Подруги уже грызли услужливо поднесенные официантом орешки за ближним к барной стойке столиком. Их электромобили, аккуратно припаркованные у тротуара, лучились гордостью за своих временных хозяек. Бросив свой агрегат около сливного стока, Лиза устало плюхнулась на единственный свободный около выбранного подругами столика пуфик.

– Уфф, не верю, что я доехала. Никогда еще несколько километров не казались мне настолько непреодолимым расстоянием. Теперь я точно знаю, сколько в моем теле мышц, и все они в ужасе от пережитого. Ада, посмотри на мои пальцы! – Лиза выставила вперед ладони, кончики которых стали цвета безмятежного июльского неба. – Они не гнутся!

– Хватит ныть, косматая. Побереги силы.

– Где твой принц, Седжиль? Иди помилуйся с ним поскорее, нам еще два часа обратно ехать, – продолжала брюзжать Лиза, заправляя за ухо выбившуюся из еще недавно аккуратного колоска прядь.

Томным куполом накрывавшая кафе романтическая мелодия создавала настроение, но не в силах была отвлечь девушек от гложущих их чувств.

– Здрасьте, баба Настя! Во-первых, ты Аде ужин обещала, глянь, она от предвкушения уже слюной стол закапала. Мы заказали по донеру, на тебя тоже. А во-вторых…, – Седа помялась. – Не берет он трубку. Занят, наверное. Я написала ему, что я здесь, поэтому он скоро появится. Наверняка места себе не находит от радости, не терпится увидеть меня. Работа мешает, чтоб ее…

Лиза оглядела кафе. Только они и пара пожилых европейцев с кальяном скрашивали его одиночество.

– Ты права, подруга. Работа, не иначе…

На столе, словно на скатерти-самобранке, возникла чашка с острыми перчиками и синие подставки под пивные кружки, утверждающие по-русски, что пиво №1 в Турции – это Efes. Патриотично одетый в красную футболку с полумесяцем и звездой официант с задорно торчащим вихром-антенной отскочил к барной стойке, успев щелкнуть по носу Седжиль.

– Как дела, сестренка?

– Отлично, аби, – расцвела та. – Сам как?

Лишь подмигнул лукаво, заменил опустевшую вазочку с орешками на новую, без видимого дна, и молниеносно расставил на столе поллитровые бокалы.

– С алкоголем в крови раны быстрее заживают, – пояснила Седжиль, заметив недоуменный взгляд Лизы. – Сегодня полезно.

– С ума сошла?! Я и трезвая несколько раз чуть под колеса не угодила и пару туристов по асфальту в блин не раскатала!

– Он врачует не столько физические раны, Лиз, – обронила Ада. – Кому-то сегодня это будет полезно.

– Ты на что намекаешь, деревенская? Да такой роман как у меня в реальности, тебе даже в самом фантазийном сне не приснится!

– Упаси Аллах.

– То, что ты видишь, – это стечение обстоятельств, не более того. Скоро все наладится, потому что такое чувство, как есть между нами, растворится не может. Знаешь, как все было? Месяц назад познакомились мы на этом самом месте. Любовь с первого взгляда, как в кино, слышишь, деревенская. Любимый звонил мне каждый час и днем, и ночью. Хотел услышать мой голос и убедиться, что со мной все в порядке. Днем приезжал к отелю, просто чтобы «насладиться глубиной моих глаз», – гортензии, склонив головки, наблюдали за сестрами, распускающимися в голосе девушки. – Вечером, каждый вечер, Ада, я приходила в это кафе. Мой принц, как ты верно назвала его, рыжая, ни на шаг от меня не отходил, мороженым, орешками угощал, все не мог насытиться ароматом моих духов. Свидетелем скольких засосов стал этот стол, вы не представляете, кулемы. Как он со стыда в пепел не превратился, ума не приложу.

– Стойкий деревянный столик, – пробормотала Лиза, маскируя скептицизмом злость на себя и раздражение на подругу. Каким бы булыжником расколотить ее розовые очки, как заставить взглянуть в глаза очевидному? Или пустить на самотек, доверив мудрой жизни самой расставить фигуры на отведенные им места на шахматном столе.

– В любви мне признавался, – взгляд Седжиль был устремлен в небо, где едва родившийся месяц играл на виолончели звезд слышный лишь ей марш Мендельсона. – Такой как ты, говорит, еще не встречал. И я, кулемы, такого не встречала. До чего это здорово – отыскать свою половинку! Знаете, я решилась. Пора расставаться с девственностью. Ради будущих детей.

