– Я отведу тебя туда после того, как ты что-нибудь поешь. Только… – она нахмурилась, – не говори пока детям о монастыре.

Том посмотрел на другую сторону поляны. Альфред и Марта спали. Джек подошел к ним и уставился на них своим пустым взглядом.

– Почему не говорить? – спросил Том.

– Не знаю… Думаю, лучше пока с этим подождать.

– Но твой сын им все равно расскажет.

Она покачала головой:

– Он только видел священника, но я не думаю, что он понял, что к чему.

– Ладно, – серьезно сказал Том. – Если бы я знал, что ты была рядом, возможно, ты бы спасла мою Агнес.

Эллен встряхнула шапкой темных волос.

– В таких случаях ничего нельзя поделать, только попытаться согреть женщину, что ты и сделал. Когда у роженицы внутреннее кровотечение, оно либо прекратится, и она поправится, либо нет, и она умрет, – сказала Эллен и, видя, что на глаза Тома навернулись слезы, добавила: – Мне очень жаль.

Том молча кивнул.

– Но живые должны позаботиться о живых, а тебе нужно поесть горячего и переодеться, – закончила Эллен, вставая.

Они разбудили детей. Том сказал им, что с малышом все в порядке: Эллен и Джек видели, как его увез священник, и что позже они с Эллен собираются найти его, но сначала нужно поесть. Они восприняли эту потрясающую новость без эмоций – ничто уже не могло их взволновать. Том тоже был погружен в свои мысли. Жизнь неслась с такой скоростью, что он не успевал во все вникнуть. Это было все равно что сидеть верхом на летящей во весь опор лошади: все происходит столь быстро, что невозможно реагировать на происходящее, остается лишь держаться покрепче и постараться не сойти с ума. Агнес рожала в лесу, морозной ночью, ребенок родился здоровеньким, и казалось, все обойдется, но Агнес, его сердечный друг, истекла кровью у него на руках, и рассудок его помутился; он оставил умирать обреченное дитя, потом бросился его искать и не нашел, потом появилась Эллен, которую он принял за ангела, и, словно в волшебном сне, они предались любви, и она сказала, что ребенок жив и здоров. Да замедлит ли когда-нибудь жизнь свой бег, чтобы дать Тому возможность осмыслить весь ужас произошедшего?

Они тронулись в путь. Том всегда считал, что разбойники живут в грязи и нищете, но глядя на Эллен, этого нельзя было сказать, и ему было любопытно взглянуть на ее жилище. Она вела их через лес, петляя среди деревьев. Тропинки не было, но она ни разу не остановилась, уверенно перешагивая через ручейки, ныряя под низкие ветви, пробираясь через замерзшее болото, густой кустарник и огромные стволы поваленных дубов. Наконец она подошла к зарослям ежевики и, казалось, исчезла в них. Том заметил узкий извилистый ход и последовал за ней. Смыкавшиеся над головой ветви создавали полумрак. Он остановился, чтобы подождать, когда глаза привыкнут к темноте, и, оглядевшись, обнаружил, что находится в пещере.

Воздух был теплым. В очаге, сложенном из плоских камней, горел огонь. Дым поднимался прямо вверх – очевидно, где-то было отверстие, через которое он выходил наружу. По обе стороны от Тома с деревянных колышков свешивались волчьи и оленьи шкуры. Прямо над головой висела копченая оленья нога. Он увидел самодельный ящик, полный диких яблок, свечи на полочках и сухой тростник на полу. Над огнем был подвешен котелок – точно такой, как в обычном доме, – и, судя по запаху, в нем варился привычный каждому суп из овощей, мясных костей и приправ. Том был поражен. Это жилище выглядело гораздо уютнее, чем хижины крестьян.

По ту сторону очага лежали два матраца, сделанные из оленьей кожи и набитые, очевидно, тростником, в головах вместо подушек – аккуратно скатанные волчьи шкуры. На них, должно быть, спали Эллен и Джек, отгороженные от входа в пещеру пылающим очагом. В дальнем углу располагалась внушительная коллекция оружия и охотничьего снаряжения: лук, стрелы, сети, капканы, несколько грозных кинжалов, искусно сделанное деревянное копье с острым наконечником из закаленного металла, и среди всех этих примитивных орудий – три книги. Это вызвало у Тома величайшее изумление: прежде он никогда не видел книг в домах, тем более в пещерах; ведь книги – принадлежность церкви.

