– Единственное, о чем беспокоится Саша, так это о моей способности открыть магазин вовремя, чтобы самому с этим не возиться, – пропыхтела Лиза, спеша прочь из Жемчужного квадрата, сшибая кроссовками капли с невысокой травы. – Но с ним всегда можно договориться, я же уже не маленькая.
Покинув территорию Жемчужного квадрата, девушки повернули в сторону моря.
– Лизе сложно понять, что именно ты имеешь ввиду, Седа, – обронила Ада, зачарованно разглядывая отели-гиганты, мимо которых шла вымощенная терракотовыми прямоугольниками дорога на пляж. Детский восторг, сверкающий в глазах девушки, перекликался с блеском звезд. – Ее культура другая, а наши с тобой во многом схожи. Лиз, у нас братья в ответе за жизнь сестры. Не видать им рая, если равнодушно оставят ее погибать. Неважно, будет это моральная смерть от горя или мужа-тирана, либо физическая – от голода или алкоголя. Братья не имеют права позволить тебе и шагу ступить по неверному пути, – Ада сощурилась, отчего разрез ее глаз стал еще резче. На мгновение она замедлила шаг, мысленно перелетев через континенты в родную покосившуюся избушку на севере Туркменистана, вырастившую восьмерых детей. – Я не осуждаю твою культуру, Лиза, но у вас авторитет старших не столь силен. Здесь, в Турции, ты можешь ощутить, как это приятно – быть сестренкой старших братьев.
– То есть находится под их неусыпным контролем?
– Это называется заботиться и беречь, косматая! Ты в детдоме что ли росла, элементарных семейных слов не знаешь. А тебя, деревенская, чего твои братья не уберегли, не разобрались с муженьком-алкоголиком?
Ада вздрогнула, сжала плечи. Это была ее ошибка. Дом ее мужа был в другом велайяте18 и, выйдя замуж, с братьями она стала видеться раз в года. Да и не хотела жаловаться, верила, что однажды Аллах образумит ее мужа. Если не ради нее, то хотя бы ради детей. Что однажды их жизнь наладится, и они станут дружной счастливой семьей.
Идти на ближайший к дому пляж подруги не рискнули. Экономные сожители Лизы, не желающие вырывать из семейного бюджета доллары на комфорт мимолетных подруг, часто проводили свидания на этом пляже. Море, звезды, луна, тонкие профессиональные комплименты, ненавязчивые прикосновения, иллюзия близости и понимания. Классическая романтика востока. В случае согласия девушки углубить знакомство шезлонги выдвигались к кромке моря, огораживались матрасами, создавая подобие отдельного будуара. И вперед, на полной мощности к сближению. И к дому близко, и приятно, и бесплатно. И болтать с возлюбленной до утра не придется. Меньше опасности ошибиться в имени. Одни плюсы, в общем.
Около магазинчиков, закрывающих торговый Кемер, подруги свернули к парку лебедей и, подгоняемые ветром-задирой, поспешили к городскому пляжу. Под аккомпанемент ворчания Седжиль – «Шевелитесь, кулемы, иначе мы и к утру до пляжа не дойдем!» – заскочили в гостеприимно светящийся маркет, сложили в непрозрачный пакет с изображением белой башни – главной достопримечательности Кемера – пару бутылок гранатового вина, пластиковые стаканчики, молочный шоколад. И, наконец, оказались на орошаемом солеными брызгами пространстве. Пытаясь отдышаться, взглянули за горизонт и…
– Это что еще за происки шайтана?! – пораженная открывшимся над морем зрелищем, выдохнула Седжиль. Тонким каблуком запуталась в объятиях гальки, подбитой птицей замахала руками и, не удержавшись, рухнула на одно колено.
– Ты когда-нибудь видела такое, Лиз? – глаза Ады, несмотря на природную узость, превратились в сверкающие блюдца.
– Ты о грации нашей неощипанной куропатки?
– Я об этом, – Ада нервно махнула подбородком в сторону моря.
Где-то вдалеке, где горизонт кокетничал с морем, небеса устроили лазерное шоу. Вспышка кровавой молнии озарила разлившуюся черноту багряной зарей. Миг – и заря исчезла, не оставив тающего шлейфа, но тут же на смену ей черноту разорвала следующая пурпурная вспышка, вернувшая мир в мгновенье предзаката.
