– Что ж, – любезно согласился правитель. – Спросите, граф.

Сорглан обернулся к бледной жене.

– Милая, позови Ингрид, будь добра.

Алклета, не промолвив ни слова, ушла, и все остались ждать в полной тишине. Только едва шуршали шаги слуг, расставляющих на столе тарелочки, графины и кубки.

Потом распахнулась дверь в спальню дочери графа Бергденского, и она, облачённая в строгий, вполне приличный пеньюар, очень бледная, опирающаяся на руку матери, прихрамывая, вышла в гостиную. Подошла к отцу, с трудом, удерживаясь за его руку, исполнила лёгкий реверанс в сторону императора и оглядела комнату с любопытством, но без какого-либо трепета. Сорглан испытал болезненный укол совести. «Бедняга, – подумал он. – Она и не подозревает об опасности. Ну да, она ведь не могла подслушивать».

– Ингрид, – выговорил он, следя, чтоб голос не сбился. – Его величество почтил нас своим посещением, чтоб сделать тебе некое предложение.

– Да, – неторопливо начал Гвеснер. – Дело в том, что…

Но тут, прерывая отца, вперёд неожиданным порывом выступил Риган. Это было невежливо, но император без каких-либо возражений замолчал. То есть, понятно, простил.

– Миледи, – сказал герцог. – Я прошу вашей руки.

Сорглан, не отрываясь, следил за лицом дочери.

Она нисколько не удивилась, не испугалась, не нахмурилась и осталась по-прежнему спокойна, словно бы только того и ждала. Опустила глаза, раздумывая, а потом, отпустив руку отца, шагнула немного вперёд. Неуверенно, но самостоятельно.

Прошу вас. Вам как? – спросила она. – Отдельно завернуть или в комплекте? – И протянула свою восково-бледную правую кисть, едва улыбаясь глазами.

Сорглан, Алклета и Канут одинаково опешили, но ещё больше было их изумление, когда, поцеловав протянутую ладошку, Риган вдруг схватил Ингрид и прижал к себе, погрузил лицо в её волосы. Он целовал её в макушку, нисколько не смущаясь удивлённых придворных, Гвеснер же поднялся из кресла и протянул Сорглану руку.

– Итак? – спросил он, улыбаясь. – Решили, граф?

– Да. – Сорглан прекрасно владел собой. – Ваше предложение – огромная честь для всей нашей семьи. Я с радостью отдаю свою дочь в жёны вашему сыну, без боязни и сомнений.

– Отец!.. – едва слышно выдохнул Канут, опуская руки.

– Я рад принять твою дочь в нашу семью, – важно завершил Гвеснер принятый ритуал сватовства.

– Папа. – Ингрид обернулась, отрываясь от Ригана. – Мама… Познакомьтесь с моим мужем. Это о нём я тогда говорила. – И снова приникла к герцогу, прячась от взглядов ошеломлённых родителей и растерянного, раздавленного брата.

Риган нашёл Ингрид на террасе – она уже достаточно окрепла и гуляла по дворцу, но, конечно, строго в сопровождении горничной и охраны. Молодая женщина накинула на себя тёплый меховой плащ и с наслаждением вдыхала влажный, насыщенный морской солью воздух. Уже пахло весной, приближались оттепели, и уже теперь снег медленно оседал под тяжестью выделившейся воды. Конечно, предстояли ещё и заморозки, но немного и, наверное, они будут несильные, а на весну, на время первой травы, перед самым Бельтаном, была назначена свадьба.

Герцог чуть-чуть полюбовался изящной фигуркой любимой и подошёл ближе.

– Доброе утро! – Она обернулась, улыбнулась и снова стала разглядывать парк. – Красиво даже так. Даже без зелени и без изморози.

– Красиво, когда не навалено всякого мусора под кустами и деревьями, – добавил Риган.

– О, тебя, я вижу, ностальгия по родине не терзает.

– Я там был не на своем месте. Здесь я себя чувствую человеком, а там был лишь кусочком монолитной толпы… Солнце, ты не слишком долго стоишь? Трёх недель не прошло, как ты чуть богу душу не отдала.

– Я крепкая.

– Ты красивая. – Он обнял её за плечи. – Пойдём, я отведу тебя полежать.

– Я не хочу лежать.

– Хорошо, тогда отведу тебя к себе и кое-что покажу, а потом ты ляжешь и полежишь. Хорошо?

– А что покажешь? – Ингрид подняла голову и ласково посмотрела на него, ласково и вместе с тем наивно, как ребёнок. Умилённый Риган прижал её к себе. – Да отпусти меня, медведь! Раздавишь!

– Не раздавлю.

– Да что покажешь-то? Расскажи!

– Я велел привезти Ивара из своего особняка…

– Ивара? Сына? – Ингрид встрепенулась. – Пойдём, скорее, пойдём! Ну же!

Герцог слегка нагнулся и подхватил её на руки.

– Не напрягайся. Иду, иду, не бойся.

Молодая женщина, обняв его за шею, смотрела вокруг взволнованно.

Риган преодолел широкую лестницу, прошёл двумя переходами, толкнул ногой дверь и поставил возлюбленную на пол. Она жадно огляделась, рефлекторно оправляя на себе одежду.

Пятилетний, крепенький, как боровичок, мальчик валялся на ковре и пытался составить какую-то осмысленную конструкцию из предметов серебряного обеденного сервиза на двадцать персон. Вилки, ложки и столовые ножи с закруглёнными кончиками были рассыпаны повсюду. Когда открылась дверь, мальчик обернулся, задел рукой башенку, выстроенную из трёх соусниц, большого блюда, тарелки и нескольких чайных блюдец с чашками, и всё это с оглушительным грохотом раскатилось по углам. Он вскочил, смущённо приглаживая волосы.

– Ой, пап, извини, – проговорил он. – Я уберу. Я ничего не разбил, честное слово!

Риган улыбнулся и наклонился к растерянной Ингрид, которая, не отрываясь, смотрела на мальчика.

– Это он. Ивар, познакомься, это твоя мама.

Ингрид подошла к мальчику и опустилась перед ним на колени. Осторожно взяла его за плечо, погладила, улыбаясь сквозь мгновенно выступившие слезы. Она разглядывала его спутанные волосы, лицо с чёткими чертами, которые были сложной комбинацией черт отца и матери, бабушек и дедушек, помятый костюм чёрного атласа, тонкую шейку, такую трогательную, какой она может быть только у детей или красивых женщин, и маленькие исцарапанные руки с длинными изящными пальчиками. А потом опустила голову и спрятала счастливое лицо в ладонях.

– Мама? – удивленно спросил мальчик и вопросительно посмотрел на отца. Тот кивнул. – А чего ты плачешь? Ты что-нибудь потеряла?

– Мама только что нашла, – подсказал герцог. – Тебя нашла, сынок.

Ивар подошёл на шаг и всмотрелся в заплаканное лицо, которое снова показалось из ладоней. Осмотрел со всем вниманием, даже с дотошностью, и удовлетворённо кивнул головой.

– Мама? Да, ты похож на ту маму, которая у моего папы на стенке висит.

Ингрид расхохоталась и прижала к себе ребёнка, портя нежный чувствительный атлас пятнами радостных слёз.