Рэй отвернулся:

— И надо было тебе в реку лезть, раз воды боишься?

— Можно подумать, я по своей воле в ней оказалась.

— Можно подумать, по моей. Ты ж сама в провожатые навязалась.

— Очень далеко! Обход на тридцать верст — это, в твоем состоянии, почитай, целый день пути, — сказала она, с раздражением отжимая робу. Затем уперла руку в бедро, с разочарованием глядя на глупую одежду, которая, несмотря на ее старания, упрямо оставалась сырой. Нагота ее совсем не смущала.

— Получается, я виноват?

— Получается, ты, — подтвердила она, еще раз тряхнув робой, точно пыльным ковром.

— Оденься, пожалуйста.

— Сейчас вернусь.

Уняв желание проводить беззастенчивую сударыню взглядом, Рэй растянулся на бережке. Сил не было. «Лиша… — подумал он, — хоть бы этот Нос смог за нее заступиться».

Он ненадолго прикрыл глаза. Тем временем пылающие березы угасали, заливаясь пунцовым закатом. Тело пробрало дрожью.

— Не валяйся на земле, у тебя уже губы посинели, — сказала вернувшаяся девушка.

Она вывалила на землю груду хвороста. Рэй сидел подрагивая, спрятав ладони под мышки.

— А тебе н-не холодно в сыром?

— К холоду привыкла. Я выросла далеко на севере, уж там намного холоднее.

— В северном крае? — удивился Рэй и, надеясь-таки разузнать хоть что-то о новой подруге, попросил рассказать.

— Что, про северные дали? — без интереса уточнила она. — Там круглый год мороз, почти нет деревьев и много снега.

— Н-нет. Про твой д-дом.

Она на секунду прервала построение конуса будущего костра. Задумчиво рассмотрела ветку в руках.

— Я очень давно оттуда ушла и мало что помню.

— М-мне интересно, расскажи.

Девушка перевела взгляд на тихую реку, и губы ее слегка вытянулись. Солнце только-только спряталось за зубастыми елями, подкрадывались сумерки.

— Там и правда много снега, — начала она, предаваясь, похоже, очень теплым воспоминаниям. — Знаешь, он там белый. Это особенный цвет, ты такого никогда не видел. Сияюще-белый! Даже когда солнца нет. И всегда разный: сегодня пушистый, завтра колючий, потом упругий, потом теплый.

— Теплый снег?

— Лето, — продолжала она вдохновенно, — длится всего три лунных цикла, за это время отцветают мелкие цветы, что ютятся на солнечных склонах предгорий. Успевают вырасти ягоды, такие кислые и сочные! Голубые горы — горы-мудрецы, из века в век стоят на страже полярных земель. Вечно снежные пики, что тянутся через весь континент, занимая северный горизонт. А долгими зимними ночами можно увидеть, как сияют волшебством небеса. Люди зовут это северное сияние? Представь, необъятная сияющая река течет через небосвод от края до края. А еще, — она вдруг затихла и улыбнулась алому закату: — звезды. Такие многочисленные и яркие. И когда смотришь в небо, можно утонуть в его глубине и потеряться среди всех этих самоцветов, неисчислимых… и таких далеких.

— Ну и к-кто из нас зануда?

Не отреагировав, она спросила с мимолетной надеждой:

— Говорят, вы, герои, приходите со звезд. Это правда?

— Ты явно знаешь, что нет.

— Знаю.

Кострище было собрано, а подруга с усердием натирала палочку, упертую в комок, свитый из тонкого древесного жмыха. Рэй подтащил сырое бревно, выброшенное на берег былым течением, и присел рядом. Струйка дыма вытянулась вверх.

— Спасибо, — сказал он, подставив онемевшие руки к огню.

Закатные лучи скрылись за грозовой тучей, набрякшей под вечер в северной части неба и спешащей закрыть собою небосвод. Рэй глядел в желтые угли, бьющиеся в сердце костра.

— Всё же попробую еще раз. Кто ты?

— Твоя самая большая удача? — надменный и насмешливый тон вернулся, как тут и был. Ни следа уязвимости, которую Рэй приметил полчаса назад, спросив о доме.

— Не похоже на удачу.

— Тогда судьба? — предлагала она варианты, поправляя костер. Языки пламени восходили выше, устремляясь за невесомыми искрами.

— Жестокая судьба. Может быть.

