НЛО над Большим театром Люблю я праздник, где по сцене Красоток носят мужики. Где каждый шаг как бы без цели, Так все беспечны и легки. Где плещет музыка большая Как бы на блюде золотом, Житейской гнусности мешая Долбить мне темя долотом. Люблю, где в зале след моноклей И прочих стекол старины, Сидеть и ни о чем не мокнуть, Как бы свалившийся с Луны. Люблю, люблю!.. Но избегаю. А это значит – не люблю. Эй, долото! Вот мое темя. Пространства нет, скрежещет время: – Не спи, несчастный! Я не сплю. В трудах все дни мои и ночи. Ведь сновиденья – тоже труд. И надо все их приурочить К тому, о чем они не врут. …Мне снится музыка-калека. Но не на блюде, а под ним. Мне снится над кудрями века Последних правд последний нимб. Он меркнет, меркнет… Вдруг – сиянье Такое, что уже не свет. Оно огромней снов и яви, Всего, что есть, Всего, что нет. И как-то я к нему прицеплен И злоб взведенные курки, И праздник этот, где по сцене Таскают девок мужики. И что еще? Еще в крупице Жизнь за пределом всех чудес. И – ах! И страх, И жажда откупиться От этой милости взбесившихся небес. Данди по прозвищу Крокодил Ну что же, спасибо, Данди По прозвищу крокодил. Кому-то привидится в Дании, Что в гости я приходил. И тихо он скажет: – Боже! — Перекрестясь тайком. — Вы так на кого-то похожи. Откуда я с вами знаком? Простите, мы не представлены, Но, право же, не до манер. Я помню Вас где-то при Сталине… Как это возможно, сэр? И молвлю я: – “Данди” смотрели? И он встрепенется: – Да, да! А с ним встрепенутся вместе Все веси и все города. И если мы крикнем: – Изаура! — Кому-то ударит в кровь: – Ах, Загреб-Россия-Замбия! И – больше чем мир, и – любовь! Конечно, не так все просто. И все ж, старина, и все ж, Кто видел одно и то же, Тот в чем-то одно и то ж. И, может, когда мы едем Смотреть чужие края, Мы едем к возможности молвить: “Простите, вы – это я!”. Ну, словом, спасибо, Данди. И не тоскуй, старина. Положим, кому-то ты скучен. Но Библия тоже скучна. И в ней без конца детали, Нужные не вполне. Но все, кто ее читали Иль даже просто листали, В Заире, в Инте, в Италии, В Священной земле и так далее, Незримо живут во мне. Ведь все, что без устали странствует, А значит и ты, мой друг, Рушит границы пространства, Времен размыкает круг… Ну, словом, работай, Данди. Живи еще множество лет. И всем, кто прийдет на свидание, Сегодня ли, в годы ли дальние, Поклон от меня и привет. Кабак “Погребальная стужа”… Кабак “Погребальная стужа” Багровыми окнами тлел. О ужас господний! О ужин! Помедли, прощальный мой ужин, — Я только обед разогрел. Я только созвал аппетиты Всех канувших слез и надежд. Столы моей жизни накрыты. Садись, моя молодость, ешь. Садись, мое детство. Не чавкай. И хлебы в карманы не суй, И дедушкой не величай меня, И фал на столе не рисуй. Но детство рисует, что хочет. Но детство рыдая хохочет, Сквозь выбитый зуб говоря: – Там люди стоят!.. Вышел. Очередь. За дверью огромная очередь С разинутым ртом января. Цинготные тени качает Цианистый ветер луны. И первый талон мне вручает С моей обещательной подписью И с мертвой печатью войны. О, сколько давал я обетов, О, сколько любви обещал!.. – Мне можно? – Всем можно. Входите. Для вас этот праздничный зал. Входите. На пире последнем Все первые мы за столом. О, дней моих белость, о лебеди, За нас! И да сгинет вся мерность! Слепой, дай с безруким я чекнусь. За нас! За судьбу-обреченность, За век наш, за свет-костолом! Исповедь конформиста И я в себе разрушил храм Христа Спасителя. И я на пряник перепек неприбранный Арбат. И я вслед за тобой забыл даятелей своих И вечным стал просителем, Что значит – нищ судьбой И сущностью горбат. Во всем я повторил твой путь, страна моя, калека. Где перегиб в тебе, и я там перегнул. И если б ты доповернула реки, Я бы в себе их тоже повернул. Один ли я такой? Отнюдь! Нет, в колокол не били. Но конформизм не в том. А только в том, что так безудержно светло, И ненавидя, мы тебя любили, Чем мимо воли по тебе лепили Строй мыслей, чувств, добро свое и зло. Что изменилось? Мало что пожалуй. Не знаю как там дальше, а пока В тебе пожары, и во мне пожары, В тебе парламент, и во мне тоска… И надо бы, а не выходит по иному. И вот за жизнь свою уже в который раз Не дом мы по себе возводим, а себя по дому, Который бурно самостроится Без всяких чертежей, а только по биному, По непонятному, по дикому биному, Бог весть когда и кем заложенному в нас. |
