А тетя выпивши А тетя выпивши. Не трогайте. Пускай блюет сквозь версты и года. А дядя выпивши. Не трогайте. Пускай с ножом резвится. Не трогайте страну, пока она не протрезвится. А, впрочем, трогайте. Не тротрезвится никогда. Покуда есть бродильный чан судьбы и боли самогонный аппарат, От заложения за галстук не уйти пожалуй. У мамы новый муж, а старый папа заложил и рад. А мальчик стал свиньей и всходит над державой. Мы порченые в чреве. Червь тоски живой Уже не глистный паразит души, а член большого симбиоза. Свобода? Пей! Достаток? Наливай! Пророк? Ну нет, нас не объедешь на кривой! Мы ждем пришествия Христа. А ждать в бездействии возможно ль без наркоза?! О чистоте жизни Оботраная женщина пришла. Оботраные мысли принесла. В оботраном саду они сидели И на закат оботрано глядели Оботраные люди мимо шли. Оботраные хлопоты несли. Оботраный щенок в кустах пищал. Оботраное небо тихо меркло. А некто сверхоботраный Смотрел на это сверху И чисто-чисто вечность обещал. Земля детей То мытарь – к горлу нож. Дитя он, хоть подонок. То некто Книга Поперек – младенческий аскет. То государство вдруг заплачет, как ребенок: – Отдай валюту, дедушка поэт! А разве ж то валюта, если разобраться. Красивый франк… Вот лира… Шекель – чуть надорван край… Сиротский мизер. Фантики. И так охота поиграться. Но на пол пал Минфин и ножкою сучит: – Отдай! Отдай! Отдай! Мы – детский сад. Магометанин, православный, иудей… Воздушный змей парламента превыше звезд взвивается. Мы не страна, не этнос. Мы – земля детей. И повзросленье к нам не прививается. По детски аморальны мы, по детски и безгрешны По детски любим всей гурьбой за хвост тащить кота. Не потому ль так долго и успешно Нам папа Сталин делал а-та-та?! Земля детей… И если там, в грядущем где-то очень взрослый к нам нагрянет, Увидит он все то ж сквозь жизни суету: Жестокость нашу детскую И дерзкую негрязность, Прозренья, слезы детские И мира детскую мечту. Апельсины давали
Апельсины давали. Бабку сильно давили. Ее вывел ханыга: – Ты жива ли, маманя? – Жива… И зарезал он очередь. И, дивясь его силе, С неба Люди сошли. И сказали такие слова: – Ты велик, ты герой. Мы представим тебя к награждению. Будешь рядом с предвечным сидеть. И при этом не с левой, а с правой руки. И ответил ханыга: – Вы представьте меня к нерождению. Я такой себе надо? Ох, не надо, не надо, братки! Разойдись! Разойдись, говорю! И сошедшие с неба исчезли, Кто в нездешнюю даль уходя, кто в незримую тайную близь. А ханыга кунял на вокзале в колченогом ободренном кресле. И порой пробуждаясь орал: – Р-разойдись! Всех порежу! А ну разойдись! Пришел однажды человек… Пришел однажды человек Из книги “Да”, Пришел однажды человек Из книги “Нет”, Пришел однажды человек-звезда, Пришел однажды человек-поэт, Пришел однажды человек кретин, Пришел однажды человек смола. Пришел однажды человек ”Да запретим!”, Пришел однажды человек “Свобода позвала!” Еще пришли слизняк и дуболом, Еще пришли великий понимай и некумек. И все они сидели за столом. И это был один и тот же человек. И я сказал: – Да-нет, налей-ка нам вина! И Понимай не понял, а налил Кретин. И тихо с неба молвила луна: – Окстись! Что за спектакль, старина! Нет никого. Ты за столом один. Большое, бедное… От детской крашеной пластмассы, От этих дылд, что скачут в классы От вшивых сел и городов О, как хочу бежать в пампасы, На берега пустых прудов. Зачем ты, жизнь, така Дуня, Так некрасива, как во сне?! Большое бедное раздумье, Как детский бог, живет во мне. Аптеку сжечь. В ней нету йоду. Сто магазинов сжечь до тла. И землю всю вернуть в природу, Чтобы дышала и цвела! …Я тихий чай тихонько дую. И тащится за ленью вслед Большое бедное раздумье, Длиною в много-много лет!.. Взгляд Отцы продаются детям. Веселая проституция. Пишут под них, снимают, на сленгах их говоря. Отцы продаются детям за длинные деньги, а куцыми Спешат от себя отмазаться, каталки калекам даря. И ты не безгрешен в этом, и я хотел поживиться, Поесть из кормушки рока. Он ныне один богат. Отцы продаются детям… О, сколько у них чечевицы У наших смертельно смелых, по страху рожденных чад! У наших смертельно смелых, По смуте горячек белых, По смури, по пьяни, по лени, По жажде встать на колени И стадом брести назад, По слому надежды и воли, По боли, По каторжной боли, По бреду рожденных чад! О сколько у них чечевицы! С кокетством панельной девицы, Отвратной и жалкой девицы, Отцы продаются детям. Ночь. Пятница. Музыка. Взгляд. |
