Сейчас Ашрафи сидел на заднем сидении Газ-21, а на переднем за рулем был его родственник, которого он перетащил в Кабул и посадил за руль такси. Теперь у него были колеса.

Рядом лежал немного переделанный приемник с длинной антенной на ремне.

— Эти? — спросил племянник

Да, похоже, что эти. Белый, нестарый пикап — выехал с охраняемой зоны аэропорта, в кузове что-то было.

— Поехали.

Волга тронулась с места и встроилась в поток, где соседствовали ослы и Камазы, старые Фольксваген Жук и новые советские Волги. Вряд ли водитель пикапа что-то заметил, такси хорошо тем, что оно сливается с пейзажем...

У рынка — Ашрафи вышел из такси, повесил на плечо приемник, хлопнул по кабине и пошел вперед. Впереди — у пикапа уже суетились пехлеваны-силачи, навьючивая на себя канистры

Дождавшись момента, Ашрафи протиснулся между пикапом и прикрепил в давке жучок, толкнув Никитченко. Тот что-то почувствовал, обернулся но увидев лишь афганца — выругался.

Ашрафи прошел дальше и стал ждать.

Закончили с выгрузкой — Никитченко стоял рядом и считал, опытный значит — они пошли в толпу. Протискиваясь мимо развалов с одеждой — Ашрафи надел на голову наушники, отрегулировал звук...

— ...Партия прошлый раз разбавленной оказалась.

— Клянусь Аллахом, рафик, такая с той стороны пришла. Она же запечатанная была!

— Не ври мне, Нематулла. Запечатать можно и здесь. Держишь нас за дураков?

— Как можно, рафик...

Устроившись в дукане за лепешкой с чаем, Ашрафи слушал «музыку» и даже подергивал головой как бы в такт...

Тем временем — там, в дукане Нематуллы, на которого была информация как на похитителя людей и содержателя притона для курения опиума — что-то произошло. Шум, потом русская ругань. Опять шум...

— Вы кто такие?

...

— Я немедленно ухожу. Кто они такие, Нематулла?

— Я твой поставщик, рафик.

— Кто они такие?

— Послушай меня рафик. Ты важный человек у русских. Если сделаешь то что нам надо можешь брать товар бесплатно. А если нет — то не выйдешь отсюда живым...

— Что вам надо?

— Ты слышал про то, что сейчас говорят на улице рафик? Говорят о примирении. Обиженные Аллахом забыв про джихад, который предписан каждому мусульманину как обязательный, хотят продать честь за деньги шурави. Даже часть тех, кто вышел на пути Аллаха, поддался на эту дьявольскую скверну, на происки шайтана. Сказано, что тот, кто ведет себя недостойно тот кяфир. Ты работаешь в аэропорту. Послезавтра — ты пропустишь груз, который мы покажем. И тогда можешь не платить за ту партию, которую мы дадим тебе сегодня. Оставь эти деньги себе, нам они не нужны.

В отрядах Кобальт — всего их было двадцать три — работали лучшие люди, каких могло найти министерство. Кабульскую опергруппу возглавлял «татарин» — воспитанник генерала Новиков, Виктор Ерин, тогда еще подполковник милиции. Всего у Кобальта было два руководителя — сначала его возглавлял генерал-майор милиции Бексултан Дзиоев, заместитель министра и заместитель начальника ГУУР МВД СССР, затем генерал-майор милиции Иван Голубев. Так получилось, что Дзиоев, уже улетевший в Союз — был вынужден вернуться, уже под посольской крышей для того, чтобы оставаться в Кабуле, до подписания перемирия с умеренными моджахедами и особого распоряжения из Москвы. Сейчас все они, собравшись на явочной квартире — точнее вилле, снятой в Кабуле на подставных лиц — слушали пленку, принесенную им одним из оперативников. Пахло жареным мясом, во дворе виллы парни в китайских резиновых тапочках и с АКМСами на плече жарили барашка, через высоченный забор — дувал, доносились крики водоносов. Но все внимание собравшихся было сосредоточено на пленке, открывавшей очередные чудовищные вещи — сотрудничество советских граждан, более того сотрудничество офицера КГБ под прикрытием с моджахедами, использование советских самолетов для переправки в Союз уже не вещевой контрабанды — а наркотиков...

