Там ее уже поджидали заполненные проголодавшимися работниками столы и бонусом – знакомая шумная компания. Кальянщик Бурак, фанат спорта Ахмет и пошляк Саша обсуждали проигрыш турецкой женской сборной по волейболу, каждый со своей колокольни. Бурака волновал проигрыш, Ахмета – волейбол, а Сашу – прелести игроков. Присоединившуюся Лизу – реванш в испорченном за обедом аппетите. Разум бормотал, что лучше бы сделать это с глазу на глаз с «любимым боссом», но дамское нетерпение втыкало острую шпильку в пятую точку девушки: «Сейчас! Сделай это не-мед-лен-но!». Устав от его неуемных подначиваний, Лиза наклонилась к патрону:
– Директруня, у меня для тебя препоганая новость.
В глазах Бурака полыхнул огонь, впрочем, оставшийся незамеченным.
– Курица сегодня не только древняя, – доверительно сообщила Лиза, по очереди инспектируя сложенные на подносе листья салата: вся ли жизнь смыта с них расторопным поваренком? – Она, судя по запаху, юные годы провела в одном хлеву с поросятами.
– Да ты что! Дорогой шеф-повар нас сегодня балует, – не растерялся Саша, засунув в рот сразу половину куска курицы. – Глядишь, завтра сушеную саранчу или копченого червя подаст.
Вилка выпала из рук Бурака.
– Ну вы и твари, текстильщики. Я с вами за один стол больше не сяду.
Саша пожал плечами:
– Как хочешь. Помни лишь, что с нами интересно.
– Только таким же мразям, как вы.
Не успевшая унять желудочные трели, а потому натянувшая маску мигеры, Лиза не готова была к столь изощренной грубости человека, никогда не отличавшегося брезгливостью.
– Нечего нам хамить, – неожиданно для себя рявкнула она.
Дело принимало серьезный оборот. Азербайджанец Бурак, горячая кровь, не привык, чтобы его затыкали. И кто – «русская малолетка, шлюха, прикидывающая девственницей, воротящая нос от мужчин, желанных тысячами русских баб», как он потом вместе с каплями слюны выплевывал Юсуфу.
– Ты бы, мразь, помолчала, если проблем не хочешь, – капилляры в глазах Бурака полопались, придавая ему сходство с быком в разгар корриды. – Я таких как ты сотнями за сезон давлю. Твои защитнички, перед которыми ты ноги раздвигаешь, тебе не помогут.
Словно не слыша ссоры, Саша невозмутимо отбросил куриную кость на дальний конец подноса. Ахмет сосредоточенно жевал, не поднимая взгляда от испещренного засохшими пятнами кетчупа стола. Его скулы двигались синхронно с работой челюсти, но на груди, в районе сердца, не было ни малейшего движения. Тишина. Пустота.
– Говори только то, за что сможешь ответить, Бурак. Ты отлично знаешь, что ни с кем я не гуляю.
– Знаю я таких шалав-тихошек. Днем она ангел, а выйди вечером в город – то с одним целуется, то у другого на коленях рассиживает.
Губы девушки побледнели. Ноготки в напряженно сжатых кулачках впились в кожу, но Лиза не заметила боли. Так, быстро опустить шлюзы перед с ревом мчащейся к выходу обиды.
– Брейк, – вмешательство Саши поставило на паузу их перепалку. – Никогда не спорь с бабами, брат, если не хочешь, чтобы яйца высохли раньше срока.
Стук стакана перед подносом Лизы осколком разорвавшейся мины резанул слух.
– Ты за этот ужин ответишь, тварь. Кемер город крохотный, сочтемся. А тебе, брат, приятно подавиться. Ахмет, увидимся.
Лиза едва удержала руку, тянущуюся к стакану. Запустить бы им в жировые складки удаляющегося Бурака. А еще лучше – в голову. Может, это вобьет в него хотя бы зачатки культуры обращения с дамами.
Саша дожевывал капусту. Между бровями залегла глубокая складка.
– Ему тоже успела отказать? – проницательно заметил он. – И автоматом попала в черный список. Он не из тех, кто адекватно воспринимает слово «нет». Считает его личным оскорблением, – пухлыми пальцами устало разгладил лоб, поднялся из-за стола. – Слышала поговорку: «Не тронь говно, вонять не будет»? Не отвечай. Если хочешь спокойно доработать до конца сезона, эта фраза должна стать твоим жизненным кредо. Поняла? Ахмет, пошли, пора работать, туристы уже с пляжа идут. Лизунка, жду тебя в магазине.
