– Привет, – холодно произнесла мама, слегка приподнимаясь на руках и упираясь ими в матрас.

– Привет.

Карие глаза смотрели на меня с опаской. Слегка красные белки говорили о беспокойной ночи, либо о недавних слезах. Я подошла к кровати и села рядом.

– Мам.

– Да, Вилл.

– Мне звонила Натали. Кричала. Звала на помощь. Говорила, что в здании пожар… Но мы вернулись.

Какие прекрасные виды простираются за окнами этой комнаты. За окнами этого дома. Будь у меня возможность, я бы тоже осталась жить в подобном месте. Мне бы хватило простой хижины. Понять Сэма не составляет никакого труда. Тяжелое пасмурное небо нависло над далекими холмами. Острые пушистые пики сосновых деревьев неподвижно стремились вверх, напоминая мне, как и раньше, в детстве, войско облаченных в жуткие доспехи рыцарей. Все вокруг запорошено снегом. Оттенки белого, синего, голубого, зеленого. Неудивительно, что так привлекло внимание Розали. Она, казалось, не слышала меня. Я проследила за ее взглядом. Два человека стояли на улице, среди деревьев, метрах в ста-ста пятидесяти от дома. Это Сэм и Мэри. Они неспешно бродили по окрестностям, что-то оживленно обсуждая между собой.

– Когда-то, очень давно, когда тебя еще не было даже в планах… Я гуляла в университетском парке, под тенью сосен, также, зимой. И думала, – Розали шумно сглотнула и отвернулась от окна. – Думала, какой жизни я бы хотела. Сколько было желаний, мечтаний, планов, идей… Я столько всего хотела, Вилл.

Я облокотилась на колени и в показательном жесте раздражения ударила подбородком о ладонь. Повернув голову в неестественной позе, я уставилась в лицо матери. Терпеть не могла, когда она заходила прям настолько издалека. Спасибо, что история не начинается с момента рождения моих бабушек.

– Пока мы молоды, мы столько всего хотим. Потом, когда приходит время терять… Хоть что-то. Хоть кого-то. Мы не хотим уже ничего.

– К чему ты клонишь? – старалась придать я своему нетерпению больше образности.

Женщина вздохнула и слабо улыбнулась. Ее лицо плавно повернулось в мою сторону.

Я вздрогнула. Она плакала. И теперь обессилена.

– Я не знаю, что тогда произошло. Не знаю, что было в тот день и в те дни задолго до этого, Вилл. Мы с твоим отцом были самыми обычными людьми. Ни денег, ни связей, ни каких-то запрещенных идей. Но за нами начали следить. Я была на втором месяце беременности, когда за мной начали ходить по улице, общаться с моими знакомыми, расспрашивать что-то. Слежка велась даже за твоим папой. Я очень сильно боялась, так как не знала, что стало причиной. Мы собрали вещи и решили уехать в другой город, – мама сделала паузу. Несколько секунд она задумчиво разглядывала пол перед своими ногами. – Но мы не уехали. Я встретила людей, которые решили мне помочь. Я боялась за своего ребенка. Конечно, я согласилась на… Покровительство, – последнее она проговорила с неловкой, шутливой интонацией. – У меня не просили денег, не просили «услуги за услугу», не требовали ничего взамен. Однажды меня спасли от откровенного нападения. После того как ты родилась все изменилось. «Покровители» стали членами семьи. Я доверяла им… Спустя несколько лет, когда случайная ошибка, брешь, пробоина едва не лишили меня тебя, я узнала в чем было дело.

Мама менялась в лице с невероятной скоростью. Вскоре я ее перестала узнавать. Она побледнела и устремила свой взгляд в пустоту, не видя ничего вокруг. Отголоски давно минувших дней неумолимо тянули ее за собой.

– Мне все равно, веришь ты или нет. Ты права, мне все равно. Я не учитываю твое мнение и иногда веду себя на упрямая нарциссиха… Мне плевать.

Я шумно сглотнула и усмехнулась, пытаясь сделать вид, что вижу мать насквозь.

– Будет так, как я скажу. Покровители – семья Кроутеров. Мы с тобой не раз обязаны им жизнью. Чтоб ты знала, что случилось в Парнасе – цветочки. Ты много не знаешь.

Не удивлена. Она в своем репертуаре. Моя мама как минимум необычная женщина.

