В то же время наследник русского престола, а позднее царь Николай II находился в плавании на мощном броненосном крейсере «Память Азова». Целью его путешествия являлся Владивосток. Здесь Николай должен был заложить первый камень в строительство Транссибирской железнодорожной магистрали. В свите цесаревича путешествовал морской офицер Генрих Гугович Кейзерлинг, граф, родом из Литвы, где находилось его родовое поместье1. Во время последнего отрезка пути из Кобе в Японии они видели много китов. Во Владивостоке граф Кейзерлинг решил восстановить дело погибшего Дыдымова.
Наземная станция еще существовала, и со временем Кейзерлинг ее выкупил. Однако опытные в промысле люди либо уехали, либо утонули, так что графу потребовалась помощь норвежцев. Это оказалось трудной задачей. Кейзерлинг столкнулся с нежеланием норвежцев делиться своими методами с возможным конкурентом. Решением стал промышленный шпионаж.
В начале лета 1893 года в Вестфирдир в Исландии на борту шхуны из Норвегии с продовольствием и снаряжением для китобоев прибыл моряк Хенри Карлссон. На самом деле это был не кто иной как сам Кейзерлинг, решивший изучить норвежскую методику промысла. Устроиться на китобойную шхуну в качестве матроса ему помог один норвежец из Санкт-Петербурга. Работодателем была недавно созданная компания «Китобойное общество Хёугесунна», «Талкна-общество», как ее называли, по имени наземной станции на одном из подходящих мысов Талкна-фьорда, в остальном окруженного крутыми скалами.
В течение шести месяцев графу Кейзерлингу пришлось трудиться как простому матросу, испытывая на себе все неприятности холодного исландского лета и осени. Он так вошел в роль Хенри Карлссона, что, когда промысловый сезон закончился и он отправился домой на большом пассажирском лайнере, почувствовал себя в первом классе не в своей тарелке. «Богатая обстановка мне казалась такой чужой и неприятной, что меня постоянно тянуло к пассажирам третьего класса и к матросам, с которыми я легче находил общий язык. Так легко потерять свой социальный статус в течение шести месяцев, что я уже не знал, о чем говорить с равными мне по происхождению»2.
Однако, вернувшись домой, Кейзерлинг быстро освоился среди элиты. Он воспользовался знакомством с наследником русского престола и обеспечил, как и его предшественник Дыдымов, государственное финансирование своего сибирского промыслового проекта. Он заказал две промысловые шхуны на верфи «Механическая мастерская Акера» длиной тридцать метров. Таким образом, они были немного больше, чем уже трудившееся в Талкна-фьорде судно, и имели более мощные паровые машины. На самом деле «Николай» и «Георгий» стали крупнейшими на тот момент китобойными судами. Осенью 1895 года они отправились из Осло-фьорда. Суда прошли на восток через Средиземное море и Суэцкий канал. Два опытных гарпунера из Саннефьорда были единственными норвежцами на борту.
Компания Кейзерлинга добыла в общей сложности за период с 1895 по 1903 год около тысячи китов, в основном синих китов, сельдяных полосатиков и горбачей. Летом из них вытапливали ворвань и готовили удобрения на собственной фабрике. Зимой суда Кейзерлинга добывали китов много южнее и привозили в японский город Нагасаки. Там китовое мясо традиционно пользовалось спросом как пищевой продукт. В одном из старинных японских трактатов о разделке китов, изданном в 1832 году, отмечалось, что наиболее вкусным является пенис молодых китов3. Это мясо можно готовить на сковороде или отваривать, оно подавалось с соевым соусом, саке или соусом санбайсу. Двенадцатиперстная кишка, желтая снаружи и красная внутри, годилась для пищи только беднякам. В кулинарном справочнике по мясу китов 1832 года ничего не говорилось о синем ките, зато упоминалось, как можно использовать переднюю полосатую часть сельдяного полосатика и горбача. Старинная японская методика добычи китов с помощью сети и множества лодок давала возможность ловить крупных и сильных животных даже в то время, когда еще не знали ни паровых шхун, ни гарпунных пушек. Однако с появлением современного модернизированного китобойного промысла доступ к разным видам китового мяса стал стабильнее и проще.
