Сделав шаг к деревянной двери с алюминиевой ручкой, Дженн протянула руку с ключом к замку и осторожно ввела его в скважину. Провернув ключ несколько раз по часовой стрелке, она услышала, как замок щёлкнул, и дверь открылась в сопровождении писклявого скрежета.

Дыхание Дженн замерло. Сквозь небольшое открытое пространство она смотрела в темноту, прислушиваясь к каждому шороху.

– Ау, тут есть кто? – подавшись вперёд, еле слышно крикнула она и резко притихла, слушая, как её голос разлетался по всем этажам, распадаясь на многочисленные отголоски эха.

Схватившись за мобильный, Дженна включила на нем фонарик и направила луч света вглубь квартиры, рассматривая помещение на любые признаки жизни. Она заметила, что, в отличие от подъезда, в квартире было чисто и даже довольно приятно. Недорогая, но со вкусом выполненная отделка. Светлые стены с пустыми выемками для фоторамок и одиночный выключатель. Открыв полностью входную дверь, она сразу же увидела другую дверь, расположенную в конце коридора по правую сторону. «Странная планировка», – отметила про себя Дженна. Хотя стоит признать, странным здесь было всё. Тихими шагами девушка проскользнула в прихожую и подошла к закрытой двери, недоверчиво оглядываясь назад.

Возможно, это последние секунды её жизни. Может, она открывает дверь собственной смерти, явно не желая смотреть разуму в глаза. Зажмурившись в страхе, она дёрнула ручку, и дверь легко поддалась ей, открывая вид на освещенную естественным светом комнату без единой души.

Дженна вошла в комнату и сразу же обратила своё внимание на маленький столик из красного дерева, стоящий в центре пустого помещения. На его отполированной поверхности лежал белоснежный конверт, ради которого она и пришла сюда. Подойдя ближе, она наклонилась, чтобы взять в руки то, что принадлежало исключительно ей. Руки Дженн дрожали, когда она открыла конверт и вытащила фотографии из него.

На первом фото были они с Рейданном, проводящие свою первую ночь в загородном отеле. Дженна прикусила губу, вспоминая каждую деталь того вечера. А помнила она всё.

Дженн вспоминала, как они скрывали свой роман от её отца, используя различные способы. Жесты, секретные чаты, записки, подброшенные будто случайно в карман пиджака. Они считали себя мастерами в том, чтобы оставаться невидимыми. Смеялись, сравнивая себя с Бонни и Клайдом. Только цена их промаха была куда выше, чем тюремное заключение. Джонатан Харрисон – её отец – никогда не чурался убирать ненужных ему людей из жизни, если они посмели разочаровать его. И уволить Рейданна для него было бы слишком просто и даже бессмысленно. Таким людям, как её отец, была необходима жестокая мера наказания, ведь только так можно ощущать свою власть и превосходство над другими. И зная об этом, Дженна в ужасе представляла заголовки, просочившиеся в СМИ: «Дочь секретаря юстиций была замечена в компании личного охранника семьи Харрисонов – Рейданна Смита», и мысль о том, что отец узнает об этом, вызывала леденящий страх.

Но время шло, а Дженна и Рейданн продолжали пребывать в своём собственном мире, где не существует ни её отца, ни других людей. «Любовь способна выдержать любые испытания», – думала девушка, продолжая искусно врать людям в лицо, притворяясь сукой по отношению к Рею, в то время как оставшись с ним наедине она раскрывалась с другой стороны, была полна страсти и любви к нему.

Дженн перешла ко второй фотографии, где они стояли в объятиях в одном из закрытых баров Лондона. Их секретное место. Её сердце вновь сжалось при воспоминании о том моменте. Перед этим они сильно поссорились, потому что Дженн часто давила на него. Ей была невыносима сама мысль, что Рей не принадлежит ей полностью. Иногда она признавалась самой себе, что её чувства к нему затмевают всю её жизнь, она растворяется в Рейданне до беспамятства, в то время как он умело разграничивает их отношения и свою собственную жизнь, где ей нет места.