— Груз... — первым заговорил Бексултан Дзиоев

...

— Какой груз?

Захарченко пожал плечами

— Какой угодно. Никитченко имеет право подписи, с его визой пропустят любой груз.

— И все-таки? Люди? Оружие?

— Может даже наркотики. Никитченко, судя по всему, отправляет в Союз наркотики, не только вещи.

В Афганистане — помимо резидентур армии и КГБ была и третья — милицейская. Она называлась Кобальт, в нее входило до шестисот человек, милицейские чины, все они занимались советничеством в подразделениях Царандоя. Несмотря на малочисленность, они добивались многого, потому что КГБ и особенно армия не была готова иметь дело с массовым бандитизмом. Армии нужен реальный противник с штабами, подразделениями, танками, артиллерией и прочим. А тут приходилось иметь дело с оборотнями, терроризирующими страну.

— Предлагаете задержать?

— Предлагаю провести оперативный эксперимент, пропустить груз и посмотреть, что дальше будет. В аэропорту ведется криминальная деятельность, отправляются наркотики. Надо выявить, кто еще кроме Никитченко замешан.

Генерал Голубев, помимо всего, советник министра Ширджана Маздурьяра подумав, кивнул

— Под вашу ответственность

Как всегда...

Захарченко — как и остальные — не знали, что в тот день из Ленинграда возвращается спецрейс с участниками предварительных (заключение соглашения о перемирии должно было происходить в Кабуле, во время Лойя Джирги в торжественной обстановке) переговоров о перемирии.

09 сентября 1985 года.

ДРА, Кабул, аэропорт

В тот день — Захарченко приехал в аэропорт одним из первых. Вообще, около аэропорта терся много кто из советской колонии в Кабуле — кому что-то надо было отправить, кому получить. Каждый день из Союза было несколько бортов, и с каждым — везли водку, черный хлеб, селедку. Короче говоря, не зевай...

Достав из багажника большую коробку, Захарченко огляделся — его афганский агент был на месте, на машине. Они обменялись кивками, после чего офицер пошел внутрь аэропорта.

На входе его остановили

— Куда? Нельзя!

Захарченко предъявил удостоверение

— Военный комендант где?

Военный комендант сидел в кабинете со сломанным кондиционером, отчаянно потел. Из открытого настежь окна — несло керосином и пылью.

Захарченко принял вид придурковатый

— Можно...

Комендант — на двери была табличка с фамилией Слепук — взглянул неприветливо

— Вам чего?

Захарченко просочился в кабинет, держа коробку в обнимку

— Выручай, земляк — горячо и просительно заговорил он — у пацана день рождения, вот, магнитофон бы отправить...

Комендант поперхнулся от удивления

— ... Шестнадцать лет, год его не видел... вот, хоть так...

— Б... ты совсем о...л? Ну-ка, иди за мной

Они вышли в коридор, и тут комендант дал волю своему гневу

— Ты дурак или сроду так!? С чем ты ко мне приперся! Ты бы еще объявление в газету дал, дубина! Сам откуда?

— С Киева, в Москву перевели

— Я с Чернигова. Ну ты дурак... тебя за это могут в двадцать четыре часа в Союз отправить

— Земляк, помоги, а? Я тут не знаю никого...

Комендант прикинул — если отказать такому дураку, он или возмутится, или сам будет искать через кого и нарвется, а по пути и про них расскажет — дурное то дело нехитрое. Потому проще помочь. И с этой мыслью он достал блокнот, черканул пару слов, вырвал страничку

— Вот, держи. Найдешь такого Никитченко, покажешь ему. Тут что?

— Магнитофон, я ж говорил.

— Больше ничего?

— Нет... еще кассеты.

Комендант ругнулся

— Держи язык за зубами. Про это молчок.

— Могила! Спасибо, земляк, век не забуду. А платить кому?

— С Никитченко договоришься. Дуй отсюда. Спросишь у охраны, они покажут...