Джек, взяв деревянную миску, окунул ее в котелок, зачерпнул варева и принялся есть. Альфред и Марта следили за ним голодными глазами. Эллен бросила на Тома извиняющийся взгляд и сказала:

– Джек, когда в доме гости, нужно сначала угостить их, а потом уже есть самому.

Мальчик озадаченно уставился на нее:

– Почему?

– Потому что этого требует вежливость. Дай ребятам супа.

Джек не удовлетворился объяснением, но все же послушался. Эллен подала супа и Тому. Он сел на пол и принялся есть. Похлебка отдавала мясом и согревала изнутри. Снаружи грела лохматая шкура, которую Эллен набросила ему на плечи. Выпив юшку, Том пальцами стал вылавливать кусочки овощей и мяса, которое последний раз ел многие недели назад. Похоже, это была утка, подбитая камнем, пущенным Джеком из пращи.

Они доели суп до последней капли, и Альфред с Мартой улеглись на сухой тростник. Прежде чем они заснули, Том сказал им, что они с Эллен отправляются на поиски священника, и Эллен велела Джеку остаться в пещере и позаботиться о них до его возвращения. Двое измученных детей кивнули в знак согласия и закрыли глаза.

Том в накинутой на плечи шкуре и Эллен отправились в путь. Едва они вышли из зарослей ежевики, Эллен остановилась, повернулась к Тому и, пригнув его голову, поцеловала в губы.

– Люблю тебя. – В голосе ее слышалась страсть. – Люблю с той минуты, как увидела. Я всегда мечтала о сильном и нежном мужчине, но мне казалось, таких не бывает. Но я видела, как ты любил свою жену. Боже, как я ей завидовала! Мне жаль, что она умерла, правда жаль, потому что я вижу горе в твоих глазах и слезы, стоящие в них, и мое сердце разрывается оттого, что ты страдаешь. Но теперь, когда ее больше нет, я хочу, чтобы ты был моим.

Том не знал, что ответить. Трудно было поверить, что такая красивая и гордая женщина могла полюбить его с первого взгляда, но еще труднее оказалось разобраться в собственных чувствах. Потеря Агнес стала для него страшным ударом. Эллен была права: в его глазах стояли невыплаканные слезы. Но в то же время его страстно влекло к Эллен с ее волшебным горячим телом, золотистыми глазами и беззастенчивым желанием. Он чувствовал ужасный стыд оттого, что так хочет ее спустя всего несколько часов после смерти Агнес.

Том уставился на нее, и снова ее глаза заглянули ему в душу, и она сказала:

– Не говори ничего. И пусть тебя не мучает стыд. Я знаю, ты любил ее. Поверь, она тоже это знала. Ты и сейчас ее любишь… да, любишь. И будешь любить всегда.

Она велела ему молчать, но ему и ответить было нечего. Том просто онемел возле этой удивительной женщины. Казалось, у нее на все имелись объяснения. И то, что она как будто знала, что лежало у него на сердце, приносило ему облегчение, теперь ему нечего было стыдиться. Он вздохнул.

– Так-то лучше, – сказала Эллен.

Она взяла его за руку, и они пошли прочь от пещеры.

Около мили они продирались сквозь девственный лес, а затем вышли на дорогу. Шагая по ней, Том то и дело поглядывал на Эллен. Он вспомнил, что когда в первый раз встретил ее, то подумал, что эти странные глаза портят ее красоту. Теперь он не мог понять, как такое могло прийти ему в голову. В этих поразительных глазах словно отражалась вся неповторимость ее существа. Теперь она представлялась ему совершенством, и единственное, чего он не мог понять, – почему она выбрала его.

Они прошли три или четыре мили. Том чувствовал усталость, но горячий суп придал ему сил, и, хотя он верил Эллен, ему не терпелось собственными глазами увидеть малыша.

Когда за деревьями показался монастырь, Эллен сказала:

– Надо постараться, чтобы монахи не заметили нас.

Том был озадачен:

– Почему?

– Ты бросил ребенка. Это считается убийством. Мы будем следить из леса и увидим, что они за люди.

Том не думал, что за это могут грозить неприятности, но осторожность никогда не повредит, а потому, кивнув, последовал за нырнувшей в заросли кустарника Эллен, и вскоре они притаились у края большой поляны.