Все поспешили к выходу. Мать взяла Джека за руку, Том нес Марту. Альфред держался рядом. Они были в плащах, а кроме одежды и ножей для еды, у них ничего и не было. Вместе с остальными они спустились по лестнице, перешли по мосту в нижний двор, пересекли его и, ступая по валявшимся у сторожевой башни створкам ворот, без промедления покинули замок. Когда, перебравшись через ров, они ступили на поле, напряженное молчание оборвалось, словно обрезанная тетива, и все разом, громкими, взволнованными голосами, заговорили о выпавшем на их долю испытании. Джек просто шел и слушал. Каждый вспоминал, какую храбрость он проявил, защищая замок. Джек храбрости не проявил – он убежал. По правде говоря, храброй оказалась одна Алина. Когда она пришла во дворец и обнаружила, что там западня, она прежде всего проявила заботу о слугах и детях: велела им сидеть смирно, подальше от сражавшихся воинов, кричала на рыцарей Хамлея, когда те слишком грубо обращались со своими пленниками или поднимали мечи на безоружных мужчин и женщин, и вообще вела себя бесстрашно.

– О чем задумался? – спросила мать, взъерошив Джеку волосы.

– Хотелось бы узнать, что теперь будет с принцессой.

Мать понимала, что он имел в виду леди Алину.

– Ведь она как принцесса из поэмы, живущая в замке. Вот только рыцари не такие благородные.

– Это правда, – согласилась мать.

– А что с ней станет?

Она покачала головой.

– Я действительно не знаю.

– Ее мама умерла.

– Тогда ее ждут тяжелые времена.

– Мне тоже так кажется. – Джек помолчал. – Она смеялась надо мной, потому что я не знал, зачем нужен отец. Но она мне понравилась.

Мать положила руку ему на плечо.

– Прости, что я не рассказала тебе раньше.

Он коснулся ее руки, как бы принимая извинения. Они молча шли вдоль дороги. Время от времени одна из семей отделялась от идущих и направлялась через поле к дому родственников или знакомых, у которых можно было хотя бы ненадолго получить приют. Но большинство гурьбой дошли до перекрестка дорог, где одни повернули на север, другие на юг, а третьи продолжили свой путь в город Ширинг. Мать отошла от Джека и, взяв под руку Тома, остановила его.

– Куда пойдем? – спросила она.

Казалось, он удивился, словно считал, что все должны идти туда, куда он поведет, и не задавать лишних вопросов. Джек уже замечал, что Том часто делал такое удивленное лицо. Должно быть, его предыдущая жена была совсем другая.

– Мы идем в Кингсбриджский монастырь, – ответил Том.

– Кингсбриджский монастырь! – Похоже, мать была потрясена. Почему, Джек не знал.

Но Том ничего не заметил.

– Вчера я слышал, там теперь новый приор, – продолжал он. – А новый настоятель обычно хочет подремонтировать или перестроить церковь.

– А старый приор умер?

– Да.

Эта новость почему-то успокоила мать. «Наверное, она знала старого приора, – решил Джек, – и не любила его».

Наконец и Том услышал тревожную нотку в ее голосе.

– Ты не хочешь идти в Кингсбридж? – спросил он.

– Мне уже приходилось там бывать. Отсюда до него больше дня пути.

Джек-то знал, что длинных путешествий мать не боялась и это никак не могло послужить причиной ее беспокойства.

– Даже немного больше, – сказал ни о чем не догадывавшийся Том. – Мы сможем добраться туда только завтра к полудню.

– Ладно, – согласилась мать, и они двинулись дальше.

У Джека вдруг заболел живот. Он не мог понять, отчего. Во время нападения на замок он не пострадал, да и Альфред уже два дня его пальцем не трогал. И тут до него дошло.

Он снова хотел есть.

