Света вскочила с кровати, накинула на голову платок и принялась за молитвы. Из головы не выходили шоколадного цвета глаза Касьяна. Нет, нет. Так нельзя. Света зажмурилась изо всех сил, стало очень стыдно. За то, что позволяла себя целовать, за то, что не проследила за отцом вчерашним вечером, хотя все и обошлось. Когда она вернулась домой, он мирно спал на кровати в своей комнате, как всегда держась левой стороны кровати, потому что на правой раньше спала мама. Но так нельзя. Нельзя позволять себе такой легкомысленности.
Касьян стоял под горячим душем, облокотившись руками о стену, как будто без опоры боялся упасть. По его телу потоком бежала обжигающая вода, не освежая, а наоборот, еще больше разжигая его внутривенный огонь. Он проклинал свой отчаянный, навеянный скукой, выбор. Была бы возможность отсчитать время назад, Касьян непременно бы воспользовался этим, потому что намного лучше ему было без всех эмоций и чувств, забродивших в нем. Он боролся со своей совестью, которая отчаянно кричала ему больше не звонить Свете, потому что это не принесет ничего хорошего ни ей, ни ему. Что он мог предложить ей, чистой, неискушенной девушке, кроме самого себя, сгораемого от почти преступного желания овладеть ею всей, без остатка?
Касьян мог поклясться, что их вчерашний поцелуй был первым в жизни Светы, что никогда до этого она не прижималась к парням настолько близко, и что, если он не отступит, то будет первым во всем. И больше всего Касьян корил себя за то, что не в силах совладать с этим эгоистичным желанием, быть у нее первым.
Касьян вышел из душа, наспех вытерев свое разгоряченное тело полотенцем. На часах было одиннадцать. Самое время звонить Свете, но он все никак не решался, а, может, и не хотел. Ему вспомнился вчерашний вечер, ночная Москва, объятия и хрустально чистый поцелуй в щеку около ее подъезда, внезапное ощущение счастья. Потом он шел до дома, охваченный непонятно откуда взявшимся романтическим бредом. Все это было вчера. А сегодня, поутру, его сердечное влюбленное недомогание почти прошло. Забылся вкус ее губ, испарилось ощущение касания ее гладкой кожи и шелковистых, пахнущих медом, волос. Остался только горький осадок от погашенного еще вчера неосуществленного безумного желания не расставаться никогда. И сейчас Касьяну хотелось только курить и пить горький кофе с молоком. Он включил кофеварку и зажег сигарету. Легкое покалывание от чувства стыда из-за нарушенного обещания самому себе больше не притрагиваться к сигаретам ушло вместе с первой, такой долгожданной, затяжкой.
Зазвонил телефон. Касьян сел на стул и, докуривая сигарету, слушал мелодию, которая стояла только на одного абонента. И с этим абонентом он не хотел больше разговаривать. Раньше звонки были каждый день, потом стали реже, и теперь раздавались лишь раз в месяц. Скорее всего, в ближайшее время они и вовсе прекратятся.
Прошлым летом его мама сделала попытку вернуть его расположение, приехав из Америки и подкараулив Касьяна у института, откуда он выходил после успешной сдачи экзамена. Но он прошел мимо этой, теперь уже чужой, почти незнакомой ему женщины, включив в наушниках погромче музыку, так, что не слышал ни слова, что она говорила ему вслед. Все прошлое лето он часто и иногда очень много выпивал и веселился так, что его память уже не фиксировала того, что было накануне. Каким-то чудом он сдал оставшиеся экзамены, и его перевели на следующий курс. Каким-то чудом он все еще был жив, несмотря на все безрассудные поступки, которые совершал.
Мелодия растворилась в воздухе, как будто ее и не было. Касьян налил себе чашку кофе в оглушающей пустоте комнаты, которая могла бы звучать счастливыми переливаниями голосов полноценной семьи. А теперь были только он и отец, проводящий свое время на работе еще больше, хотя казалось, больше уже некуда. Таким должно было стать будущее и самого Касьяна.
Раздался телефонный звонок. На этот раз это была не мама. Это была Света.
– Алло, – тут же ответил Касьян, хотя несколько минут назад собирался игнорировать эту девушку.
