Утро Мухоморова прошло как нельзя лучше. Несмотря на то, что Нил заснул довольно поздно, встал он бодрым и отдохнувшим, принял душ, побрился, причесался, подушился, оделся, выпил кофе, и к тому моменту, как он обул свои любимые кожаные туфли, привезённые из Милана, к дому подъехал автомобиль, в котором его уже ожидал Хомяков. Водитель погрузил чемодан, и друзья на всех порах помчались в аэропорт. Все складывалось как никогда хорошо, и вечером самолет благополучно приземлился в Ницце. По дороге в отель путешественники застали самое живописное время суток, когда раскаленное солнце постепенно остывало в волнах лазурного моря, даря людям последние краски уходящего дня.

– Ты только посмотри, какой красивый закат! – с неподдельным восторгом произнёс Мухоморов, – нигде больше не увидишь таких красивых закатов, как на Средиземном море!

– Ты одно то же говоришь в каждой стране, – огрызнулся Лёва.

– Старый циник, ты можешь хоть немного порадоваться красивой картине?

– А ты старый, выживший из ума романтик? Любуешься закатом, как шестнадцатилетний юнец, просто смешно.

–Не знаю, какая муха тебя укусила, но твой скептицизм не испортит моего настроя, – ответил Мухоморов. Сощурив глаза и слегка улыбаясь, он задумчиво добавил: – Да, я действительно стал романтиком, стыдно признаться, но я жажду любви, искренней, настоящей, бескорыстной. За всю свою жизнь я ни разу не встречал девушку, которая бы самоотверженно меня полюбила, знаешь, по-настоящему, ничего не требуя, забывая про свои интересы, принимая все мои недостатки, мирясь с моим тяжелым характером. Сейчас я чувствую, что время пришло! Да-да, не смейся, я убеждён что скоро встречу свою единственную!

На какое-то мгновение Лёва подумал, что его друг сходит с ума. – Да уж, похоже, что последний бокал был лишним. Ты и какая-то там единственная? Да ты же законченный бабник и ловелас, да ты же ни одной юбки не пропускаешь, да ты вспомни, сколько женских сердец разбил без зазрения совести. Да скольких лично я успокаивал, в буквальном смысле утирал слёзы, потому что ты не выносишь сцен и истерик (в этот момент Мухоморов немного поморщился, вспомнив последнее расставание с Марьяной). Знаешь что, Нил, ты не достоин настоящей и бескорыстной любви!

– Вот почему я тебя люблю, дорогой мой Хомяков: ты всегда говоришь всю правду в лицо. Не спорю, за мной числится множество мимолетных романов, но я уверен, что после этой поездки жизнь моя изменится радикальным образом!

– Можешь не сомневаться, изменится не то слово, – произнес Лев с каким-то хитрым и озлобленным блеском в глазах.

– И ты этому поспособствуешь, Лева?

– Поспособствую…

–А говорил, что не хочешь быть шафером. Ну что, будем искать мне невесту?!

Так, в сопровождении насмешливых и пустых разговоров Нил и Лев добрались до своего отеля.

Непомерно любящий роскошь, Нил Петрович для своего пребывания в Ницце выбрал знаменитый отель «Le Negresco», расположенный в самом сердце Английской набережной, на углу улицы Риволи. Отель отвечал всем требованиям Мухоморова. Белоснежный фасад своим безупречным видом буквально кричал о том, что здесь могут останавливаться лишь избранные. Ветвистые канделябры с резными стволами в виде купидонов, многоярусная хрустальная люстра, натертые до блеска мраморные полы, огромные гравюры в позолоченных рамах – вся эта красота радушно встречала самодовольных постояльцев, словно монарших особ. Конечно же, Нил Петрович выбрал себе самый дорогой номер, похожий на королевские покои. Сам Людовик XVI мог бы чувствовать себя здесь как дома. Тяжелые узорчатые портьеры с плетеными подхватами и волнистыми ламбрекенами, огромная кровать с атласным балдахином, мягкие ковры, бархатная обивка мебели – эти предметы интерьера вызывали сладкую негу и были призваны хранить безмятежный покой своего хозяина.

