Я курил и мечтательно, сквозь клубы сигарного дыма, смотрел в глубину камня. Мне нравится вспоминать, это позволяет мне вновь переживать события молодости.

От созерцания меня отвлек голос Подхалюзин. Судя по реплике, он, похоже, не услышал рассказанной мною легенды. Или я лишь мысленно вспомнил ее?

– Дорогой камушек, скажу я тебе! Баронесса нашла его совершенно потрясающим образом – у одного ювелира с Сенной площади среди россыпи совершенно никчемных камней. Представляешь? Не увидела, а именно нащупала! Опустила ладошку в кучу хлама и раз! Камень сам пришел ей в руку. Ювелир утверждает, что ранее этого рубина у него не было! Теперь он в моем кольце. Такое вот, брат, чудо…

– Георгий, это очень интересная байка. Но я спрашивал другое. Что скрывается за этими лучами? Что там содержится в глубинах этого кровавого камня?

Подхалюзин поперхнулся и пристально посмотрел на меня совершенно трезвыми глазами.

Его взгляд показался мне необычным. Так смотрят очень больные или смертельно испуганные люди. Я видел подобные глаза на войне. Но что могло так ужаснуть Подхалюзина?

– Георгий, что там? – с нажимом повторил я.

– Хорошо, Александр… Я скажу… – Подхалюзин закурил сигару и с силой, мощной струей выдохнул дым. – Видит Бог, не хочу, но скажу… Там, мой друг, – жизнь…

Совершенно ошарашенный, я молчал. Вопросов у меня не возникало, так как голова была совершенно пуста от каких бы то ни было мыслей. Не менее получаса понадобилось мне на то, чтобы совладать с замешательством. Георгий, воспользовавшись моим молчанием, вновь принялся описывать гастрономические чудеса, явленные миру на факультетском банкете.

Отдышавшись, я бесцеремонно его прервал.

– Я слышал, что величайшие из чародеев могут сковать своего врага, превратив его в статую равную по объему его телу. Восточные маги могут поместить в драгоценный камень непокорного джина. Но кто мог заточить в малом камне жизнь? Георгий, расскажи мне подробно об этом.

Подхалюзин как-то по-особенному тоскливо вздохнул. В его душе боролись две противоположные силы, и ни одна из них не могла одержать победу. О чем говорить? Подхалюзин молчал…

Мне стало стыдно. Что же я, право, столь бесцеремонно пытаюсь разузнать секрет моего друга. Наверное, у него есть все основания оберегать меня от этой тайны. Я решил переменить тему разговора.

– Бог с ним с камнем. Расскажи мне лучше про это страшилище! Не первый раз у тебя в гостях, а все недосуг было спросить. – Я показал жестом на большой аквариум, в котором плавала огромная рыбина.

Подхалюзин поскреб ногтями густую щетину, покрывавшую его толстые щеки и шею, и нехотя выдавил из себя.

– Это Марта купила… Это аравана или «речной дракон».

– Уж не та ли это рыба, что в Азии называют склеропаг? – Как интеллигентный человек, я с радостью поделился с другом своими знаниями. – Дорогущая рыба, одну представительницу этой породы, победительницу сингапурской выставки продали за полсотни тысяч североамериканских долларов! А в Азии, друг мой, деньги на ветер не выбрасывают. Мудрецы считают, что склеропаг приносит богатство и счастье, – я говорил подчеркнуто бодро и жизнерадостно, стремясь вернуть нашей беседе прежнюю легкость.

– Она самая. Склеропаг и аравана – это разные названия одного существа. В Южной Америке используют еще одно имя «рыба-обезьяна», – мрачно ответил Подхалюзин, всем своим видом показывая, что я умудрился-таки своей бестактностью испортить ему настроение.

– Погоди, я сам объясню это название! – продолжил я прежним бравурным тоном. – Аравана умеет подражать другим рыбам.

– Нет, она ест обезьян…

Подхалюзин сделал долгую паузу и еще раз с силой выдохнул дым. Он, словно театральный злодей, наслаждался эффектом, произведенным на меня его словами.

– Понимаешь, Александр, в природе вырастает она до трех метров. И вот эта, по сути, змея с зубами подкарауливает жертву. Аравана, в отличие от большинства рыб, прекрасно видит, что происходит в воздухе. Для ее цепкого взгляда вода не помеха!

Подхалюзин затушил сигару, вскочил и в возбуждении подошел к аквариуму.