Лиза кивнула, сдерживая слезы. Обида – замок на калитке сердца. Но как не выбрать тот, что побольше? Ни Саша, ни Ахмет – «братья» – не вступились за нее, не поставили взбесившегося Бурака на место. Конечно, Лиза сама виновата, накинулась на мужчину. В строгой версии мусульманской культуры это преступление. На помощь сурового Ахмета Лиза и не рассчитывала, но Саша, добровольно вызвавшийся нести ответственность за безопасность и сохранность своей помощницы, Саша, с его чувством юмора и умением сглаживать острые углы, мог бы тактично замять ситуацию. А он… Брейк…
Значит, все так называемые защитники – лишь иллюзия. На самом деле Лиза одна в этой стране. Не поможет никто, если это идет вразрез с главными ценностями, ради которых были покинуты престарелые родители, жены, дети – деньгами, бизнесом, мужской солидарностью. Все это, выходит, выше братства. Наверное, это нормально. Враги не нужны никому. Всем детей кормить и делать запасы на зиму, а сезон короткий… Что же… Остается усвоить урок, и замуровав шкатулку с надписью «доверчивость», спрятать ее в самый дальний уголок своей души. А с Бураком она и сама сладит. Не привыкать иметь дело с разъяренными поклонниками. Вот еще, переживать из-за такой ерунды. Много чести.
В улыбке Лизы вновь полыхнули потухшие было искры, но ее интуиция, не обращая внимания на эмоциональный десерт, встревожено лупила в барабан. Вопрос не в расстройстве. Вопрос в другом. Угроза Бурака – это лишь попытка сохранить иллюзию мужского достоинства, оставив последнее слово за собой, или начиненная ошметкам оскорбленного самолюбия взрывчатка?
Человечество научилось делать необыкновенные вещи. Создает из растений ткани, выжигает пламя из ничего, делает деньги из воздуха. Почему же все еще недоступна функция «прислать вестника из будущего»? Прибывает он к человеку, а в руках – USB с записанной короткометражкой о том, к каким последствиям приведет тот или иной поступок. После просмотра – деловое предложение: «Отменить?» Встреть Лиза такого гонца, она не была бы так спокойна и сделала бы все, чтобы наладить отношения с Бураком. Но такая функция, увы, вне зоны доступа, а потому, мурлыча под нос любимую песенку и ловко уворачиваясь от ласковых цветов, стеной защищающих дорожку от непрошенных взглядов гостей из соседнего отеля, Лиза вприпрыжку вернулась в магазин. Сквозь витрину виднелось горделивое лицо Саши с выступившими на широком лбу капельками пота. В руках, крепко прижатых к сердцу, покоился ворох бамбуковых полотенец и бумажный пакет с изображением яхты, в который упаковывались покупки.
«Все в порядке, жизнь продолжается. Клиенты радуются, касса множится», – улыбнулась Лиза, но перед ее внутренним взором мелькали складки удаляющейся спины Бурака и его полыхающий ненавистью взгляд.
«Если хочешь спокойно доработать до конца сезона…»
Конечно, Лиза хотела. Но ее неспособность замолчать в разгар ссоры и идти на поводу у мужчины на родине выглядела милой особенностью, очаровательной взбалмошностью, на которую парни клевали стаями. А здесь она же превращала надежду на сезон без приключений в тощего призрака. Так или иначе, Лиза искренне верила, что время, гуманнейший писатель судеб, расставит все по своим местам.
*
– Я должна предстать перед любимым как королева! – заявила Седжиль, появляясь на крыльце своего ложмана перед уставшими от бесконечности ее сборов подругами. Огонь жизни, разгоравшийся в ее глазах каждый день ровно в 22.00, аккурат после закрытия магазина, наверняка был виден даже из космоса. – Cегодня мой вечер, кулемы!
Дерзко стремящаяся вверх угольная стрелка, подчеркивающая естественную длину изогнутых ресниц. Оливковые перламутровые тени, придававшие кокетства каштану глаз. Уложенные в замысловатую прическу смоляные волосы с невесомым оттенком корицы. Платье из плотного трикотажа с принтом из снов про леопарда, удлинявшее силуэт, скрадывавшее обширности, приподнимавшее окружности. Его край то и дело терялся в изящности 10-сантиметровых шпилек в тон теням, на шарике-Седжиль, впрочем, выглядевших весьма комично. Завершало образ поле цветущих гортензий, сообщавшее окружающим о приближении девушки задолго до ее фактического появления.