С пуфика Ады раздался булькающий звук и вслед за ним кашель и постукивания кулачком по груди.

– Мешок ты с сюрпризами, Седжиль. Если мужчина решил уйти – он уйдет. Не зависимо от того, получил он при этом то, что хотел или нет. А ты – останешься, предав себя.

Седжиль сопела, ковыряя острым ноготком трещинку на поверхности стола.

– Чтобы выжить, всем теплокровным на этой планете неоходимо одно и то же, Седжиль: тепло и свет. Когда внутри тебя нежно светит фонарик, мужчины слетаются на него, как мотыльки. Чем он ярче, тем больше поклонников он способен собрать, – ласково, но твердо сжав ее ладонь, Ада намеренно задела кровоточащую тему. – Если же фонарик потушен, ты сама становишься жадным до света, требующим мотылем. Звонишь мужчине сто раз в день, сама, не обращая внимания на пощечины его пренебрежения. Вновь и вновь стремишься туда, где тебе уже не рады. Быть мотылем для девушки равно самоуничтожению, Седжиль. Неужели мама родила тебя для этого, скажи?

– Я бабочка, а не мотыль, деревенская. Это ты с косматой может и мотыль или вообще навозный жук, а я уже оформившаяся красотка с перламутровыми крыльями. Запомни это, и чтобы больше ерунды от тебя я не слышала.

Не желая портить вечер спорами, Ада спрятала протест меж бусин звезд, изобильно усыпавших небо. Недавно появившаяся за соседним столиком компания, бухнув пивные бокалы на стол, разразилась гомерическим хохотом. Вытирая выступившие слезы, перебивая друг друга, они принялись шумно комментировать только что осмеянное.

– Здрасьте, баба Настя! Сразу видно – туристы. Ни грамма приличия, – Седжиль изумленно приподняла брови и уже открыла рот, чтобы сообщить бесстыдникам о кузькиной матери, но распахнувшаяся дверь подсобного помещения, отгороженного от основной части кафе высоким листом фанеры, перечеркнула ее планы. Из подсобки появились два гориллоподобных турка. Стильные рубашки, вытертые джинсы, модная бородка. Расслабленные, слегка на веселе, закурили, переговариваясь о чем-то забавном с барменом, от безделья протирающим барную стойку.

– Любимый! – подскочила Седжиль.

Услышав ее, один из турков тут же затушил сигарету. Махнул небрежно в знак приветствия.

– Привет, не знал, что ты здесь. Жаль, что не сможем поговорить, мне нужно срочно уехать по делам, – нервно прохлопал карманы узких джинс в поисках ключей от машины. – Подождешь пару часов, малыш? Вернусь – пообщаемся. Договорились? – сухо бросил он и, не дожидаясь ответа, запрыгнул в припаркованный напротив входа в кафе мерседес.

Не подошел. Не обнял. Не спросил, как дела.

До чего это здорово – отыскать свою половинку.

Вот и он, снайпер для розовых очков. Один выстрел – мириады осколков.

Образовавшаяся между журчащими из динамиков мелодиями пауза гармонично вписалась в минутную тишину девичьего мира. «Мы рядом с тобой, Седжиль».

Тот же официант в патриотичной футболке разлил по кружкам не к месту игриво пенящийся Efes. Поставил перед каждой из «дам» тарелку с донером.

– Что это? – Ада в ужасе глядела на принесенное блюдо, по размерам и форме напоминавшее отрезок водопроводной трубы.

– Это вкусно, кушай, – подбодрила Лиза. – Это как роллы, только вместо водорослей – лаваш, а вместо риса и лосося – зелень, помидоры и особым образом приготовленное куриное филе. Подается, как ты заметила, без приборов. Откусывай смелее.

Донер удался на славу. Сочный, с точно отмеренной порцией соуса, с обжаренным до хрустящей корочки лавашом, он источал букет тончайших ароматов. Ада ела как кошка, мурча от удовольствия и время от времени облизывая пальцы.

Затянутая тиной сочувствия, Лиза не замечала вкуса любимого блюда. Страшно разочаровываться в тех, на ком был сконцентрирован твой мир, о ком пело сердце и чирикали мечты. Какие слова способны поддержать Седжиль? Чем уменьшить ее боль?