– Вандера кажется тебе глупенькой потому, что не умеет интересоваться тем, что интересно тебе. Она никогда не будет интересоваться этим, вот и всё. Так что…

– Прискорбно.

– Зато она многое понимает в том, что нужно женщине. Она будет хорошей женой и матерью.

– Не старайся, я всё равно на ней не женюсь, даже если захочу породниться с Хлодаром.

– Если ты захочешь породниться с Хлодаром, у тебя не будет другого способа.

Канут снова рассмеялся, и до самого конца танца (а они здесь оказались чертовски длинны, более получаса на один) они молчали. После заключительной фигуры брат церемонно поклонился сестре и отвёл её к одному из кресел, поставленных у ближайшей стены, к тому, где сидела их мать. Рядом было и свободное место, так что Ингрид с удовольствием опустилась на сиденье и расслабилась. Брат ещё раз откланялся и исчез.

– Ну, как тебе? – спросила Алклета.

– Хорошо. Занятно.

– Устала?

– Не так устала, сколько запыхалась.

– Мало тебя отец гонял!

Ингрид рассмеялась и приняла от слуги бокал с чем-то красным.

По залу дефилировали разодетые гости, а сам зал, где слуги начали зажигать дополнительные свечи в стенных шандалах, заискрился сотнями и тысячами инкрустаций, на которых теперь играл живой огонь. Ингрид призналась самой себе, что электрический свет не идёт ни в какое сравнение со свечным. Заискрились и надетые на гостях украшения, и нашитые на одежду драгоценные камни, и стразы из тех, что были привезены с Терры. Легко можно было отличить бижутерию с родины Ингрид от грубоватых литых украшений, изготовленных здесь, и её смешило до слёз соседство, к примеру, золотого аграфа с крупными рубинами и жемчугом и грошового ожерельица с блеском, бросающего на одежду яркие разноцветные искры целыми горстями. Здесь пока ещё не умели отличить привозное дешёвое украшение от дорогого. Ингрид погладила бриллиантовое ожерелье в вырезе декольте. Уж она-то это могла.

Заиграла музыка – не та, что звучала в промежутках, а явно танцевальная, и к Ингрид подошёл незнакомый молодой человек, одетый со всей доступной роскошью – дорогие ткани, обилие украшений, целые каскады кружев. Во всём этом был стиль, несомненно, но не тот, который привлекал её в мужчинах. Она с раздражением подумала, что мужчине просто не пристало изображать из себя рождественскую ёлку.

– Добрый день, миледи Бергден… Сударыня… – Он согнулся в галантном поклоне. – Позвольте пригласить вас.

Ингрид посмотрела на мать.

– Это граф Ирген из Эмора, – улыбнувшись, сказала Алклета. – Добрый день, граф.

Она кивнула дочери, и Ингрид подала ему руку.

Граф прекрасно танцевал, это пришлось признать. Она держалась за его руку, неуверенная в себе, поэтому доверившаяся его опыту, и жёсткие нейлоновые кружева на его манжете щекотали её запястье. Она подумала, что домотканые кружева были бы наощупь куда приятней, и тихонько рассмеялась.

– У вас хорошее настроение? – неожиданно спросил Ирген.

– Вы не любите, когда у женщины хорошее настроение?

– Наоборот. Так редко слышишь искренний женский смех. Как правило, женщины смеются только шуткам, но как-то натужно.

– Наверное, хотят доставить удовольствие тому, кто неудачно шутит? – предположила Ингрид.

– Почему же неудачно?

– Если шутка удачная, то нет речи о натужном смехе – смеёшься все равно, хочешь ты того или нет.

– Как это «если не хочешь»? Не хочешь – не смеёшься.

Ингрид подумала и рассказала какой-то анекдот – из тех, что должны быть понятны даже человеку, незнакомому со спецификой жизни на её родине, да при этом вполне приличный.

Граф захохотал и смеялся не менее минуты.

– Да, – признал он, отсмеявшись. – И в самом деле. Я понял, что вы имели в виду.

Ещё несколько минут они болтали о всякой ерунде – немного о погоде, немного о лошадях. Ирген выяснил, что она практически ничего не понимает в лошадях, и предложил преподать несколько практических уроков.

– Даже не знаю, – с сомнением ответила она, – как на это посмотрят мои родители и брат.

– Что ж. – Граф чему-то улыбнулся. – Если ваш брат согласится нас сопровождать, я буду рад.

«Ну наконец-то хоть один мужчина, который не хочет, похоже, затащить меня в свою постель», – с облегчением подумала Ингрид.