— Или просто случайный результат твоих действий? — повернулась она, а уловив непонимание собеседника, прибавила: — Мы провели вместе целый день. Мог бы уже понять кто я.

— А ты бы что выбрала? Из перечисленных вариантов.

Та усмехнулась, но, ощутив нешуточный тон, ответила уверенно:

— Последнее.

— Случайный результат? Как бы глупо это ни было?

— Как бы глупо это ни было. Я не хочу верить в судьбу, ни в добрую, ни в жестокую, — говорила она, и огонь отражался в ее печальных глазах.

— Хочешь, чтобы всё зависело лишь от тебя?

— Наличие судьбы — ужасная идея. Она всё лишает смысла. Страдания предписаны, победы предрешены. Твое существование ничего не значит. Мне неинтересно проживать задуманную кем-то юдоль. Мои поступки свершены моей волей — так я бы хотела верить. Думаю, лишь то, чего ты достиг своими решениями, пусть и сквозь ошибки, имеет хоть какое-то значение. Воля — основополагающий принцип взаимодействия Нави и Прави, но в истиной форме он проявляется только, здесь в третьем мире — Яви.

Рэй попросил рассказать подробнее.

— Вообрази себе Навь. Тёмный, астральный мир, почти не имеющий границ. Там бестелесная душа чувствует себя очень комфортно. Нет препятствий, боли, волнений и невыполнимых желаний. Но из-за этого в Нави невозможен рост, развитие души. Явь — гораздо более плотный мир, наполненный колоссальным количеством энергии. Жить в тут нелегко, однако именно здесь куются сильнейшие души.

— А ты даже более вдумчива, чем кажешься на первый взгляд.

— А ты не такой уж симпатичный, чем кажешься на первый взгляд, — не упустила возможности вставить шпильку девица.

Рэй лишь выдохнул.

— Чего голову повесил? Непременно ждал лести в ответ? — подняв брови, спросила она. — Глупо ожидать преданности от невольника.

— Ты, что ли, невольник?

— Пленил меня и даже не понимаешь, — грустно улыбнулась она.

— Никого я не… — начал было Рэй, но девушка вдруг подсела вплотную.

Карие, наполненные мудростью и красотой глаза опять захватили его внимание. Внутри насыщенной радужки мерцал черный, слегка вытянутый вертикально зрачок. Он видел эти глаза раньше. И теперь наконец-то вспомнил.

Она прильнула ближе, опустив руку на плечо. Сквозь зябкую одежду ее прикосновения казались горячими. Усталое сердце взволновалось. Она потянула завязку на рубахе и открыла плечо.

— Первым делом ты спросил, где мой дом, словно бы знал, что ответ всё объяснит. Я уже показывала, но погляди же еще раз.

Пальчик опустился с его плеча на грудь. Последовав взглядом, он обнаружил черную татуировку на уровне сердца. Не совсем четкий, сплошной контур походил на лису в прыжке. И было у нее два хвоста.

— Печать Святобора.

Рэй на миг обомлел:

— Дитя…

— Ты хотел всё увидеть? — загадочно спросила она. — Я покажу. Но прежде ответь… — тут все звуки мира исчезли, и только острый шепот сорвался ее с губ: — можно… тебя съесть?

Волнение забурлило в груди еще до того, как по побережью прокатился рокочущий вой, от которого вспорхнули вдали стаи птиц! Хруст костей, перемешанный со звериным ревом, последовал. Она присела на коленки, вытянув руки вперед. Спина удлинилась, изогнулась вниз, затем встала дыбом; из-под робы выстрелили искажаемые судорогами ноги, глубоко под кожей обрастающие мускулами и моментально укрываемые звериной шкурой.

Вой разлетелся по берегу вновь. Чудище, путем стремительной смены гротескных форм, предстало пред героем. Пусть в лесной пещере было темно, он отлично запомнил эту форму и этот взгляд. Зверь, однако, подрос не до прежнего размера, и всё равно масса чудища вкупе с могучими мускулами, которыми обвивалось это совершенное тело, заставляла испытывать трепет.

Завершив метаморфозу, зверь повернулся, обнажив клыки — белые как мел и острые как мечи, а над его станом — более даже волчьим, нежели лисьим — царственно взвились два хвоста с белыми кончиками. Она ступила шаг, и четырехпалая лапа оставила отпечаток в мягком речном песке.