— По двенадцать алтынов, — дернул плечом кузнец.

— С ума сошел? — усмехнулась она и собралась уже швырнуть оружие обратно.

— Ладно, рубли серебряные есть? За… пять рублей бери оба, всё одно без дела лежат.

Она подкинула клинок в руке, перехватив за лезвие, и протянула рукоятью вперед.

— Дам твой пятерик, если заменишь гарду на обоих: сделай пошире, добавь не меньше трех фаланг. И рукояти замени на новые, более длинные, эти никуда не годятся.

Кузнец принял мечи, осмотрел, тоже взвесил.

— Вроде под полторы руки надо?

Настя кивнула и повелела еще ржавчину снять дочиста, но на остро клинок не точить, а кончик затупить. Кузнец помялся, но больше не стал торговаться и ушел в дом. Вернулся через минуту, да вместе со своим подмастерьем. Ярослав, подобно наставнику, разгуливал демонстрируя оголенный, мускулистый торс, покрытый лишь асбестовым фартуком. Кузнец передал тому мечи с несколькими заготовками и объяснил заказ.

На все работы ушло не более часа. Умелый подмастерье по очереди разобрал мечи и собрал уже с новыми, более широкими гардами, а маленькие ладошки воительницы идеально поместились на новой рукояти из белой ели.

Не удержавшись от издевки:

— Необычное у вас свидание, — товарищ торжественно вручил тренировочные клинки.

— Мой талант, — заговорила Настя, когда они вышли от кузнеца, — владение любым оружием. Точнее, любым предметом, который создавался как оружие. Тот деревянный черенок, до того, как сломаться о твою не менее деревянную голову, и еще до того, как вообще стать черенком, был древком боевого копья. Копье-то переломилось давным-давно, но черенок остался, как раз хотела его под лопату. И всё же он остался предметом, созданным для сражений, потому и мой талант с ним работал.

Настя поглядела в ясно-зеленую даль, что открывалась по левую руку:

— В общем, сегодня перед зарей приходи в конехозяйство. И потом будем так заниматься каждый вечер. Утром мне не до тебя, а днем работаю — не смей мешаться. Смотри, — подняла она палец, — будешь опаздывать, филонить, жаловаться, пошлю так далеко, что уже не вернешься. Мы договорились?

Рэй вопросительно поглядел на мечи, что остались в руках подруги.

— А это теперь мои. Вместо боевого, что тебе отдала. Черенков у меня больше нет, о тебя ломать.

Глубокое лето: настал сенозарник месяц

Стрела с ромбическим наконечником прыгнула низкой параболой и разбила надвое тонкую дощечку, поставленную как мишень. Плечи лука Ярослава были тонкими и легкими в натяге — для учебы лучше не сыщешь.

— Ну, как проходят тренировки с мечницей? — без интереса спросила Сольвейг спустя пару погожих дней.

Она лежала, перевалившись через большой желтый булыжник — межевую границу ячменного поля, сложив руки под подбородком и болтая босыми ногами. Нагретый полуденным солнцем камень приятно подогревал живот.

— Настя очень старается. Надеюсь, смогу оправдать ожидания. А тебе не надоело жить в лесу? Я нашел себе ночлег, уверен, Левша и тебя пустит, лишь бы кто-то его защищал от воображаемых преследователей. Да и с ребятами бы познакомилась, — ответил Рэй и пустил стрелу в деревянный брусок, установленный шагах в двадцати поверх другого булыжника.

— Мне прекрасно живется в лесу, и я не имею желания знаться с другими героями. Тебя хватает.

— Знаешь, мне немного тоскливо, оттого что тебе приходится оставаться в лесу.

— Шнаешь мне немнёго тошкливо, — раздраженно передразнила она и перевалилась на спину. — Бесишь.

Взгляд ее провалился в сине-зеленое небо, а рыжие волосы разметались по гладкому булыжнику. Рэй выдохнул, притянул тетиву и произвел следующий выстрел. Ныне Рэй приходил в поле каждое утро. В первую очередь, чтобы упражняться с луком, во вторую — чтобы выслушать издевки лисы, которые та изобрела за ночь.

— Вижу, ты всё интересуешься луком. А я ведь была знакома с Горицветом. Сильнейший лучник среди Великих Героев, чтоб ты знал. Могу тоже обучить тебя паре приемов.

— Правда?