Перед тем, как отправиться на ужин, Нил Петрович решил привести себя в надлежащий вид. Достав из своего чемодана подходящий для вечера костюм, он отправился в ванную, а затем целый час провел перед огромным зеркалом, чтобы как следует подготовиться к светскому выходу. Он зажег все светильники и лампочки, расставил туалетные принадлежности, внимательно посмотрел на свое отражение, убедился, что усталость от долгой дороги не отразилась на лице. «Это потому, что душа моя поет, – невольно подумал Мухоморов, – все зависит от внутреннего настроя, и я весел, как никогда!» – И он действительно замурлыкал какую-то незатейливую мелодию себе под нос.

Затем Нил Петрович провел настоящий ритуал красоты: наложил на лицо самых разных дорогих кремов и масок, сделал легкий массаж лица аккуратными похлопываниями, не забыл и про шею: задрав кверху подбородок, закусив губу и скосив глаза к носу, он тщательно распределил увлажняющую эмульсию, обойдя лишь небольшую ранку, оставленную бритвенным лезвием. Затем напитал волосы специальным спреем, уложил густую шевелюру на косой пробор, почистил белоснежные зубы, надушился, немного поиграл мускулами, посмотрел на себя с левого бока, с правого, погладил волосатую грудь, улыбнулся, еще раз повернулся и уже был готов приступить к финальному этапу – одеванию, как вдруг раздался стук в дверь. Лёва стоял в коридоре с бокалом в руке и с удивлением на лице:

– Ты еще в полотенце? Два часа прошло, а ты еще не готов, я умираю с голоду.

– Лёва, ты слишком быстро собрался, лысину намочил и готов, а я в этом деле спешки не люблю, ты же знаешь.

– Знаю, поэтому и с бокалом. Впустишь?

– Входи.

– Черт возьми, шикарные у тебя покои!

Хомяков с неподдельным интересом обвел глазами все убранство номера, от пола до потолка, скинул туфли, чтобы пройтись по мягкому ковру, пощупал обивку кушетки, провел пальцем по картине, изображавшей площадь Массена, и наконец вальяжно раскинулся в мягком кресле, потягивая виски из бокала.

– Да, любишь же ты по-царски жить, – сказал Лёва с такой задумчивостью, словно эта фраза не искала адресата в лице Мухоморова, а случайно вырвалась из уст Хомякова, желавшего оставить эту мысль при себе.

– Могу себе позволить, Лёва. И тебе того же желаю, но ты как-то низко летаешь, все стелешься по земле, хотя возможностей я тебе даю много. И знаешь, что я тебе скажу…

– Уже решил, где будешь тратить сегодня деньги? – бесцеремонно перебил речь Мухоморова Хомяков, не желая выслушивать его раздражающие нравоучения.

– Нет, буду импровизировать. А сначала надо решить, какой ремень подобрать к туфлям.

– Бери первый попавшийся и идем, у меня уже бокал пустой.

– Нет уж, погоди, ты сначала посмотри, какой лучше подходит.

– Нил, ну ты же знаешь, что я этого не люблю, по мне так все равно, любой!

– Ничего, потерпишь, друг ты мне или не друг?

– Друг…

– Тогда сиди и советуй.

И лучшие друзья еще с полчаса провозились с вечерним туалетом Нила Петровича, ибо к ремню и туфлям ему непременно потребовалось выбрать нашейный платок, тем более что сегодня он как-то неаккуратно побрился, из-за чего на коже появилось легкое, но досадное раздражение.

Спустились они к ужину, когда шикарный ресторан шикарного отеля почти полностью опустел и превосходный внешний вид Мухоморова могли оценить только уставшие музыканты, доигрывавшие последние мелодичные аккорды. Было решено остаток вечера скоротать в номере за бутылкой бурбона и неторопливыми разговорами, так как мужчины все же чувствовали легкое утомление после долгой дороги. А на следующий день, восстановив силы, непременно начать вкушать все прелести холостяцкого отдыха.

Глава 5.

Друзья были верны своему намерению: их мигом захватил вихрь роскошной и разгульной жизни. Дни пролетали в бесконечном потоке веселья, табачного дыма, пьянства, чревоугодия, менялись только декорации: рестораны, яхты, казино, женщины. Попутно Нил Петрович успевал заглядывать в дорогие бутики, чтобы приобрести новый щегольский костюм или купить подарок очередной мадемуазель, которая, несмотря на многозначительный опыт Мухоморова, сумела его чем-то удивить. Хомяков много часов просиживал за карточным столом, проигрывая все больше денег, но при этом не теряя надежды сорвать большой куш.