Вновь демонстративно усмехнувшись, я открыла рот, чтобы вернуть ее к вопросу о Натали. За мгновение, как я почувствовала собственную ничтожность, по причине того, что меня сейчас больше волновала моя гордость и пренебрежительный тон матери, Розали вновь начала говорить

– Все, что я тебе сейчас говорю. Все, что ты от меня услышишь – это то, что является правдой. Ни больше, ни меньше. Многое что ты видела, видишь и будешь видеть – вина людей, цель которых навредить тебе.

– Мне? А куда делись «мы»? Что я успела сделать?

– Вилл… – мама уставилась на меня. – Им нужна ты.

– Цель? Какая цель, мам? Убить? Взять в рабство?

– Они вели охоту, как только я забеременела. После, каждый день, вплоть до сегодняшнего. Я не знала, что им нужно и почему именно ты, но я старалась уберечь тебя.

– Ты обращалась в полицию? Их искали?

– Вилл, с самого твоего рождения мы с отцом этим и заняты. Если мы здесь, значит есть причина.

В любой другой ситуации и с любым другим человеком я бы позволила себе мысль о расстройствах психики. Что угодно, лишь бы не верить. Однако в ее словах мне откликнулись некоторые закономерные вещи.

Выход из дома чаще всего сопровождался скандалом. «Куда ты? С кем? Зачем? Кто там будет? Во сколько ты будешь дома?» Все бы ничего, но о заботе можно говорить с большой натяжкой. Натали, например, называла это «гиперопека».

– Знаешь, что самое пугающее, Вилл?

Я не сводила глаз с матери.

– Годы преследования.

Стоп. Почему тогда я жива?

– А как же покровители?

– Сэм и Мэри со мной уже много-много лет. Я доверяю им, как себе.

– Они что, телохранители? Как и чем они помогают? В чем их преимущество перед, не знаю… Полицией?

– Вилл, прошу тебя, поверь тому, что я тебе говорю. Ведь именно это – вся правда, которая у меня есть. У них сила, о которой ты не можешь представить.

– Мам. Кто. Эти. Люди, – я сжала ее руку, словно пытаясь разбудить ее, избавить от ее наваждения, вернуть в реальность. – Ты не думала о том, что это именно они? Что если это Кроутеры? Не боишься платить по счетам? Не боишься верить сказкам и злодеях, когда рядом «влиятельные покровители»?

– Сэм и Мэри? Нет, конечно, это придет самым последним в голову. Они спасли меня. И тебя. Не раз!

– Тогда почему ты до сих пор живешь в страхе?

Мама молчала. Свет ее карих глаз постепенно мерк. В жизни не чувствовала, как отдаляюсь от человека. Я перестаю чувствовать ее рядом. Я словно остаюсь одна. Радость от победы в споре и громогласном падении соперника с небес на землю, резко сменилась волной омерзения. Уж лучше бы в ее глазах горел этот пугающий одержимый чем-то большим, чем вера, свет.

– Эта семья – залог твоей безопасности. Я и твой отец не можем дать тебе того же. Уже давно.

– Что? О чем ты…

– На правах человека, который дал тебе жизнь, растил, воспитывал, кормил. Я ставлю тебе условие, – мама встала с кровати и обернулась ко мне. Она являла собой воплощение какой-то королевы. Императрицы. – Ты, хочешь того или нет, с сегодняшнего дня, после того как я рассказала тебе все то, что тебе необходимо знать, делаешь все, что скажут тебе: Сэм, Мэри, Джон, Дориан и остальные члены семьи. Их цель – сохранить тебе жизнь. Чтобы ни происходило.

– Смешно.

– Пока да. И я тебе завидую.

– Ты бы себя слышала! На правах, человека, кормил, растил… Убеждать ты не умеешь.

– Мне незачем тебя убеждать. Будет так, как я сказала. Если есть сомнения…

Розали по обыкновению улыбнулась, как если бы я была не ее дочь, а самый злейший враг.

– Представь, что было бы, если бы Кроутеров не было в Парнасе.

После ухода Розали из моей комнаты, я с кровати так и не встала. О том, что прошло несколько часов, я узнала по темнеющему полотну неба. Состояние моего сознания я не могла оценить. Происходящее пока не было реальностью для меня. Я все еще чувствовала себя жертвой розыгрыша. Я никак не могла осмыслить и понять то, что видела и слышала. Это не было моей действительностью.