– Касьян, привет. – Раздался ее мелодичный голос. – Это… Света.
– Я знаю. Привет. – Он улыбнулся, чувствуя через трубку ее смущение.
– Спасибо за вчерашний вечер. Мне все очень понравилось, но…
Улыбка сошла с губ Касьяна. Это ее “но” полоснуло его, как ножом. Он знал, что последует дальше. Ему и раньше отказывали девушки. Редко, но так бывало. И это его не расстраивало. Но сейчас был совсем другой, неординарный случай.
– Но я больше с тобой никуда не пойду, – продолжила Света извиняющимся тоном, – Это ни к чему хорошему не приведет.
– Погоди… Почему ты так решила? – Касьян сам удивился своему надрывному тону, он был в полнейшем исступлении от ее вежливости.
– Просто я не подхожу тебе. Пока. Всего хорошего.
“Всего хорошего!” И это все? После душевных разговоров, после поцелуя, который действительно мог свести с ума? Касьян отшвырнул пепельницу от себя. Она упала на пол, но не разбилась. “Крепкое стекло” , – подумал он, глядя на перевернутую пепельницу, рассыпавшую при падении серый пепел. Сердце неистово колотилось в груди. Как она смеет так поступать с ним? Как она смеет?
***
Через полчаса Касьян парковался около дома Светы. Выяснить номер ее квартиры не составило труда. Стоило лишь обработать фальшивыми фразами о разбитом сердце ее подружку. Социальные сети – это зло. Касьян уже давно это понял, но исправно пользовался этим злом. Если бы не сети, а точнее, не страничка Светы, не список ее друзей, из которого можно было сразу определить, с кем она общается больше всего, то караулил бы Касьян Свету около ее подъезда весь день. Но подвернулась Маша, которая оказалась чуткой подругой, поделившейся с ним точным адресом, хотя и должна была рассказать о его приходе Свете.
С букетом ромашек, которые Касьян посчитал наиболее подходящими для Светы, он поднимался на восьмой этаж этого старого дома. Чувствовал он себя прыщавым девятиклассником, которого вполне могли отшить еще один раз.
Света открыла сразу, не успел Касьян убрать руку с дверного звонка. Как будто она ждала этого звонка, его прихода. Точно ждала. Все же Маша, оказавшись хорошей подругой, предупредила ее. Света стояла босиком, в одном цветастом сарафане до колен, с нелепым пучком, которые делают девушки из волос дома, когда никто не видит. Если она знала, что он придет, то почему не подготовилась к его появлению? Обычно девушки делали продуманную легкую небрежность к его приходу. Но Касьяну понравилась честность Светы. Она такая, какая есть, и все равно красивая.
– Извини, что Маша оказалась слишком болтливой, но ты зря проделал этот путь, потому что…
Касьян резко придвинул девушку к стене, накинувшись на ее губы с поцелуем. Все что угодно, только не отказ. Пусть лучше так, жадно, неистово, когда не хватает дыхания, чем слышать ее отговорки. Света оказалась очень податливой, можно было лепить из нее что угодно. И вот эта иллюзия творчества сводила Касьяна с ума. Ему хотелось гораздо большего. Что если Света сейчас разрешит узнать ее всю, без остатка? Что если из нее можно слепить вечную красоту и любовь, и наслаждаться этим до полнейшего беспамятства?
Света хотела всего лишь остановить Касьяна. Чтобы он не потревожил покой ее дома, а самое главное оставил в покое ее. Хотела, но не смогла. Ее намерения померкли с первым поцелуем. Света отдавала в этих поцелуях все лучшее, что было спрятано в ней за все ее восемнадцать лет. Ее неиссякаемая жажда любви будто проснулась после долгой спячки, ожила, поверила в себя. Не мог человек, так целующий ее, причинить ей вред. Она ему нравится, иначе не выспрашивал бы он ее адрес у подруги и не прибежал бы с букетом ромашек. Ромашки… А где они? Лепестки их опадают к ее босым ногам, как будто сами между собой гадают – любит, не любит. Ну, конечно, любит!
Касьян понял, что пора остановиться. Он был на грани, и эта грань была тонка. Если сейчас не сказать себе стоп, то за дальнейшие действия он мог не отвечать.