену. Она мягкая, как занавесь, но я не могу ее сдвинуть. И голова так нестерпимо начинает болеть!

17
{"b":"896137","o":1}