Кингсбриджский собор имел неприветливый вид. Это было низкое, словно припавшее к земле, массивное строение с толстыми стенами и крошечными оконцами, построенное задолго до рождения Тома, во времена, когда строители еще не понимали значения архитектурных пропорций. Поколение Тома уже знало, что пусть и более тонкие, но прямые, идеально ровные стены могут быть прочнее толстых и что в таких стенах можно делать большие окна, имеющие форму арки, которую венчает идеальный полукруг. Издалека собор выглядел кривобоким, и, когда Том подошел ближе, он увидел, что одна из башен западного фасада разрушена. Это обрадовало его. Очень вероятно, что новый приор захочет ее восстановить. Надежда подгоняла Тома. Получить наконец работу, а затем, как случилось в Эрлскастле, быть свидетелем разгрома и пленения нового хозяина – это было ужасно. Он чувствовал, что второго такого удара судьбы ему уже не снести.

Том взглянул на Эллен. Он боялся, что однажды она решит, что они скорее умрут с голоду, чем он найдет работу, и бросит его. Она ему улыбнулась, но, обратив лицо к нечетким контурам Кингсбриджского собора, снова нахмурилась. Том уже заметил, что в присутствии священников и монахов она всегда чувствовала себя неуютно. Ему оставалось лишь строить догадки: может, это потому, что перед лицом Церкви они еще не женаты?

Монастырский двор жил деятельной жизнью. Тому приходилось видеть разные монастыри, но Кингсбридж был особенным. Он выглядел так, будто уже три месяца в нем шла генеральная уборка. Возле конюшни двое монахов чистили лошадей, а третий драил сбруи, в то время как молодые послушники выгребали из стойла навоз. Еще несколько монахов мели и скребли гостевой дом по соседству с конюшней, и тут же стоял воз сена, которое постелют на чистый пол.

Зато у разрушенной башни никто не работал. Том внимательно осмотрел груду камней у подножья. Было ясно, что башня развалилась несколько лет назад, ибо под действием дождей и морозов осколки камней сгладились, строительный раствор с них смыла вода, а сама куча просела на дюйм-два в мягкую землю. Странно, что в течение столь долгого срока башню не восстановили – ведь это кафедральный собор. Должно быть, старый приор был либо ленив, либо бездарен, либо и то и другое. Кажется, Том оказался здесь как раз вовремя.

– Никто меня не узнает, – сказала Эллен.

– А когда ты здесь была? – спросил Том.

– Тринадцать лет назад.

– Ничего удивительного, что тебя забыли.

Проходя мимо западного фасада церкви, Том открыл большую деревянную дверь и заглянул внутрь. Неф был темным и мрачным, с толстыми колоннами и деревянным потолком. Однако здесь несколько монахов белили длинными кистями стены и подметали утоптанный земляной пол. Новый приор явно собирался привести в порядок монастырь. Это вселяло надежду. Том прикрыл дверь.

За церковью, на подсобном дворе, стайка послушников, собравшихся вокруг корыта с грязной водой, острыми камнями соскребала сажу и жир с котлов и разной другой утвари. От ледяной воды костяшки пальцев у них покраснели. Увидев Эллен, они захихикали и отвернулись.

У одного из послушников Том спросил, где можно найти келаря. Строго говоря, ему нужно было обратиться к ризничему, в обязанности которого входило следить за состоянием церкви, но до келаря было проще добраться. В конце концов, решение все равно будет принимать приор. Послушник указал ему на подвал одного из зданий, окружавших подсобный двор. Том вошел в открытую дверь. Эллен и дети последовали за ним. Остановившись, они стали вглядываться в полумрак.

Том сразу определил, что это здание – более новое и построено значительно добротнее, чем церковь. Воздух был сухим, и запаха гнили не чувствовалось. От целого букета ароматов хранившихся здесь продуктов у Тома свело живот, ведь с тех пор, как он ел последний раз, прошло два дня. Когда глаза привыкли к темноте, он увидел, что в помещении хороший каменный пол, а потолок поддерживают низкие толстые колонны. Через минуту он заметил высокого лысого человека с венчиком седых волос на голове, который ложкой насыпал из бочки соль.

– Ты келарь? – спросил Том, но монах поднял руку, делая ему знак помолчать, и Том увидел, что он считает.

– Два по двадцать и девятнадцать, три по двадцать, – закончил наконец монах и положил ложку.