— Еще как! Хм-м, ну-у, так и быть, сделаю из тебя мастера-стрелка! — девушка ловко закинула ноги, кувыркнувшись назад себя и соскочив с камня. — Оп-ля.

— А чего раньше молчала?

Она подошла ближе.

— Так, встань-ка на изготовку.

Рэй поднял лук, старательно подобрал спину, расправил плечи и двумя пальцами протянул тетиву.

— Плечо подыми. Хм…

Лисица компетентно потерла подбородок, оценила позу, затем уложила руку ему на плечо, пощупала какие-то мышцы. Потом скорчила знакомую мордочку и отошла обратно.

— Нет.

— Что? — ослабив натяг, обернулся герой.

— Выяснилось, что ты безнадежен, — хихикнула она.

— Быстро же ты сдалась!

Сольвейг уселась обратно на камень, уложив ногу на ногу и снисходительно улыбнулась:

— Ты усердно занимаешься, но тебе недостает глубины знаний, потому и усилия идут прахом, а я не люблю тратить силы попусту. Запомни простую вещь: стрельба из лука — это искусство повторения. Ты бьешь по одной мишени, с одной и той же дистанции, так почему у тебя всякий раз отличаются стойка и натяг? Запоминай удачные выстрелы, а затем стремись не поразить цель еще раз, а вторить своим движениям. Со временем мышцы запомнят сотни правильных движений. Когда счет пойдет на тысячи, мышцы запомнят полет стрелы, ход тетивы, взмах плеч. Попадать будешь с закрытыми глазами. Взгляни на средний и указательный пальцы. В момент выстрела не нужно сознательно их разгибать. Смысл как раз в том, чтобы просто перестать держать тетиву. Дай ей волю. Стрельба из лука должна быть лаконичной и простой: чем больше движений, тем больше ошибок и тем сильнее искажается траектория полета.

Рэй поглядел на лук, обдумывая лисью мудрость.

— По твоим плечам всегда должна идти прямая линия. Стреляя вдаль, ты постоянно поднимаешь левую руку, коей удерживаешь древко лука, но это ломает линию, искажая выстрел. Чтобы поднять угол полета, нужно склонять назад весь корпус. Ты много времени тратишь на упражнения, укрепляющие руки, а следовало бы тренировать спину.

— И почему ты раньше всё это не рассказала? Еще когда я занимался у Амадея, — Рэй опустил лук, заведя руку за спину: мерзкий зуд, что мучал его со дня победы над мороком, никак не удавалось поймать.

— Это азы. Тренируйся дальше и, может быть, станешь готов воспринять еще больше моих познаний.

Сольвейг вдохнула летний флер, что летел через зеленые поля, а потом опять укоризной глянула на героя:

— Ну? — со значением спросила она. Когда Рэй, не уразумев вопроса, обернулся, продолжила: — Пошто беднягу жердяя затравили?

— Ты видела? — сначала удивился он, а затем добавил: — Конечно, скроешься от тебя. Ну, как зачем? — растерялся герой. — Он же…

— Чем он вам навредил?

— Так он прямо по деревне ходил, людей пугал, — внезапно не убедив даже самого себя, ответил изводитель гигантов.

— Ишь. Из-за этого убивать нужно было? Да ладно бы по-честному сразили, по-геройски. А то ведь исподтишка накинулись, вчетвером. Несчастный уж убежать хотел, но куда там! Герои нагнали и зарубили. Свора похлеще дорожных разбойников.

Рэй опустил взгляд, щеки покраснели. До сей секунды победа казалось славной: они, герои, дружны и отважны, схлестнулись с большим, страшным врагом, на силу заполучив победу. «А вот какими мы выглядели на деле».

— Его звали Сябр, — грустно сказала Сольвейг.

— Ты его знала?!

— Только один раз с ним говорила. Необщительный дух. Спросил, не возражаю ли я, что он ходит по этой деревне.

— С чего это он у тебя разрешения спрашивал?

— Я могучий дух, — как само собой сказала Сольвейг. — Луми-кетту — одни из высших духов земли, а я к тому же очень древний. С его точки зрения, мы выглядели, как ребенок и взрослый.

— А что он, вообще, такое?

— Не поздновато ли решил спросить? Жердяй — несчастный, проклятый дух, что обречен скитаться сто лет из ночи в ночь, неспособный найти себе занятие. Побродил бы недельку по вашему захолустью да ушел к следующей деревне свое дело искать.