Дженна быстро отложила второе фото и посмотрела на третью фотографию, на которой Рейданн был запечатлён со своей семьёй на прогулке. Её сердце скулило от боли при виде, как он счастлив без неё. С какой нежностью он смотрит на свою маленькую дочь и ведёт её за руку. На их лицах были улыбки, их объединяло тёплое семейное единство. То, чего у Дженн с Реем не будет никогда.

Она знала, что Рейданн был женат ещё задолго до их встречи, и, смотря на эту фотографию, она отчётливо чувствовала себя чужой в его мире. Но внутри теплилась надежда, что между ней и Реем было нечто большее, чем обычная влюбленность. Или она просто хотела верить в это…

Неаккуратно бросив фотографии обратно в конверт, Дженн заметила на дне небольшой клочок бумаги, сложенный пополам.

– Это что ещё…

Запустив пальцы внутрь, она достала записку. Быстро открыв её, девушка бегло прочитала напечатанный в ней текст:

«Каникулы в Швейцарии прошлой весной, Дженн? Ещё одна смелая ложь… Ты обвела вокруг пальца своего отца, но меня не обманешь.

Помни. Все твои секреты, Дженна-Мария Харрисон, в моих руках».

Неделю спустя

– Она опять звонит. – Появляясь в дверях мастерской, Маэль протягивает мне телефон. – Уже раз в пятнадцатый, – вскользь уточняет он, внимательно изучая моё лицо. – Что у вас стряслось?

– Ничего такого. – Взяв мобильный из его рук, я откладываю его аккуратно в сторону, стараясь не сильно пачкать телефон глиной.

– Опять ваши женские секреты. – Выдохнув, брат осматривает помещение, полностью заставленное сырыми эскизами скульптур, созданными за несколько дней и бессонных ночей. – Это кораллы? – Подходя ближе к одной из фигур, Маэль сводит брови к переносице, рассматривая её со всех сторон.

– Нет, балерина.

– Ты шутишь?

– Это абстракция, Маэль. – Откладывая шпатель в сторону, разворачиваюсь к нему. – Видишь спину? – Веду сухой кисточкой по основанию фигуры вверх. – А вот это шея.

– Ну, допустим, – недоверчиво соглашается. – Тогда что это? – он задумчиво опускает глаза вниз и кивает в сторону настила.

– Лезвия, символизирующие трудности и боль.

– Так, понятно, – тут же отмахивается брат. – Кажется, я совершенно не разбираюсь в искусстве.

– В нем не обязательно разбираться, Маэль, – устало улыбаюсь. – Важно прочувствовать. Эмоции. Детали. Скрытый смысл. – Отвлекаясь от скульптуры, я перевожу глаза на брата, замечая, что он в куртке. – Ты же не собираешься сейчас уезжать, да?

– Собираюсь, – резко поменявшись в лице, быстро отрезает он. – Есть дела в городе. – Маэль поворачивается спиной ко мне и продолжительно смотрит в окно, скрестив руки на груди.

– Ты не можешь вечно игнорировать его, Маэль, – произношу на выдохе, спешно снимая с себя фартук.

– Эва, не делай проблему из того, чего нет!

– Зачем ты так с ними?

– Мне достаточно того, что я читаю и слышу в новостях каждый день. Поэтому не считаю нужным объяснять своё поведение.

– Маэль, услышь себя… – вытирая руки от остатков сухой глины, бросаю тряпку на пол. – Разве ты не должен быть на его стороне?

– Нет, не должен, Эва, – взрывается он, поворачиваясь ко мне лицом. – Пора и тебе принять тот факт, что даже близкие могут быть теми ещё… засранцами, – осекаясь на последнем слове, он будто сразу же приходит в себя после окутавшей волны импульсивной вспыльчивости.

После его слов в мастерской повисает тишина с осязаемым напряжением в атмосфере. Я знаю Маэля лучше, чем кто-либо. Знаю, как тяжело ему даётся переживать сложившиеся обстоятельства, связанные с отцом. Но за последние несколько дней я его вовсе не узнаю. Брат пропадает где-то целыми днями, возвращаясь глубоко за полночь, когда все отходят ко сну. И чем больше времени проходит, тем сильнее он отдаляется, возводя невидимую барьерную стену между собой и семьей. Я разделяю его чувства обиды и грусти, но не могу принять тот факт, что он так легко верит всему, что рассказывают в новостях.