– Это не первый раз, когда мне говорят такое, признаюсь вам. Но все равно спасибо за комплимент, – Мелизман не сдержал смеха, – Мы с вами, кстати, похожи.

Знаменович пристально посмотрел на Мелизмана, не понимая, что вызвало его смех:

– Не думаю, что это так.

Эрих не стал расспрашивать Мелизмана о его изобретении и деталях его компании, понимая, что для этого еще не время.

– Вы, конечно, не собираетесь ехать в республику Киркенес?

– Нет, не собираюсь. И, по секрету, никогда не собирался, – Мелизман еще раз усмехнулся, а затем продолжил серьезным тоном, – Но это последний секрет на сегодня.

Знаменович понимал, что умный человек, каким был его собеседник, расскажет все сам, когда придет время. В этом они действительно были похожи.

Знаменович сидел за рулем. Большинство автомобилей двигались в автоматическом режиме, управляемые централизованной транспортной системой, но Эрих предпочитал контролировать ситуацию сам. Если он управлял автомобилем, он хотел быть уверен, что машина будет слушаться его команд, даже если он внезапно решит развернуться и поехать против течения, что категорически невозможно в автоматическом режиме. Поэтому его машина была старой и полностью механической.

В своей голове Знаменович анализировал каждое слово, сказанное Мелизманом: "Если бизнесмен Абимаур перешел к решительным действиям, таким как слежка и убийство, значит, предложение о покупке проекта уже было сделано. И, видимо, было отвергнуто…"

Уверенно постучав по двери, Эрих Знаменович вошел в кабинет следователя.

– Василий Паныч, рад вас видеть, – Эрих приветствовал своего знакомого.

– Знаменович…! – радостно воскликнул следователь. – Живой. Мы с женой уже начали волноваться. Пришла информация, что в Сомали заживо сожгли группу журналистов.

– О, вечная память коллегам. Но ты же знаешь, я обычно работаю в одиночку.

– Да, ты всегда один. Когда же ты обоснуешься? Я все-таки твой родственник, хоть и не родной, но единственный. Могу найти тебе место здесь, будем сидеть рядом за столами.

– Ай… Расскажи лучше, как у тебя дела?

– Да все как обычно, спокойно, как в Багдаде, – усмехнулся Василий Паныч. – Следователь работает, когда преступление уже совершено.

– А дома?

– Я стал дедушкой.

– Поздравляю, искренне рад за тебя. Куда ты тянешься?

Паныч протянул руку к столу, и из-за его края начало высовываться горлышко бутылки.

– Я же не пью.

– А, да, да, да, – разочарованно вздохнул следователь.

– Я пришел к тебе по делу…

– И я даже догадываюсь, по какому. Убийство Дмитрия Сыкина, хакера и мелкого мошенника. Знама, знама, мы знаем его. У него было что-то не такое уж мелкое, верно?

Эрих улыбнулся, не отвечая.

– Но дело закрыто по статье "Убийство из хулиганских побуждений". На самом деле, – следователь подошел ближе и тихо сказал Знаменовичу на ухо, – дело забрали. Кто-то взялся за него.

Возвращаясь к прежнему тону, Василий Паныч продолжил,

– Это было ожидаемо, иначе ты бы здесь не появился. – Фм. Выяснили ли вы личность убитого?

– Выяснили. Опросили соседей и родственников. Жил с родителями. Редко выходил из дома. Домашний компьютер при попытке взлома самовозгорелся, пожара не было, но жесткий диск и вся информация на нем уничтожены. Мелкий мошенник, но был хитрым. Дверь в его комнату пришлось взламывать. Он жил как в бункере, окна занавешены толстой тканью, вокруг пыль. Но было много мощного оборудования. Спутниковый узел связи, для чего – неизвестно, все забрали спецслужбы. – Паныч громко кашлянул, пытаясь скрыть слово.

– Что с его родителями?

– Ничего, – пожал плечами следователь, – к ним приходили двое, спрашивали что-то о бытовых вопросах. Интересовались, не нуждаются ли они в материальной помощи. О парне ничего не спрашивали.

– Дай угадаю. Один был большой, высокий, второй маленький, как ребенок.

– Да, именно так их описали. Ты уже знаком с ними?

– Да, приходилось встречаться.

– Нужна помощь?

– Спасибо, дядя. – засмеялся Эрих. – Но мне нужно самому разобраться в этом деле.

Василий Паныч кивнул, понимая, что Эрих всегда предпочитал работать в одиночку.

– Только будь осторожен, Знаменович. Это не просто мелкий мошенник, это крупная игра.

– Я знаю, – ответил Эрих, вставая из-за стола. – Я всегда осторожен.

Он вышел из кабинета следователя, оставив Василия Паныча в одиночестве с его мыслями и бутылкой водки. Знаменович знал, что ему предстоит большая работа. Он должен был выяснить, кто стоит за убийством Дмитрия Сыкина и как это связано с Мелизманом и его проектом.

Было солнечно и весело. Мелизман шагал по улице, нагло стуча каблуками, улыбаясь прохожим девушкам, не обращая внимания на то, были ли они в сопровождении мужчин. Он спустился в метро, проехал несколько станций и вышел у гостиницы.

Получив прозрачную карточку-ключ на свой паспорт, он поднялся в номер. Сняв обувь, он направился в ванную комнату.

Ополоснув рот, он уставился в зеркало. Долго смотрел на свое отражение, пока вода с жидкостью для полоскания рта текла из его рта, оставляя пенные следы на подбородке. Лицо выглядело уставшим, он вгляделся в синяки под глазами. Затем щелкнул зубами, вытер лицо и вышел.

Он сел на диван, положил на кофейный столик тетрадь, достал из внутреннего кармана пиджака ручку и начал писать:

"Я все делаю правильно. Я все сделал так, как нужно. В будущем я буду действовать так же, только лучше. Мои цели – превыше всего. То, что мне нужно, хотят все, просто их нужно в этом убедить. Я один, и весь мир для меня. Любое мое желание должно быть исполнено. Все хотят исполнять мои желания, просто я умею желать. Я один вижу механизм, по которому устроен мир. Я один способен чувствовать. Я один! Один! Все остальные – просто так! Сегодняшний день еще не закончен. Нужно работать. Работать!"

Это был самовнушение. Мелизман начинал свой день, мотивируя себя вместо утренней гимнастики.

Поставив точку, он бросил ручку, которая скатилась в сгиб тетради. Поднял руки в разные стороны, распирая ладонями воздух, глубоко вдохнул и громко выдохнул.

Мелизман включил чайник, аккуратно вырвал написанный лист. Прочитал то, что написал минуту назад. Его глаза наполнились смыслом. Он достал зажигалку, подвинул пепельницу, поднес пламя к листу бумаги. Мотивация была ясна, ничего лишнего не должно было остаться.