Мирная торговля китовым мясом прекратилась в 1904 году, когда развязалась Русско-японская война. Война покончила с компанией Кейзерлинга. Суда и снаряжение японцы присвоили в качестве трофеев, а персонал некоторое время провел в японском лагере для военнопленных. Норвежец Хенрик Мельсом из Стокке в Вестфолле, гарпунер и шкипер Кейзерлинга на протяжении последних шести лет, лишь чудом избежал плена4. Как и другие капитаны, он получил фальшивую телеграмму с приказанием следовать в китайский Шанхай. Японские военные корабли ждали их в Корейском проливе. Мельсом распознал подвох. Под покровом ночи он попытался проскользнуть мимо японцев с погашенными огнями. Огромные зловещие силуэты военных кораблей просматривались в темноте, а маленькое китобойное судно не заметили. Мельсом и его команда благополучно добрались до Шанхая.
Судя по всему, Мельсом не обижался на японцев после этих событий, поскольку в последующие годы он и многие другие норвежские гарпунеры участвовали в японском китобойном промысле. Им хорошо платили. Японцы очень ценили «норвежский метод», как они называли промысел на маленьких паровых судах с гарпунной пушкой.
Юро Ока, директор крупнейшей японской китобойной компании, впоследствии рассказывал о начале деятельности в 1899 году: «Я возложил всю работу по созданию компании на друзей и родственников и отправился в Норвегию, чтобы самому изучить этот метод»5. Норвежцы, похоже, отнеслись к нему, приехавшему с другого края Евразии, более дружелюбно, чем несколькими годами ранее к Кейзерлингу из соседней России. Во время путешествия по Норвегии молодой японец осмотрел верфи и промысловые станции. Он также побывал в море на промысловом судне. В результате Ока решил, что, если японцы хотят добывать китов, нужно взять на вооружение норвежский метод. Обработку туш на суше, напротив, лучше продолжать по японской традиции, поскольку в Японии основным продуктом является китовое мясо, а не жир.
Многие японцы в последующие годы приезжали в Норвегию на обучение, для найма персонала и покупки судов и снаряжения. Некоторые промысловые суда фрахтовали вместе с экипажем непосредственно у норвежских судовладельцев. Обмен с Японией не только стал выгодным для многих норвежцев, но и весьма неоднозначным для страны в целом. Норвежская рыбацкая газета «Норск фискеритиденде» предупреждала в 1906 году, что, обучая «беспринципного и расчетливого конкурента»6, можно лишиться первенства в мировом китобойном промысле.
В 1910 году американский зоолог Рой Чэпмен Эндрюс побывал в Японии и своими глазами увидел, как здесь промышляют китов. Эндрю объехал весь мир и собирал экспонаты для Музея естественной истории в Нью-Йорке. Он ходил вместе с китобоями в море, как только выпадал такой шанс. В Японии Эндрю участвовал в промысле вместе с Хенриком Мельсомом и другими норвежскими капитанами. Так он убедился в том, что даже после сорока лет применения гарпунной пушки с разрывным снарядом убить кита моментально получается далеко не всегда.
Однажды утром Эндрю проснулся на борту китобоя «Реккусу Мару» от того, что двигатель то останавливался, то вновь начинал работу. Это был явный признак того, что корабль маневрирует, чтобы напасть на кита. Искусство заключалось в том, чтобы рассчитать, когда он вновь вынырнет на поверхность, чтобы вздохнуть.
Эндрю быстро оделся, схватил фотоаппарат и побежал наверх под холодный дождь. Гарпунер и капитан Фредрик Ульсен из Драммена уже ждал на носу судна в полной готовности. Японский рулевой рассказал, что они с шести утра преследуют синего кита. Американец мог собственными глазами видеть, как они постоянно прицеливались для выстрела. Как только кит всплывал к поверхности, чтобы подышать и отдохнуть, они мчались вперед с целью захватить его, пока он снова не уйдет в глубину. В девять часов кит показался достаточно близко, но все еще был недоступен. «Готовься, в следующий раз он будет ближе!» – кричал капитан Ульсен7.