– Обрати внимание, она узнает папочку! Шельма этакая, узнает! – он энергично потер руки и протянул их по направлению к рыбе.

– Георгий и… Как же она на обезьян охотится. Даже если и три метра в рыбине. Она внизу в воде, а обезьяна наверху, на дереве?

Хозяин квартиры как-то невнятно вскрикнул и отдернул от аквариума руки.

– Да прыгает она на два-три метра из воды и все. Прыгает и сбивает в воду глупую сидящую на лианах и уверенную в собственной безопасности обезьяну.

– Как прыгает? Как сбивает? Это же чудовище какое-то…

– Почему чудовище? Хищная рыба и делов-то… А какая она умная! В сельве есть племена, которые считают аравану божеством и молятся ей.

– Случаем человеческие жертвы этому богу не приносят? Георгий, как ты мог завести дома столь мерзкое создание?

– Это невыносимо! Я говорю, Баронесса купила. И затем, Александр, ты не справедлив к этой чудесной рыбе. Ты сам только что сказал: «Араваны приносят богатство и счастье». Ну, не злись на нее. Видишь, ее это расстраивает! Иди сюда, девочка, папочка не даст тебя в обиду!

– Что-то у меня от твоего рассказа о привычках этой «прекрасной девочки» даже во рту пересохло!

Подхалюзин, словно линейный корабль, заходящий на боевую биссектрису, обернулся ко мне всем своим огромным телом. Его взгляд стал цепким и приобрел особенную осмысленность.

– Заметь, друг мой, не я это предложил! – Подхалюзин стремительно полез наверх по кованной лестнице, продолжая при этом говорить.

– Марта, будь она неладна, решила прятать коньяк в верхний ящик. Знает же, что мне тяжело лазать по лестнице и намеренно там прячет! Где же он, родной? Жди меня, Александр, я уже спускаюсь!

Подхалюзин грузно спустился вниз и торжествующе поставил на стол запыленную бутылку шустовского коньяка с колоколом на этикетке. Еще секунда и рядом стали два коньячных тюльпана.

– Но, Георгий, мы же договаривались… – начал было я.

– Мы договаривались как женатые мужчины, а сейчас ты – холост! – прервал меня уверенным голосом Подхалюзин и тотчас же вручил мне фужер полный коньяку.

– Будем! – он залпом выпил коньяк и тут же налил еще. – Третьего дня полезла Марта по лестнице прятать коньяк, а аравана ка-а-а-а-к на нее посмотрит! Представляешь, перепугала Баронессу до полусмерти! И правильно, нечего от папочки коньячок прятать. Ну, давай!

После выпитого коньяку мне стало жаль Баронессу, на глаза навернулись слезы. Испугаешься тут, когда такое чудовище на тебя смотрит! Это еще хорошо, что аравана маленькая. А если бы она была трех метров длиной? Я едва сдержался от того, чтобы не расплакаться. Настоящему петербуржцу не пристало проявлять свои чувства, даже в компании близких друзей.

– Александр, посмотри какая она прелестная! И заметь, очень умная. Придет чужой, она прячется. Остались только свои, выплывает, посмотрит, кто чем занимается. Баронессу не любит, а у меня прямо с рук ест. Ну, давай!

– Георгий, не части… – воззвал я к благоразумию товарища.

– Золотые рыбки они тоже умные. Придешь домой, а они тебе навстречу словно собачонки. Глазками лупают, когда, мол, папочка покормит? Аравана же скорее кошка. Живет в доме, а себе на уме. Если не любит, нипочем не приблизится… А то, бывает, сядешь с рюмкой коньяку в руке, она подплывет, расположится напротив и смотрит. И не поверишь, взгляд такой щемящий! Ну, давай! – он выпил, но не со мной, а с араваной!

Я удивленно слушал Подхалюзина. Ранее я не замечал за моим другом склонности к сентиментальности. Что-то происходило с ним и мне это не нравилось. Какое странное отношение к рыбе? Нет, Георгий увлеченно занимается аквариумом. Это его любимое хобби. Но не до такой же степени, чтобы пить коньяк с араваной! Будь она тысячу раз дорогой рыбой.

– Что-то подсказывает мне, вашей семье аравана не принесет счастья!

– Нашей – это какой? Александр, что ты вообще понимаешь в происходящем? Да, моя девочка, рыбка моя не любит Марту. И что в этом такого? Каждый из нас может кого-то любить, а кого-то – ненавидеть. И заметь, на эти чувства могут быть все основания. Ну ты пьешь или нет?