Вопреки обыкновению, Седжиль не ворчала на пере- или недожаренность курицы, недостаточную свежесть помидор и добавленную в лаваш чрезмерную или мелковатую порцию соуса. Просто ела, выковыривая из донера длинными ногтями крошку петрушки.
– Хорош он все-таки, правда, девочки? – не выдержав энергии тишины, нарушила молчание она.
– Кто?! Обезьянообразный?
– Дура ты, рыжая! Тебе, небось, сладкие мальчики нравятся, да? Такие, чтоб сироп в каждом взгляде? Тьфу. Я поклонник дерзкой красоты. Чтоб на контрасте. Чтобы безбашенность в чаще брови, чтобы вызов в носогубной складке. Вот только… почему он так со мной? Я же для него на все готова. Душу перед ним наизнанку вытряхнула… А он… ноги вытирает…
– Ты не при чем, милая, – улыбка Лизы мерцающим огнем осветила горечь, пожирающую подругу, но растворить ее на молекулы, рассеять в торжестве жизни была не в силах. – Просто гусь свинье не товарищ.
– Здрасьте, баба Настя! Я, выходит, поросятина?
– Ты семью хочешь, а он – «кролик». Вы находитесь на разных полюсах.
– Лиза в точку сказала, – умиротворением голоса Ада вмиг погасила запылавший было в подруге костер гнева. – Есть люди, которые не пускают тебя в свое сердце, как ни старайся. Ты думаешь, что нужно лишь подстроиться под него – и он откроет для тебя сокровищницу своей души. Но нет. Происходит обратное. С такими сам становишься поверхностным. Смеешься похабно, не задумываясь об истинных эмоциях, которые испытываешь в этот момент. Утрачиваешь ощущение ценности жизни. Это страшные люди, от которых нужно бежать без оглядки, пока они не затащили тебя на дно своего болота. Я слишком хорошо знаю, о чем говорю, Седа.
– Отстань, деревеская. Ты, тепличное растение, не представляешь, каково мне сейчас. Я потеряла всех самых близких. Еще одной утраты мне не пережить.
– Ты думаешь, нас троих объединяет Кемер? Или работа в туризме? Как бы ни так. Потеря – плата каждой из нас за то, что мы здесь. Именно поэтому мы нуждаемся друг в друге. Я потеряла возможность быть с детьми, обнимать их. На родине осталась важная часть меня, которая здесь неуместна. Там вся моя жизнь. Лиза потеряла семью, друзей, привычную любимую жизнь. Любая потеря – это глубокая душевная рана, Седжиль. Ее не заткнуть, не зашить, не заклеить. Можно только быть с ней рядом и смотреть на нее с любовью. Дать ей время. Научиться жить с ней и быть при этом счастливой.
Пряча взгляд, Седжиль быстро доела донер, залпом допила пиво, кинула салфетку на стол.
– Пора домой, кулемы. Завтра рано вставать. Снова исполнять желания тех, кто сам не знает, чего хочет. Хоть бы раз пришел кто-нибудь и исполнил мое желание…
На обратном пути она ни разу не отругала Лизу за медлительность. Просто ехала с ней рядом, пряча за пустотой в глазах пелену дождя.
– О, это вы, – казалось, кудряш в турагенстве искренне удивился, увидев их живыми. – До моря хотя бы успели доехать?
– Забирай свои драндулеты, аби. И спокойной тебе ночи.
Усталость и тоска – отличное снотворное. Сбыв с рук электромобили, девушки поспешили домой, мечтая об уютных объятиях одеяла. Пустынные улочки встречали их дремлющими цикадами, убаюканными акациями и цитрусовыми деревьями. Только остроносый месяц, вечный защитник одиноких путников, освещал дорогу безусловной любовью.
– Я даже умыться не смогу, вечер выпотрошил из меня остатки сил, – простонала Седжиль, завидев огороженный ажурным покосившимся забором Жемчужный квадрат. – Доберусь до кровати – и сразу на боковую. Может, хотя бы во сне мой красавчик будет ждать меня.
Хоть и призрачный, но шанс на это был. Сны, как и мечты, – это эликсир для души. Врачуют раны, подсказывают путь к истинным желаниям, перебрасывают мостик из прошлого в будущее, раскрашивают бурлящей энергией повседневность.
– Всем спокойной ночи, – прошептала Лиза, осторожно отодвигая назойливо цепляющие платье колючки репейника. Попрощавшись в ответ, ее подруги потрусили к себе и вдруг замерли, остановленные грозным окриком с балкона дома, где жила Лиза.