– Бисмилляхи рахмани рахим19, – не успевшая подняться с колена Седжиль торопливо кинулась на второе, прижала ладони к груди в суеверном ужасе. И лишь ставшая багряной луна снисходительно усмехалась, глядя на людские тревоги.
– Вот так сюрприз, подруги, – движением плеч стряхнув оцепенение, пробормотала Лиза. – Не молиться надо, а фотографировать, Седа. Доставай скорее телефон, я свой дома оставила.
– Мой тоже в ложмане, – Седжиль нехотя, придерживая ладонью поясницу, поднялась колен, даже не подумав одернуть задравшееся платье. – Не хотела портить вам, кулемы, вечер своим воркованием с любимым. Мы уж если начинаем беседовать – до утра друг другом не насытимся.
Лиза и Ада понимающе переглянулись, в который раз восхитившись способностью подруги прятаться от неидеальной реальности за полиэтилен фантазий. Брошенный дома телефон – чудесное средство от гложущей хандры. В этом жесте и эликсир неосознанной надежды («наверняка он позвонил!»), и отблески невинной женской мести («звони-звони пока я с подругами развлекаюсь»).
– Какая ты заботливая, Седжиль, – Лиза изо всех сил сдерживала шлюзы сарказма. Она была из тех людей, кто вслушивается в закулисье фразы, не обращая особого внимания на происходящее на сцене, поэтому придавала большое значение интонации произнесенных слов. – Дожили, в 21 веке ни у кого камеры с собой нет. Значит придется по старинке, записывать в память. Айда в первые ряды зрительного зала.
Втроем девушки подтащили шезлонги к кромке берега так, чтобы при желании ступни могли коснуться ледяной смолы моря. Устроили подобие диванов. Скинули обувь, смеясь, заойкали от приветственной прохлады гальки.
– Кусается!
Гранатовое вино – коварная штука. Словно шаловливый котенок, дразнит мнимым отсутствием алкоголя, кружит голову ароматом спелых ягод. Нужно время, чтобы осознать его ценность. И не пропустить момент, когда пора остановиться.
– За нас, девочки!
Для Лизы, «курортной старушенции», как, шутя, называла ее Седжиль за двухгодичный стаж в Кемере, двуличность гранатового вина не стала откровением, а подругам-первогодкам она пришлась по вкусу.
– Твой Саша завтра обязательно спросит, где и, главное, с кем мы провели вечер, если я правильно поняла суть ваших деловых отношений, Лиза, – упустившая момент «стоп» Ада отставила опустевший стакан, зажала ладонями пустившуюся в пляс голову. – Потом нахохлится и буркнет: «Приду в следующий раз на ваше море, посмотрю, что на вашем бабском языке значит «разговоры с подружками».
– Это он заботу обо мне прикрывает беспокойством о тебе, косматая, – возвела глаза Седжиль. – Как будто не знает, что, когда Кемер полон туристов, туркам переживать за себя, а не за нас надо.
– Ты при чем?
– Здрасьте, баба Настя! Это вы, русские, в этой стране словно сорняки в поле творите что хотите. А я – ахызка, нам гулять с кавалерами до свадьбы и тем более искать приключений на пятую точку запрещено культурой. Но мне плевать на правила. Жизнь моя, и коротать ее мне!
– Вообще-то Саша – мой патрон, и про тебя он никогда не упоминал в допросах…, – задумчиво откликнулась Лиза, любуясь переливами лунного света в вине. – «Если тебя, говорит, вые… Хм… Вы поняли девочки. Так вот, если с тобой, говорит, это сделают, то, считай, и со мной – морально разницы нет. Потому что весь сезон твои слезы утирать придется мне. Тебе конечно, в этой ситуации приятнее, а мне завиднее, страдаю ни за что. Так что сиди дома. И подружкам своим то же самое передай». В общем, боится он, что я влюблюсь в «кролика», как будто не я эту классификацию изобрела, и не сумею разглядеть в мужчине его пушистые ушки.
– Неужели серьезные отношения в Кемере совсем невозможны? – Гранатовое вино стало первым в жизни Ады алкоголем и с непривычки ее язык начал заплетаться уже после второго стакана.
Заносчивую Седжиль сбить с пьедестала было не так-то просто. Не обращая внимания на вопрос Ады, она продолжала гнуть свою линию.