«Ну наконец-то хоть одна женщина, которая не пытается меня на себе женить», – подумал Ирген.

16

С бала вернулись лишь под утро и тут же повалились спать. Ингрид совсем отвыкла бодрствовать ночами и освобождалась от одежды со стоном – так ей хотелось лечь. Если бы не Эльгинн, она так и легла бы в корсаже и нижних юбках. Кроме того, она выпила, и теперь её тянуло в сон с утроенной силой. Как горничная стаскивала с неё белье, девушка уже не запомнила.

Зато утро у Ингрид началось лишь тогда, когда начало темнеть. Эльгинн принесла ей обед и помогла сесть в кровати.

– Болит голова? – сочувственно спросила она.

– Немного. Не столько на спиртное, сколько на такой вот дневной сон, – помотала головой. – Чувствую себя будто пострадавшая.

– Почему?

– Меня будто здорово избили. – Она задумчиво посмотрела в потолок. – Но этого быть не может, значит, нечего было столько пить и плясать. Теперь пожинаю плоды. Ясно?

– Не всё, госпожа.

– А что неясно?

– Чем я могла бы помочь?

– Уф, ничем…

После завтрака Ингрид не меньше получаса решала, чем бы ей заняться, и под конец решила сходить в город. Отца в покоях не оказалось, зато была мать, она сидела в кресле с высокой спинкой и что-то вышивала.

– Как ты после вчерашнего? – сочувственно спросила она.

– Теперь уже почти хорошо. А ты?

– Я не очень. – Алклета поморщилась и прикоснулась к левой стороне груди. – Побаливает немного. Даже не знаю, с чего это.

– Ты переутомилась, мам. Я постараюсь купить тебе хорошего террианского врача, наверняка он справится с твоим сердцем и заставит его работать как часы.

– Что такое часы? – наивно поинтересовалась графиня.

– Да я так. Это просто идиома.

– Что такое идиома?

– Устоявшееся выражение… Мам, я хочу съездить в город.

– Отец занят, Канут тоже.

– При чём тут Канут? Я просто хочу в город, одна, а не с Канутом.

– В город без сопровождения? – Алклета повысила голос. – Немыслимо, Ингрид. И не думай. Нужно послать хотя бы за парой воинов из гвардии. Тебе полагается хоть небольшая, но свита. И охрана. И не спорь, пожалуйста.

– Я не спорю. – Дочь пожала плечами. – Пусть будет гвардия. И Эльгинн.

– И несколько наших людей, – добавила Алклета.

– Да зачем тогда ещё и гвардия?

– Для престижа.

Ингрид пожала плечами. Им виднее.

Она вернулась в свою комнату и попросила Эльгинн помочь ей одеться. Горничная принесла атласное белое платье.

– Нет, ты не поняла, я еду в город. Верхом.

– Амазонку?

– Нет, конечно. Замшевые штаны и куртку. И всё, что к этому полагается.

Дочь графа натянула свежую рубашку и запихнула себя в мягкую светлую замшу. Кроме того, стоило подумать о согреве, о чём-нибудь шерстяном. Для того чтоб найти что-нибудь свежее, надо было перелопатить сундуки.

– Есть ваш меховой плащ, – принесла горничная.

– Ну давай. – Ингрид завернулась, надеясь, что не замерзнет. – Ну, и что дальше?

– Сейчас узнаю, подготовили ли коня.

Когда Эльгинн прибежала, Ингрид уже собрала кошелек и, немного поразмыслив, пристегнула к поясу нож. Ей совсем не хотелось, чтоб в городе пришлось пустить эту железку в ход, да это и не понадобится, даже если на неё нападут, ведь рядом будут сопровождающие. Но тяжесть на бедре как-то улучшала настроение. Приятно было время от времени ощутить запястьем рукоять и почувствовать зримо исполнившееся желание. Поэтому она носила нож не за бедром, как все, а спереди. И, конечно, не раз тренировалась вынимать его из ножен из такого положения, и знала, что может это.

Когда Ингрид вышла на улицу, в примораживающий вечер, десятеро верхами уже ждали её там, и белоснежный конь, подаренный её отцу императором, уже осёдланный, пытался вырвать узду из рук слуги-мальчишки. Среди этих десяти были двое в цветах императора, они держались впереди, а остальные, в доспехах, но без шлемов, натянули поверх мехов сине-зелёные нарамники с вышитой чайкой, так что эскорт получился внушительный и узнаваемый.