– Стоять! Явились дЕвицы красные, хорошо хоть затемно. Живо все в дом, объясняться будете.
Красавчик будет ждать меня…
– Мы попали, кулемы, – в глазах Седжиль мелькнул ужас. – Всем уже не спастись, но ты, Лиза, можешь взять удар на себя. Твое же начальство, пусть на тебя и кричит.
– Что ты как нашкодивший гусенок, Седа? – мягкость тона Ады никак не вязалась с нелепостью ситуации. – Саша – наш общий брат. Учись отвечать за свои поступки. Легче с мужем уживешься.
В полутемной гостиной, под приглушенный храп Ахмета, спящего в комнате на первом этаже, подруги выстроились в линейку, как на допросе. Изучали доски пола так внимательно, будто от этого зависела их судьба.
– Опять, скажете, на море были? – вышагивавший перед разномастной шеренгой Саша с подозрением оглядел подруг и, заметив синяки на ногах Лизы, не удержался от восклицания. – На море, значит?? Это оно тебя так приласкало??
– Мы проголодались, директруня, и перекусили в кафе. Не у моря, – Лиза умела успокаивать разбушевавшегося патрона: культовый взгляд кота из «Шрека», в сочетании с ее виноватой улыбкой, мягчайшим шлейфом прикрывал агрессию собеседника. – Синяки – не страшно, заживут. Это я с электромобиля упала, на курицу с цыплятами засмотрелась. Мои коленки еще и не к такому привыкли. Я же в детстве пацанкой была, во дворе с мальчишками в футбол гоняла.
– Узнаю, что с мужчинами шляетесь – неделю сидеть не сможете, – пробурчал утихомирившийся Саша. – Обещаю. Сейчас марш спать. Чтоб завтра как огурчики были. Вы нужны выспавшиеся и довольные. И только попробуйте не сделать кассу в пять тысяч долларов каждая.
Пискнув в знак согласия, подруги метнулись врассыпную. Покачав головой, Саша погасил свет и, тяжело ступая, по скрипучей лестнице поднялся в свою комнату, сопровождаемый шлейфом из гортензий, солнечных фруктов и морской свежести. Немыслимым букетом, судящим ему новые тревоги.
Глава 4
Проникновенный зов имама, кукареканье, рассерженный лай, нервное мяуканье. Солнечный луч сквозь ажур цветов. На первый взгляд, обычное утро. Но не успев открыть глаза, Лиза поняла: особое. Похоже, пришла расплата за месячную занятость в две смены и 4-5 часовой сон. Тело взбунтовалось. Руки, ноги, голова и остальные части отказывались соединяться в общий организм. Восторг присоединился к революции, оставив на посту своего зама – равнодушие. Что же, бывает у каждого. Когда не радует еще вчера любимое. Ты его просто не замечаешь. Когда нет дела до чужих проблем, как, впрочем, и радостей. Но это нормально, это пройдет, нужно лишь переждать. Душе, как и телу, нужен отдых.
Лиза заставила себя сползти с кровати лишь после звучного ахметовского: «Баняяя, следующий!» Спасибо за приглашение, но – нет. Ночи еще не влажные, поэтому сегодня обойдемся без душа. Спуститься на первый этаж, потом подняться обратно в комнату, преодолев 13 ступенек сегодня пытке подобно.
Языку Лизы накануне досталось меньше, чем остальным частям тела, но из солидарности он также отказывался повиноваться девушке. А впереди еще целый болтологический день…
Холодная вода из раковины в кухне передала Лизе часть своей бодрости, примостив руки и ноги к телу. Уже лучше. Горячий кофе в отеле довершит процедуру объединения.
Как там Седжиль?
Нога, накануне принявшая на себя тяжесть электромобиля, была похожа на вражескую территорию после налета захватчиков. Печальное зрелище, невыносимое слабонервными. Ничего, одеждой спасем их хрупкую психику.
В цветастой юбке в пол с простым светлым топом и широким поясом, делавшим и без того тонкую талию девушки похожей на спичку, Лиза выглядела диковинной птицей невесть как залетевшей в края купальников и откровенных мини. Последний раз взглянула в зеркало, отметив равнодушно: «Хороша» и проковыляла на улицу.
Что принесет этот день?
После чашки кофе – только чудесное.
И для Седжиль?
Дожди наконец-то окончательно раскланялись до октября, уступив небосклон для соло солнца. Оно старалось вовсю, стремясь оправдать ожидания туристов, и уже в 9 утра воздух прогрелся градусов до 25.